Кабинет главы правительства выходил окнами на площадь, так что Джеф отлично видел толпы протестующих, которые расхаживали возле здания. С одной стороны подтягивалась возглавляемая миссис Эйвери армия рассерженных женщин с малышами; с другой собралась группа поменьше, несущая плакаты с призывами типа «Прислушайтесь к молчаливому большинству!» и «Позвольте нам жить спокойно!».

На плакатах сторонников миссис Эйвери красовались менее обоснованные призывы. Джеф прочел один из лозунгов: «Изгоним их огнем». А на футболке одного из малышей было написано: «Сатона среди нас».

— Судя по орфографии, все наши усилия по повышению уровня образования в Харсли пропали даром, — сказал Ленни Макэндрю и начал жевать шоколадное печенье.

Оба стояли у окна в ожидании. На нейтральной полосе между двумя лагерями сновали телевизионщики и полицейские; они расспрашивали демонстрантов так, как велел им профессиональный долг.

— Может, полиция их разгонит, — сказал Джеф.

— А как же право на мирные демонстрации, — отозвался Ленни. — Ведь они ничего противозаконного не совершили.

Джеф заметил миссис Эйвери, она со всей искренностью давала интервью репортеру с телевидения и эмоционально указывала рукой на здание муниципалитета. Малышка, которую она до этого держала за руку, куда-то незаметно смылась. Гудение голосов, слышное даже сквозь закрытые окна, нарастало и превращалось в гвалт.

Что-то явно рассердило миссис Эйвери. Она прекратила давать интервью и, расталкивая толпу, пробралась к группе, именовавшей себя «Обеспокоенные жители против нарушителей порядка». Она набросилась на мужчину в красном спортивном костюме, и после этого Джеф ее больше не видел: началась толкучка, а потом и драка.

— Этого-то я и боялся, — сказал Ленни. Темно-синими пятнышками в толпе выделялись полицейские, которые выбивались из сил, как плывущие против течения рыбки. — Теперь, Джеф, этим будет заниматься полиция. Мы здесь уже ничего не можем поделать. — Глава правительства закрыл жалюзи. — Пора тебе подумать о выборах.

— В данный момент как-то не тянет.

— И о Грэме Вэнсе.

У Джефа сердце ухнуло в пятки.

— В каком смысле мы должны о нем подумать?

— Либо ты, либо я должен передать дело в полицию, у нас на это есть достаточные полномочия. Мне понятно, отчего ты не хочешь делать это накануне выборов. Надо учесть и то, что, как только мы приступим к этому, придется информировать и социальные службы, потому что встает вопрос о защите детей. И после этого от нас почти ничего уже не будет зависеть.

— Что именно ты хочешь сейчас сказать?

— Возможно, ты решишь отложить это дело на более поздний срок, скажем на конец года.

Джеф задумался. Да, к тому моменту пройдет достаточно времени после этих выборов, но будет еще далеко до следующих, так что с точки зрения политики потери будут сведены к минимуму. Но ведь тогда у Вэнса, если допустить, что он действительно для кого-то представляет опасность, будет время замести следы и продолжить заниматься своими делишками.

Ленни, должно быть, воспринял молчание Джефа как определенную рекомендацию.

— Или мы с этим разберемся на внутреннем уровне. Не поднимая шума.

— То есть, хочешь сказать, ничего не предпринимать.

— Не то чтоб совсем ничего…

— Ты сейчас говоришь почти как тот тип, с которым я разговаривал вчера, — сказал Джеф, чувствуя, что вот-вот сделает какое-нибудь колкое замечание. — Наверно, в каждом из нас и правда имеется частичка Хоббса.

Джеф вернулся в свой кабинет и прослушал сообщения, среди которых было пять обращений домовладельцев из Харсли-Райз, грозивших подать в суд из-за того, что беспорядки привели к падению цен на их недвижимость, а также десять просьб от арендаторов муниципального жилья переселить их в другой район, поскольку они опасаются погромов.

