Мы миновали ряд небольших товарных складов, и единственное, что отличало от них заведение Юргенсена, — светящаяся надпись на наружной стене.

— Посидим в баре, перекусим, — предложил я.

— Неплохо звучит, — сказал Хаулет. — Я бы не отказался от приличной еды. Рацион на исследовательских кораблях — одни калории, вкуса — никакого.

Пилот позади нас что-то пробормотал. Хаулет повернулся к нему.

— Не беспокойся, Хью, — резко возразил он. — Все это завтра в любом случае будет над куполом.

— Но нам сказали, чтобы мы не…

— Мистер Льюис нас не выдаст. Он тоже космонавт и нас понимает.

Не секрет, что исследовательские корабли сейчас мало летают в Пояс, — известно, что там полно астероидов, а что творится на самом деле, никто не знает. «Исследуют» — означает только то, что работа над полетом к Юпитеру ведется. Уже появились слухи о значительных сдвигах в этом направлении.

Я считаю, как раз вовремя.

Мне нравилось летать, и это была не просто любознательность. Я убежден, что человек должен продвигаться дальше в космос. Если остановиться на полпути, только на исследовании своей планетной системы, можно прохлопать вторжение пришельцев из дальних миров.

А такая встреча должна произойти рано или поздно. И будет лучше, если мы первыми нанесем им визит. Вот так я думаю.

У Юргенсена дело было поставлено так, чтобы удивить новых посетителей купола Асаф. Конечно, его заведение отличалось от подобных заведений на Земле, но все же не так сильно, как другие марсианские бары и таверны. Юргенсен надеялся привлечь к себе не только местных глотателей песка, но и туристов. Последние приходили сюда, чтобы почувствовать местный колорит, первые — чтобы помечтать о лучшей жизни.

— Ого, посмотрите какие звезды над баром! — воскликнул Хаулет.

Стойка бара была сделана из розоватого песчаника, обтесанного и покрытого слоем пластика. За ней вместо отражающих зеркал и выставки бутылок Юргенсен соорудил что-то вроде панорамы, изображающей пустыню под ночным небом: розоватые и золотисто-коричневые утесы, засыпанные песком, над которыми раскинулось черное небо. Звезды в нем мерцали, словно бисер, из которого, кстати, они и были сделаны. Слегка притушенные огни сглаживали марсианскую суровость металлической обстановки.

— Туристы с Земли любят проводить здесь время, — пояснил я троице. — Похоже, им больше нравится смотреть на это небо, чем на настоящее.

Местные больше предпочитали столовую, ведь пустыней они могли восхищаться в непосредственной близи, а хорошую еду там вряд ли найдешь. В баре преобладали зеленые и белые тона, и было очень много хрусталя. По углам стояли искусственные сосны, которые Юргенсен приказывал заново красить каждый месяц. Но что особенно привлекало местных глотателей песка, так это маленький фонтан посреди зала.

С настоящей водой!

Конечно, все знали, что это один и тот же галлон воды брызгает вверх, но чистая журчащая вода была редкостью на Марсе. Если грязные струйки воды в каналах вызывали у вас ностальгию, то вы шли к Юргенсену смотреть его фонтан, а в это время усердный официант сервировал для вас обед.

— Да, это в сто раз лучше корабельной еды, — согласился Коннел, когда появилось первое блюдо. — Что, здесь еще и музыка?

— У них есть трио, которое играет постоянно, — объяснил я. — Иногда выступает певица, когда много посетителей и не все уходят в заднюю комнату.

— Заднюю комнату? — ухватился Хаулет за мои последние слова.

— Ну да. Что бы вы сделали с миллионом, если бы он у вас оказался? В первом же подходящем месте сыграли в рулетку или другую игру.

— Здесь в ходу… настоящие деньги? — прищурился Мидоуз.

— Самые что ни на есть, — заверил я. — Они как раз в такие места и стекают. Многие глотатели песка рассчитывают выиграть здесь на обратный билет первым классом до Земли.

— И как? Получается? — спросил Коннел, жуя бифштекс.

В это время заиграло трио, и тихая мелодия заставила нас прислушаться. Вопрос повис в воздухе. Я не сразу ответил, потому что ощутил в груди приятное чувство тоски по родине. И в этом не было ничего странного, хотя я имел три дома неподалеку от марсианского экватора.

