— Скажи мне, кто это сделал, — прошептал Дракон, — и мы отомстим.

— Нет.

Послышалось длительное шипение, как будто где-то глубоко в груди Дракона открылся клапан.

— Ты шутить со мной вздумал?

Уилл повернулся лицом к стене:

— Это мое дело, а не твое.

— Все, что касается тебя, — мое дело.

Слышалось постоянное тихое урчание, бормотание, гул мотора, который сходил на нет, как только человек переставал обращать на него внимание и прислушиваться. Отчасти это была вентиляционная система, потому что воздух внутри никогда не пребывал в покое, хоть иногда и казался каким-то пресным. Остальное — это голос самого Дракона, которым тот давал понять, что жив. Уилл прислушался к этим механическим звукам, гаснущим в глубине туловища тирана, и у него возникло видение — утроба Дракона без конца и края. Казалось, вся ночь уместилась в этом темном металлическом каркасе, она простиралась не вширь, а вглубь, нарушая все законы природы, звезды мерцали где-то на уровне дальних конденсаторов и бака с горючим, где-то там была и растущая луна, может быть застрявшая в редукторе.

— Я не буду говорить об этом, — уперся Уилл. — Все равно я ничего тебе не скажу.

— Скажешь.

— Нет!

Дракон замолчал. Кожаная обивка кресла слабо поблескивала в приглушенном свете. Уилл почувствовал боль в запястьях.

Исход был предрешен. Как бы Уилл ни старался, он не мог противиться зову кожаного кресла с подлокотниками, ожидавшими его запястий, чтобы вонзить в них свои иглы. Дракон проник в него, узнал все, что ему было нужно, и на этот раз выходить не стал.

Уилл шел по улицам деревни, оставляя за собой огненные следы. Его переполняла злоба сидящего в нем Дракона.

— Выходите! — ревел он. — Давайте сюда ваших зеленорубашечников, всех, или я сам за ними приду! Я обойду все улицы, все дома! — Он схватился за дверь одного из домов, дернул и сорвал ее с петель. Загоревшись, она упала на землю. — Здесь прячется Спилликин! Не дожидайтесь того, чтобы я сам пришел за ним!

Чьи-то руки, состоящие из одной тени, швырнули Спилликина лицом вниз под ноги Уиллу.

Спилликин был тощий как жердь, безобидный парень, который любил побродить по болотам. Он взвыл, когда огненная рука Уилла схватила его за предплечье и рывком поставила на ноги.

— Следуй за мной, — холодно приказал Уилл-Дракон.

Удвоенный гнев был так велик, что против него никто не мог устоять. Уилл раскалился, как бронзовый идол, за ним тянулся шлейф жара, сжигая на своем пути растения, опаляя фасады домов, охватывая пламенем волосы тех, кто не успевал убежать.

— Я — ярость! — кричал он. — Я — кровная месть! Я — правосудие! Утолите мой голод — или вас ждут мучения!

Зеленорубашечников, разумеется, выдали. И конечно, среди них не оказалось Безымянного.

Их поставили перед Драконом на площади Тирана. Они стояли перед ним в грязи, опустив головы. Только двое из них оказались так неосторожны, что дали застать себя именно в зеленых рубашках. Остальных притащили полуголыми или в домашней одежде. Все они были в ужасе, один даже описался. Их семьи и соседи последовали за ними на площадь и теперь оглашали ее жалобными воплями. Уилл одним взглядом заставил их замолчать.

— Ваш повелитель знает ваши истинные имена, — сурово сказал он зеленорубашечникам, — и может убить вас одним словом.

— Это правда, — сказала Яблочная Бесси. У нее было бесстрастное, каменное лицо. А между тем Уилл знал, что один из зеленорубашечников — ее брат.

— Хуже того, он может заставить вас впасть в такое сумасшествие, что вам покажется, будто вы в аду, и терпеть вам вечно адские мучения.

— Это правда, — сказала колдунья.

— И все же он не обрушил на вас весь свой гнев. Вы не представляете для него никакой опасности. Он презирает вас, как существ незначительных.

— Это правда.