Джефа беспокоило то, что они обратились именно к нему, а не в жилищную службу. А это говорит о том, что они видят в нем и причину кризисной ситуации, и ключ к ее разрешению, так что можно сделать неутешительные выводы по поводу предстоящего в четверг голосования. Город катится ко всем чертям. Он был уверен, что сделать с этим уже ничего не удастся.

Тремя этажами ниже выли полицейские сирены. Одному богу известно, какие теперь появятся заголовки в газетах. Возможно, ему удастся еще до обеда что-то предпринять, и тогда его имя будет украшать первые страницы вечерних газет. Он решил, что стоит снова, и в последний раз, посетить Хоббса.

Антихрист сидел у маленького пруда в саду за своим домом. В пруду не было ни рыбок, ни растений; он бы покрыт зеркальной гладью льда. Не видно было цветов или кустов, не пели скворцы или дрозды.

— Самому не верится, что я веду такие разговоры, — сказал Джеф. Черный кофе, как и в тот раз, не остывал, хотя прошло уже много времени. — Но я попрошу вас еще раз. Пожалуйста, уезжайте отсюда. Оставьте нас в покое, позвольте жителям исцелить этот израненный район.

Хоббс, претендент на роль Антихриста, вежливо кивнул, но этим он явно показывал только то, что слушает собеседника, а вовсе не выражал согласие.

— Теперь вы им верите, не так ли?

— Скажем так, я видел, на что вы способны, и важен результат ваших действий, независимо от того, являетесь ли вы тем, кем себя называете, или нет. Сейчас в этом районе все разрушено. Дома. Человеческие отношения. Доверие. И это сделали вы.

— Я ничего не сделал, советник Блейк. — Хоббс подлил себе кофе; кофейник был недорогой имитацией чеканки по серебру. — В этом у меня не было необходимости. Они все это сами с собой сделали, а началось все с тех пор, когда их перестало волновать, где проводят ночь их дети, а может, тогда, когда они стали спокойно относиться к краденым вещам, или даже тогда, когда они стали сливать моторное масло прямо в водосточную канавку. Вот поэтому мне и не пришлось искать войн и беспорядков, советник. Мне лучше всего работается там, где люди не прилагают никаких усилий, даже самых скромных, чтобы изменить жизнь к лучшему.

— Вы сеете раздор.

— Он здесь был всегда.

— Но вы все же постарались дать им повод, из-за которого они обязательно подерутся.

— Как я уже сказал, советник, я ничего не делал. — Он улыбнулся, и улыбка его была такой искренней. — Как и вы. Вы довольно часто ничего не предпринимаете, верно? Я же совсем один. Для того чтобы поставить целый район на колени, потребовались усилия многих и многих людей, без них я не справился бы.

«Я веду прения с Антихристом». Джефа вдруг охватило изумление. Все политические перевороты, после которых ему удалось удержаться у власти, все тайны и покровительство, все, что он держал на черный день своей политической карьеры, все это внезапно оказалось совершенно ничтожным. Его не слушал сейчас ни один журналист, но при этом ему казалось, что сейчас о его прегрешениях слышит весь мир.

Антихрист заулыбался еще шире, как будто слышал откровения, пронесшиеся в сознании Джефа.

— Грэм Вэнс, — сказал он. — Вот, помимо всего прочего, ваш личный вклад в общее бездействие. Счастливого пути, советник Блейк.

Возвращаясь на улицу но дорожке от дома Хоббса, он заметил, что теперь трава была мертвой не только на полосках с обеих сторон вдоль ограды участка Хоббса. Чернота расползлась, поглотив газоны перед обоими соседними домами.

Какой все-таки славный весенний день, пусть ему и пришлось уклониться от бутылки с зажигательной смесью, которой запустил в него кто-то из ребятишек. Джеф смотрел, как в зеркале заднего вида все меньше и меньше становится виден Харсли-Райз. Чем дальше он отъезжал от района массовых беспорядков, тем более привычным и нормальным становился мир. Он стал считать кусты сирени: один, потом группы по два и три, а потом целая цветущая изгородь, и от сладкого аромата, который проникал в машину через вентиляционную систему, становилось почти что дурно. Он задумался о том, как скоро и этим кустам предстоит зачахнуть и засохнуть.