— Насколько мне известно, — наконец ответил я, — обычно удача выпадает тем, кто по той или иной причине не может вернуться домой. Остальные только ждут той счастливой ночи, когда им повезет…

Дверь в заднюю комнату открылась. Оттуда вырвались обрывки разговоров и металлические звуки, а также вышла поразительно несхожая пара. Темноволосая и грациозная девушка в платье цвета лаванды, подчеркивающем ее красивую фигуру, направилась к музыкантам, и пока она шла, покачивая бедрами, за ней следила не одна пара глаз. Мужчина был толстым и поэтому казался низеньким. Малиново-красное лицо толстяка казалось безбровым. Это был Юргенсен.

Время от времени кивая посетителям, он вдруг заметил новые лица и направился к нашему столу. Несмотря на свои габариты, двигался он поразительно легко, и хотя живот здорово выпирал, было ясно, что при случае он вас запросто обгонит.

— Хелло, Тони! — сказал он высоким тенорком. — Привел друзей в самый лучший гамбургерный притон на Марсе?

Он наклонился над спинкой стула Коннела и принялся рассказывать одну из своих старых баек. В это время девушка в сопровождении трио начала петь. Ее голоса почти не было слышно из-за надоедливого гудения Юргенсена. Я заметил, что Коннел старается условить хоть что-нибудь.

В конце концов и Юргенсен это заметил. Отвернувшись от Хаулета и Мидоуза, которые смеялись над его враньем, он хлопнул парня по плечу.

— Вижу ты заметил Лайлу Мэлони, парень. Не хочешь купить у нее кофе?

— К-кофе? — Коннел запнулся.

— Разбавленный водой, — напомнил я Юргенсену. — Ужасная дрянь, как и твое шампанское.

— Я скажу, что ее приглашают, — не обращая на меня внимания, тот поманил девушку пальцем.

Я пытался его отговорить:

— Ребята улетают утром. У них нет времени…

— Тем больше причин познакомиться с Лайлой!

Мы ждали, пока она закончит песню. Девушка покачивалась в такт, и ее лавандовое платье слегка кружилось вокруг нее в легкой марсианской гравитации. Конечно, она бы никогда не стала певицей на Земле со своим тихим голоском, скорее просто приятным и мелодичным.

Она подошла с чашкой кофе, сказала мне «привет», с усмешкой посмотрела в спину удаляющегося Юргенсена и стала знакомиться с остальными. Заметив, что Хаулет мне подмигнул, и подозревая, что он обычно предоставляет Коннелу задний отсек корабля, я решил развлечься и предложил показать Мидоузу заднюю комнату.

Тот пробубнил что-то насчет своих седин, но, бросив взгляд на Лайлу и Коннела, без дальнейших уговоров отправился за мной.

Игровой зал Юргенсена так же отличался от бара и столовой, как те друг от друга. Обстановка была очень простой. Драпировки из синтетического бархата темно-зеленого цвета, так любимого марсианскими колонистами, покрывали стены. Рассеянный свет приятно отсвечивал на металлических деталях. Рулетка выглядела совершенно так же, как на Земле, только шарик ее из-за гравитации был более тяжелым.

— Интересно, — пробормотал Мидоуз, нащупывая в кармане бумажник, и уперся ладонью о «планетный» стол.

Он был круглый, с небольшим прямоугольным выступом для операторского контроля и подсчета. По девяти круглым желобкам разного цвета крутились шарики, представляющие планеты. Эти круги были соединены спиралями соответствующих цветов, символическими орбитами корабля, который двигался внутри или снаружи планетных орбит.

— Выбираешь себе две планеты, — объяснял я. — Чтобы было больше шансов, указываешь место старта и расстояние. Оператор включает тумблер, и каждый шарик двигается по своему желобу, подчиняясь произвольным электрическим импульсам.

— А как я выиграю?

— Скажем, ты выбираешь Венеру и Сатурн. Видишь серебряную спираль, идущую от Венеры вокруг стола к орбите Сатурна? Так вот, если Венера остановится в пределах шестидюймовой зоны, где начинается спираль, а Сатурн — рядом с тем местом, где должен заканчивать свой путь, тогда ты купаешься в звездной пыли.