Пришла весна, стало теплее. Фермеры начали работать. Их знаний не хватало для ведения хозяйства в этих холодных краях, и Тэл предложил заняться выращиванием местных съедобных злаков. Он считал, что здешние растения более выносливы и наверняка дадут хороший урожай.

Наступило лето. А вместе с ним с юга явились двуногие звери. Они окончательно одичали. Их было мало, и в большинстве своем это были коварные беспощадные бойцы, сумевшие выжить в условиях жесткого естественного отбора. Они явились не только за пищей — животные инстинкты брали свое, а собственных самок давно съели.

Двуногие звери принялись похищать женщин и детей, и потребовалось немало труда, чтобы отбить эти набеги.

К счастью, в это же время с юга пришли несколько уцелевших девушек, умных, ловких и сильных, хорошо изучивших повадки одичавших мужчин. Они быстро разобрались в ситуации, поселились в городе и, поделившись своим опытом, помогли дать отпор двуногим зверям.

А потом наступила осень, и набеги с юга прекратились из-за холодов.

Зима выдалась гораздо более холодной, чем предыдущая.

У Тэла было немало возможностей проявить свой инженерный талант. Порой однако требовался и другой талант — умение убеждать, поскольку многие от холода впали в отчаяние.

— Мы должны победить, — говорил Тэл, — поскольку можем объединить наши знания и у нас есть инструменты и оружие.

И они в конце концов победили. Но на это потребовалась вся их жизнь и часть жизни их детей.

А внуки вернулись на юг. Ведь там больше не было двуногих зверей. И можно было жить не работая — фруктов и воды хватало на всех…

— Кстати, о путешествующих автостопом, — сказал Джим Бенделл. — Пару дней назад я подобрал одного парня, и парень этот не походил на обычного человека. — Джим рассмеялся, но смех его прозвучал как-то неестественно. — Он рассказал мне удивительные вещи… Большинство из тех, кого подвозишь, обыкновенно выкладывают историю о том, как потеряли хорошую работу, и заявляют, что теперь попытают счастья на Западе.

Джим Бенделл — агент по недвижимости, и я знал, о чем он будет говорить дальше. Это его любимая тема. Джима по-настоящему беспокоит большое количество свободных земельных участков в нашем штате. Однако расписывая каждому встречному-поперечному прелести наших мест, сам он предпочитает не выбираться дальше черты города. Он попросту боится необжитых районов. Так что я попытался вернуть его в русло начатого рассказа.

— И что же заявил этот парень, Джим? Что он старатель, который не может найти землю для прииска?

Джим поморщился:

— Не смешно, Барт!.. Дело вовсе не в том, что он заявил. Он даже ничего не заявлял — просто рассказал. Понимаешь, он не стал клясться, будто все это правда, просто рассказал. Вот что не дает мне покоя. Я знаю, это не может быть правдой, но то, как он об этом говорил… не знаю.

По его речи я понял, что он действительно озадачен. Джим Бенделл обычно очень следил за своим английским и по-настоящему гордился им. Если он начинает запинаться, значит, волнуется. Примерно как в тот раз, когда принял змею за деревянную палку и хотел сунуть ее в костер.

Впрочем, волнение полностью оправдалось содержанием рассказа.

Джим подобрал незнакомца, когда начало смеркаться. Вправду, именно «подобрал». Тот лежал футах в десяти от Южной дороги. Сначала Джим подумал, что незнакомца сбили и не остановились. Одежда у него была странная. Похожа на серебро, но мягкая, как шелк. И в темноте слегка светилась… Джим поднял бессознательное тело, уложил в машину и отправился дальше. Предстояло проехать около трех сотен миль, и Джим решил оставить раненого в Уоррен-Спрингсе, у доктора Вэнса. Однако через пять минут тот пришел в себя и открыл глаза. Посмотрел вокруг, сначала на машину, потом на луну.

— Слава Богу! — произнес он.

Его вид Джима потряс. Незнакомец был красив. Нет, скорее тут подойдет слово «прекрасен»… Впрочем, и это не совсем точно… Скажем так: незнакомец был великолепен. Рост — примерно шесть футов два дюйма. Каштановые с красноватым оттенком волосы напоминали тонкую медную проволоку. Широкий лоб, вдвое шире, чем у Джима. Черты лица — изящные, но крайне выразительные; глаза — серые, словно сталь, и большие.

