— Я понимаю, — сказал Аверьян. — Для вас куда важнее было обсудить во всех подробностях идею Внешнего Приемника…

— А ты откуда знаешь? — полюбопытствовал Андрей.

— Ну… кое–какие навыки у меня еще сохранились.

— Во всех подробностях… За полчаса даже превосходной двусторонней связи идею эту подробно не обсудишь.

— Вот именно! Мы за семь лет идею эту как следует переварить не можем. С какой же стати Март сразу выкладывает тебе план организации Первой Звездной посредством Внешнего Приемника?

Андрей не ответил. Обводя глазами стереоизображение голубых фонарей УФС, он чувствовал на себе пристальный, колкий взгляд собеседника.

— Можешь не отвечать, — сказал Аверьян. — Теперь и младенцу понятно: Внешний Приемник выдал первый сигнал готовности к работе в режиме дальнодействия. Я угадал?

Андрей опять промолчал. Не потому, что собирался скрывать от кого бы то ни было полученную от Марта свежую информацию, а лишь потому, что перед дальней дорогой не было настроения говорить о дальней дороге. Даже если эта дорога звездная. Раньше о полетах к звездам он и мечтать не мог — пределом мечтаний было Дальнее Внеземелье, — и предложение Марта возглавить Первую Звездную экспедицию застало его врасплох. Внезапное предложение Марта ошеломило его: он не знал, радоваться или огорчаться. Но, с другой стороны, уже было ясно, что участвовать в Первой Звездной ему придется независимо от собственного желания. И остальным экзотам придется — все уже понимали, что в целях безопасности человеческой цивилизации Земля не может, не должна принимать в свое лоно шесть с половиной сотен экзотов…

— Младенцу ясно, — повторил Копаев, что–то переключив на подлокотнике, — кончилось наше житье–бытье у Япета. Прощай, мой табор… Смотри внимательно — даю одну из компактных стай твоих эйвов крупным планом. Что скажешь?

— А что я должен говорить? — спросил Андрей, разглядывая стаю. В центре стаи эйвы слепились в огромную, неравномерную по толщине, слегка изогнутую платформу. — Хочешь дать мне понять, что центральное скопление похоже на кисть руки в скафандровой перчатке, вид с ребра?

— Почему “похоже”? Это и есть слепленная из эйвов кисть руки в скафандровой перчатке.

— Ну и что? Я видел там и другие детали скафандра “Снегирь”, слепленные из сотен или тысяч эйвов.

— А целиком “Снегирей” ты там не видел? Вот полюбуйся.

Копаев дал резкое увеличение одного из участков первого витка спирали УФС. Андрей обомлел.

Покрытая синеватой “окалиной” поверхность участка изобиловала прямоугольными рвами и холмами, очень похожими на полуразрушенные ступенчатые пирамиды, и многие из холмов служили постаментами для темно–синих скульптур — тоже в основном полуразрушенных. Уцелевшие изваяния “Снегирей” торчали на краю совершенно прямого обрыва. Вразброс. Как истуканы острова Пасхи.

— Рост “Снегирьков” — порядка трех километров, — сообщил Аверьян.

— Да, — пробормотал Андрей, — впечатляет…

Над участком средоточия скульптур висело серебристо–голубоватое облако разрозненных эйвов.

— Тебе не кажется, что мы наблюдаем процесс саморазрушения спирали? — спросил Копаев.

— Ты так уверенно задал этот вопрос, как будто процесс саморазрушения колонии не вызывает у тебя никаких сомнений.

— Не вызывает, — подтвердил Копаев, давая увеличение диаметрально противоположного участка. — Вот видишь, везде то же самое. Твой видеомонитор запечатлел трагедию сообщества эйвов.

— Как это понимать?..

— Как недвусмысленную констатацию того обстоятельства, что наше вторжение серьезно повредило основной механизм жизнеобеспечения колонии инозвездных тварей. И, боюсь, это необратимо. Колония агонизирует, Андрей… По крайней мере мне так кажется.

— Ах тебе кажется, вот оно что!.. — Андрей почувствовал острое желание оказаться с Копаевым наедине в веревочном квадрате ринга.