— Только одному из вас он хочет отомстить. Вашему главарю — тому, кто называет себя Безымянным. Так вот, ваш милостивый повелитель предлагает вам следующее: а ну, встаньте ровно! — Они повиновались, и он указал им на горящую головню. — Если ко мне доставят Безымянного, пока горит этот огонь, вы свободны. Если нет, вы испытаете все мучения, какие только сможет изобрести для вас изощренный ум Дракона.

— Это правда.

Кто-то, не из зеленорубашечников, кто-то другой, тихо и часто всхлипывал. Уилл не обращал на это внимания. Сейчас в нем было больше Дракона, чем его самого. Странное чувство — быть под контролем. Ему понравилось. Как будто ты — маленькая лодочка, которую несет бурное течение. Река эмоций подчиняется собственной логике, она-то знает, куда течет.

— Ну! Живо! — крикнул он.

Зеленорубашечники вспорхнули, как стая голубей.

Не более чем через полчаса вырывающегося Безымянного приволокли на площадь. Бывшие соратники скрутили ему руки за спиной, а рот завязали красной банданой. Он был избит — не так сильно, как Уилл в свое время, — но тщательно, со знанием дела.

Уилл прохаживался перед ним туда-сюда. Зеленые, цвета листвы, глаза, на черном, вымазанном в глине лице горели чистой, святой ненавистью. Этого мальчика не укротить, не сломать. Это была противоположно заряженная сила, анти-Уилл, дух мщения во плоти, перед которым стояла единственная вожделенная цель.

За Безымянным в шеренгу выстроились старики и неподвижно ждали. Угрюмый двигал челюстями, как древняя черепаха. Казалось, он додумывает какую-то особенно глубокую мысль. Но он не проронил ни слова. Молчали и старая Черная Агнес, и дряхлая Колдунья-Охотница, чьего повседневного имени не знало ни одно живое существо, и Ночная Бабочка, и Лопата, и Энни Перепрыгни Лягушку, и Папаша Костяные Пальцы, и все остальные. Из нестройной толпы слышались лишь невнятный шепот и бормотанье, но ничего, что можно было бы разобрать, расслышать, за что можно было бы наказать. Надо всем этим бормотаньем иногда раздавалось жужжание крыльев, и смолкало, как цикада тихим летним днем. Но никто не взлетал.

Уилл все ходил туда-сюда, как леопард в клетке, пока Дракон внутри него раздумывал над самым подходящим наказанием. Порка только укрепила бы Безымянного в его ненависти и решимости. Отрезать ему ногу — тоже не выход, он уже потерял одну и все же остался опасным и отчаянным врагом. Заточить в тюрьму? Но в деревне не было достаточно ужасной тюрьмы для Безымянного, разве что сам Дракон, но он вовсе не хотел пускать к себе внутрь такого дьявола.

Единственным выходом была смерть.

Но какая смерть? Удушение — слишком быстро. Костер — неплохо, но площадь Тирана окружали хижины с соломенными крышами. Утопить его можно было только в реке, а, значит, этого не смог бы увидеть сам Дракон, а он желал, чтобы наказание осталось в памяти его подданных неразрывно связанным с ним. Конечно, он мог приказать прикатить на площадь бочку и наполнить ее водой, но тогда в страданиях жертвы было бы что-то комическое. К тому же, как и в случае с удушением, все произошло бы слишком быстро.

Дракон думал долго. Наконец он остановил Уилла перед скрюченным Безымянным. Он заставил Уилла поднять голову и сделал так, чтобы драконий огонь блеснул в его глазах.

— Распните его.

К ужасу Уилла, жители повиновались.

Это заняло несколько часов. Незадолго до рассвета мальчик, который когда-то был Паком Ягодником, другом Уилла, потом умер, потом вновь воскрес, чтобы покарать Уилла, — испустил дух. Он шепотом передал свое истинное имя почтенной родственнице — Матушке Ночи, после чего тело его обмякло, и утомленные жители деревни наконец смогли разойтись по домам спать.

Позже, покинув наконец тело Уилла, Дракон сказал:

— Ты хорошо проявил себя.

Уилл лежал без движения в кресле пилота и ничего не ответил.

— Я награжу тебя.

— Нет, господин, — ответил Уилл, — ты уже и так слишком много сделал.

— Гм-м. А знаешь ли ты, каковы первые признаки того, что раб окончательно примирился со своим рабским положением?