– Тс-с-с!.. – Калантаров предупреждающе поднял палец. – Пока это только наша гипотеза.

– Вот как? – удивился Глеб. – Снимите брюки и взгляните на синяки, которые оставила эта гипотеза на ваших начальственных бедрах.

В кольцевом туннеле было по-прежнему светло, пустынно и тихо. Глеб поймал себя на том, что невольно вслушивается в эту тишину и что теперь она ему кажется тягостной и тревожной… Калантаров молчал и тоже будто прислушивался. После сегодняшних событий даже легкий шорох шагов воспринимался как нечто кощунственное. Горячка первых минут удивления миновала, и теперь значительность этих событий предстала перед Глебом и Калантаровым, что называется, во весь свой головокружительный рост…

Не сговариваясь, они прошли мимо двери диспетчерской, чтобы снова увидеть тот самый участок туннеля, откуда так неожиданно провалились сквозь гиперпространство в вакуум-створ. Хотя понимали, что ничего нового там не увидят наверняка.

Но странное дело: как только выяснилось, что ничего нового на этом месте действительно нет, каждый из них какое-то время старательно прятал глаза. Чтобы не выдавать своего разочарования. Постояли, разглядывая стены и потолок.

– По-моему, здесь чувствуется запах озона, – не совсем уверенно произнес Калантаров. – Ты не находишь?

Глеб несколько раз втянул воздух носом.

– Не нахожу. Вам, наверное, показалось. И потом здесь был бы гораздо уместнее запах серы.

– С какой это стати? – рассеянно осведомился шеф.

– По свидетельству средневековых очевидцев, все известные в те времена случаи транспозитации непременно сопровождались запахом серы.

Со стороны центрального входа послышались шаги. Шагали несколько человек, и Глеб уже знал, кто именно, хотя людей еще не было видно за выпуклым поворотом черной стены.

Первым вышел Валерий. В вакуумном скафандре. Потом показалась Астра, тоже в скафандре. Шествие замыкали Дюринг и Ференц Ирчик, старт-инженер группы запуска.

Валерий молча обменялся с Калантаровым и Глебом прощальным рукопожатием. Остановился перед люком и, салютуя, четким движением вскинул руку над шлемом ладонью вверх. Медленно опустил прозрачное забрало. Рыцарь космоса к поединку с гиперпространством готов.

Калантаров обнял Астру за твердые плечи скафандра: «Счастливой транспозитации!» Встретив просительный взгляд Глеба, согласно кивнул.

– Только недолго, – сказал он. И, не оглядываясь, зашагал вдоль туннеля в диспетчерскую.

Глеб взял Астру за плечи, заглянул в шлем. Торопливо вспорхнули ресницы, и большие глаза цвета раннего зимнего утра стали доверчиво-робкими. Безмолвный и мягкий упрек: «Ты показался мне странным сегодня».

Быстрый, но тоже безмолвный ответ: «Я виноват, прости. И не будем больше об этом».

«Не будем… Я понимаю».

«Я благодарен тебе. Ты всегда меня понимала. Жаль, что ты улетаешь…»

«Я тебя очень люблю!»

«…Ты так далеко от меня улетаешь!»

– Может быть, скоро все переменится, – сказал он. – Мы нащупали новое направление, которого не предвидел Топаллер. И может быть, скоро я буду ждать твоего возвращения со звезд.

– Миры на ладонях? – тихо спросила она. – Я и не думала, что это будет так… по-человечески обыкновенно.

– Пока это еще никак. Это всего лишь надежда. Хрупкая, многообещающая, как и твое имя, Астра. Звезда… Я очень хочу, чтобы эта звезда была для меня счастливой.

– Будет, – просто сказала она. – До свидания, Глебушка!.. Ждут меня, понимаешь?

У открытого люка молчаливым изваянием застыл ТР-летчик в скафандре. Старт-инженер многозначительно поглядывал на часы. Дюринг кивал головой, улыбался, всем своим видом давая понять, что все идет отлично, все так, как надо, и даже лучше, чем можно было предполагать.

– Понимаю, – сказал Глеб. – До свидания. Счастливой транспозитации.