— Остынь, — спокойно проговорил Аверьян. — Ведь не будешь ты отрицать, что широкомасштабное слипание безмозглых тварей в скафандрообразные скульптуры — это наверняка проявление массового экзотизма в их беззащитной среде? Представляешь себе, о чем речь? Массовый экзотизм! У нас — единичный, а у них — массовый! То, что оставило на теле земной цивилизации небольшую, хотя и достаточно болезненную царапину, нанесло смертельную рану их стихийно скрученному в спираль безмозглому скопищу.

— Выдумываешь, — неуверенно пробормотал Андрей.

Копаев скомандовал автоматике Форума высветлить сферообраз. Андрей поискал глазами участок Япета с белесым куполом темпор–объекта, нахмурился. То, что еще вчера представляло собой идеально гладкую светлую полусферу, сейчас походило на грязно–серый, неровно осевший остаток тающего сугроба…

— Механизм жизнеобеспечения колонии эйвов серьезно поврежден, — повторил Копаев. — Ты выполнил миссию не только разведчика, но и спасителя лун Внеземелья. Япет, во всяком случае, спасен — здешнему темпор–объекту можно смело заказывать реквием.

— По моей вине гибнет чужая преджизнь?.. — проговорил Андрей, глядя на Аверьяна и втайне надеясь, что бывший функционер МУКБОПа хоть что–нибудь возразит. — А может быть, дело обстоит еще серьезнее — гибнет предтеча инозвездной цивилизации?..

— Успокойся, — возразил Аверьян. — Мы, земляне, были вынуждены защищаться. И потом… кто сказал, что эта спираль — единственная колония в том районе? Кстати, я хотел бы предложить твоему вниманию одну любопытную панораму… Может, ты ее объяснишь?..

Сначала Андрей не понял, что за “панораму” Копаев высветил на сфероэкране: пестрый, разноцветный мир, во всех направлениях пронизанный блестящими нитями… Однако, заметив на концах некоторых нитей темные прямоугольнички, вдруг догадался:

— Эйвы! Не имею представления, где, в какой среде сделана видеозапись, но это — эйвы. То есть — половинки эйвов…

— Эта видеозапись сделана с помощью микроскопа. Ты видишь микроскопические половинки эйвов, обнаруженные медикологами в плазме крови экзотов. Хочешь спросить, почему это не было обнаружено сразу? Потому что половинки эйвов цепко держатся в теле экзота, и в результате взятая на анализ кровь ничем не отличалась от крови нормального человека. Разве только — повышенным содержанием гормонов. Ведь экзот потому и обладает экзотическими свойствами, что блестящее вещество эйвов резко стимулирует почти все жизненные процессы. Кстати, это странное вещество способно оказывать воздействие не только на живую материю — даже металлы оно заставляет менять физические свойства.

— А может быть, в параллель с разрушением темпор–объекта уже идет процесс разрушения чужеродного стимулятора?..

— Была такая гипотеза.

— И что же?..

— Не подтвердилась. У нас внутри ничего не меняется. Видно, так и придется свой век доживать… А “век” наш, как утверждают специалисты, будет порядка полтысячи лет. По крайней мере лет по триста–четыреста нам с тобой гарантировано.

Андрей присвистнул.

— Откровенность за откровенность — сказал Копаев. — Получен сигнал дальнодействия?

— Да.

— На каком уже расстоянии Внешний Приемник?

— 250 тысяч астрономических единиц.

— Итак, до Проксимы Центавра осталось около 20 тысяч… Далековато будет добираться нам до нового своего светила.

— Март говорит, что с переброской лучше не тянуть. На большом расстоянии у темпорологов могут возникнуть свои осложнения.

— Н-да… Значит, скоро в дорогу… Кто пойдет первым?

— Я.

— Войдешь в историю как первый человек, проникнувший сквозь гиперпространство в Сверхдальнее Внеземелье.

— Как первый экзот, — поправил Андрей.

— Я думаю, ты ошибаешься. Наши человеческие предки, я думаю, припишут эту заслугу тебе.

— Они этого заслужили.

— Не по себе мне, — признался Аверьян. — Это как первый прыжок с парашютом: пока готовишься — ходишь с высоко поднятой головой, а глянешь сверху — коленки слабеют…

Чтобы отвлечь товарища от неприятных мыслей, Андрей сказал:

— В торопливой беседе с Мартом я как–то не уловил всех тонкостей механики укрупнения массы корабля, несущего Внешний Приемник. Ведь если ВП в принципе копирует работу комплекса “Зенит” — “Дипстар”, то и рабочая масса нового комплекса не должна быть меньше рабочей массы “Зенита”.