Одежда незнакомца скорее напоминала купальный костюм в паре с пижамными брюками. Руки — длинные и мускулистые, как у индейца. Однако кожа — белая, лишь слегка покрытая золотистым загаром.

В общем, он был великолепен. Самый чудесный человек из всех, что когда-либо встречались Джиму.

— Привет! — сказал Джим. — Попали в аварию?

— Нет… По крайней мере, на этот раз не попал.

Голос у незнакомца тоже оказался изумительным.

Необычный голос. Он звучал музыкально — как орган, но с человеческими интонациями.

— Похоже, мой разум еще не совсем в норме, — продолжал незнакомец. — Я пытался провести эксперимент. Скажите, какой сегодня день, год и прочее… Возможно, тогда для меня что-нибудь прояснится.

— Девятое декабря тысяча девятьсот тридцать второго года, — сказал Джим.

Это сообщение ни в малейшей степени не обрадовало незнакомца. На его лице промелькнула кривая ухмылка.

— Больше тысячи… — задумчиво сказал он. — Не так уж плохо по сравнению с семью миллионами. Жаловаться вряд ли стоит.

— Семь миллионов чего?

— Лет, — спокойно сказал незнакомец, словно это для него ничего не значило. — Однажды я попытался провести некий эксперимент. Или, скорее, попытаюсь… Эксперимент состоялся в три тысячи пятьдесят девятом году. Я занимался тогда исследованиями пространства. Время, как мне до сих пор кажется, — лишь побочный эффект. Все дело в пространстве. Я почувствовал, что поле захватило меня, но не смог вырваться. Поле гамма-эн-четыре-восемь-один, интенсивностью девятьсот тридцать пять единиц Пеллмана. Оно засосало меня, а потом я вынырнул наружу. — Странный человек снова усмехнулся. — Думаю, поле пробило туннель в пространстве до того места, которое будет занимать Солнечная система, — через высшие измерения, превысив скорость света и забросив меня во временную плоскость будущего.

Незнакомец не рассказывал — просто размышлял вслух. Потом он вновь начал осознавать присутствие Джима.

— Я не смог точно настроить приборы, семь миллионов лет эволюции полностью все изменили. И, возвращаясь, слегка промахнулся. Я из три тысячи пятьдесят девятого года… Скажите мне: какое изобретение считается сейчас самым удивительным?

Вопрос настолько ошеломил Джима, что он ответил едва ли не прежде, чем подумал.

— Полагаю, телевидение. Еще радио и самолеты.

— Радио — это хорошо. Тогда здесь должны быть приборы.

— Но послушайте… Кто вы?

— Ох, простите, я забылся! — В изумительном голосе послышались виноватые нотки. — Меня зовут Арес Сен Кенлин. А вас?

— Джеймс Уотерс Бенделл.

— Уотерс? Что это значит? Мне незнакомо подобное слово.

— Ну… Это просто имя. Почему оно должно быть вам знакомо?

— Понимаю… Значит, у вас нет классификации. «Сен» в моем имени означает «ученый».

— Откуда вы, мистер Кенлин?

— Откуда? — Кенлин улыбнулся, и голос его прозвучал медленно и тихо. — Я пришел из мира, от которого нас сейчас отделяет семь миллионов лет. А может, и больше… Они потеряли счет годам. Я имею в виду людей… Все необходимое там делают машины. Ну а до этого я находился в Нева-Сити, в три тысячи пятьдесят девятом году.

Только теперь Джим начал понимать, что перед ним не псих.

— Я был экспериментатором, — продолжал Кенлин. — Занимался наукой. Мой отец тоже был ученым, но в области генетики человека. Я — результат эксперимента. Отец доказал свою правоту, и весь мир последовал его примеру. Я стал первым представителем новой расы.

— Новая раса… — пробормотал Джим. — О Господи!.. Каков же был… Каков будет…

— Каков будет ее конец? Я его видел. Почти… Я видел их, маленьких человечков, испуганных и растерянных. И машины.