Участники предстоящего эксперимента были в сборе, внешне все выглядело благополучно. Каре приборных панелей вокруг квадратного колодца шахты, привычное жужжание эритронов, огни на пультах. Калантаров стоял, склонившись над пультом управления, остальные сидели. Квета – рядом с Тумановым, Гога – напротив, чернобородый Казура как-то очень ненужно и одиноко сидел в стороне, тщетно пытаясь изобразить на лице вежливое равнодушие. Глеб занял свое место за пультом, бегло окинул товарищей взглядом и сразу понял: что-то произошло. Калантаров был слегка раздосадован, Туманов выглядел пристыженным и разозленным, Квета – смущенной, Гога – задумчиво-настороженным. Федот Казура ерзал в кресле, изнемогая от любопытства.

– Внимание! – тихо сказал Калантаров. – На случай гравифлаттера всем пристегнуть привязные ремни.

Зашевелились, пристегивая ремни. «Начальство раздражено», – подумал Глеб, перебрал в уме возможные неприятности, пожал плечами.

– Туманов и Брайнова открыли на малой тяге новый эффект, – не поднимая головы, проворчал Калантаров. – Занятный эффект. В начале цикла они наблюдали три четырехлучевые звезды, под конец – несколько больше. Сколько именно, никто из них не удосужился полюбопытствовать.

Глеб молчал. Было ясно, что сообщение шефа адресовано ему, однако он молчал, не спуская с Калантарова глаз, потому что не имел ни малейшего понятия, о чем идет речь.

– И никакого перерасхода энергии, – добавил шеф.

– Эр-позитацию мы провели в режиме триста пятого эксперимента, – хмуро вставил Туманов. – А в триста пятом, мне помнится, перерасхода не было.

– Да, но не было и никакого эр-эффекта, – напомнил шеф. – Сегодня есть эффект, но нет перерасхода. – Насмешливо, зло посмотрел на Туманова. – Ощущаете разницу?

Туманов не ответил. Разговор не доставлял ему удовольствия – это было заметно.

– По-моему, звезд было девять, – неожиданно сообщил Тога. – Зрительная память у меня хорошая. Сначала три, потом девять.

– Это по-твоему, – сказал Калантаров. – Впрочем, я не теряю веру в счастливые времена, когда мы все же научимся смотреть на вещи и явления глазами ученых. Внимание! Всем приготовиться!

Калантаров выпрямился, оглядел присутствующих.

– Итак, – сказал он, – эксперимент триста девятый эпсилон-восемь по программе «Сатурн». Приступаем к выполнению параллельно сдвоенной транспозитации. ТР-передачу проводим в режиме триста пятого эпсилон-шесть. Вопросы есть?

– Есть! – встрепенулся Казура. – Скажите, это очень рискованно? Я имею в виду… э-э… для ТР-летчиков.

– Я понял. Да, в какой-то степени рискованно.

– Я полагал, что получу подробный инструктаж, – кисло произнес Казура. – На случай непредвиденных осложнений.

– Весь наш инструктаж состоит из одного-единственного пункта, – сказал Глеб. – Дышите глубже и старайтесь не прозевать чего-нибудь интересного.

– Еще вопросы?

Молчание.

– Вопросов нет, всем все ясно. – Калантаров пощелкал клавишами связи. – Дежурный, прошу связь с диспетчером энергетического обеспечения.

– Диспетчер системы энергетического обеспечения Воронин, – громко ответили скрытые в пультах тонфоны. – Здравствуй, Борис. У нас все готово, пять СЭСКов нацелены на «Зенит», ожидаем сигнал.

– Здравствуй, Владимир. Все остальные СЭСКи и Центральную энергостанцию Меркурия заявляю в резерв на ближайшие полчаса.

Воронин выдержал паузу. Осторожно спросил:

– Я не ослышался?

– Нет. Центральную и одиннадцать СЭСКов в резерв. Понял?

– Понял. Если я лишу энергии меркурианских потребителей на полчаса… Знаешь, что мне за это будет? Базы, рудники, космодромы, вакуум-станции!..

– На время экспериментов серии эпсилон-восемь ты просто обязан обеспечить требуемый резерв. Кстати, сейчас отчаливает «Мираж», и вы уж там постарайтесь не угодить в него энерголучами. У меня все. Дежурный, прошу связь с командной рубкой «Миража».

– Командир космического трампа «Мираж» АнтуанРене Бессон. Слушаю, шеф.

– Кораблю старт.

– Вас понял. Кораблю старт.

Задребезжал зуммер. Где-то внизу, в вакуум-створе, сработала автоматика, захлопнулись люки, тяжелые гермощиты перекрыли доступ в патерны; цилиндрическое тело корабля дрогнуло и сначала медленно, потом все быстрей и быстрей стало отваливать от причальной площадки, осветив теневую сторону астероида стартовыми огнями и пламенем маневровочных дюз.