Предоставляю вам судить, с каким нетерпением поджидал я почтальона во вторник утром. Он мне принес два письма. Одно от Пенелопы (у меня едва хватило терпения его прочесть), сообщавшей мне, что миледи и мисс Рэчел благополучно прибыли в Лондон. Другое — от мистера Джефко, с известием, что сын его хозяина уже уехал из Англии.

Приехав в столицу, мистер Фрэнклин, как оказывается, отправился прямо к отцу. Он явился не совсем кстати. Мистер Блэк-старший с головой ушел в свои депутатские дела в нижней палате и забавлялся дома в этот вечер любимой парламентской игрой — составлением записок, которые они именуют «частным биллем». Сам мистер Джефко проводил мистера Фрэнклина в кабинет отца.

«Любезный Фрэнклин, что заставило тебя так неожиданно ко мне явиться? Не случилось ли чего дурного?»

«Да. Случилось дурное с Рэчел, и я чрезвычайно огорчен».

«С прискорбием слышу это. Но у меня нет сейчас времени выслушивать тебя».

«А когда вы сможете меня выслушать?»

«Милый мой мальчик, не стану тебя обманывать. Я смогу выслушать тебя по окончании этой сессии, ни на минуту раньше. Спокойной ночи!»

«Благодарю вас, сэр, спокойной ночи!»

Таков был разговор в кабинете, переданный мне мистером Джефко. Разговор вне кабинета был еще короче.

«Джефко, посмотрите, когда отходит завтрашний поезд, приуроченный к пароходу на континент?»

«В шесть часов утра, мистер Фрэнклин».

«Велите разбудить меня в пять».

«Едете за границу, сэр?»

«Еду, Джефко, куда железные дороги увезут меня».

«Прикажете доложить вашему батюшке, сэр?»

«Да, доложите ему по окончании сессии».

На следующее утро мистер Фрэнклин отправился за границу. В какое именно место ехал он, никто, — не исключая и его самого, — отгадать не мог. Может быть, мы получим от него первое известие из Европы, Азии, Африки или Америки. По мнению мистера Джефко, он мог находиться в любой из четырех стран света.

Весть об отъезде мистера Фрэнклина в субботу утром и весть о прибытии миледи в Лондон с мисс Рэчел в понедельник дошли до меня, как вам известно, во вторник. Наступила среда и не принесла ничего нового. Четверг преподнес вторую пачку новостей от Пенелопы.

Дочь моя сообщала, что к ее барышне пригласили какого-то знаменитого лондонского доктора и что он получил гинею за то, что посоветовал развлекать ее. Цветочные выставки, оперы, балы — множество веселья предстояло в будущем, и мисс Рэчел, к удивлению ее матери, с жаром погрузилась во все это. Явился с визитом мистер Годфри; по всей видимости, он по-прежнему был влюблен в кузину, несмотря на прием, оказанный ему, когда он попробовал счастья в день ее рождения. К величайшему сожалению Пенелопы, на этот раз его приняли очень любезно, и он тут же вписал имя мисс Рэчел в членский список комитета дамской благотворительности. Моя госпожа, по словам Пенелопы, была очень расстроена и имела две продолжительные беседы со своим стряпчим. Дальше следовали кое-какие рассуждения относительно одной бедной родственницы, некоей мисс Клак — той самой, о которой я упоминал при — описании обеда в день рождения; она сидела возле мистера Годфри и оказалась большим знатоком шампанского. Пенелопа выражала удивление, что мисс Клак все еще не явилась с визитом. Наверное, она скоро привяжется к миледи, по обыкновению… и так далее, в том же роде, как это принято у женщин — отпускать шпильки друг другу и словесно и письменно. Об этом не стоило бы упоминать, если бы не одно обстоятельство. Я слышал, что, расставшись со мной, вы перейдете к мисс Клак. Если это так, окажите мне милость, не верьте ни единому ее слову, когда она станет говорить о вашем нижайшем слуге.

В пятницу не случилось ничего, только у одной из собак сделался нарыв за ухом. Я дал ей настойку из трав и посадил на диету. Извините, что упоминаю об этом. Как-то невзначай вырвалось. Пожалуйста, пропустите это. Я быстро приближаюсь к концу моих погрешностей против вашего современного образованного вкуса. Притом собака эта была предоброе животное и заслуживала хорошего лечения; право, заслуживала.

Утренняя почта принесла мне сюрприз в виде лондонской газеты, присланной на мое имя. Почерк, которым написан был адрес, озадачил меня. Я его сличил с записанными в моей книжке именем и адресом лондонского ростовщика — и тотчас узнал почерк сыщика Каффа.

Просмотрев газету с любопытством, я заметил, что одна из заметок — «Из зала суда» — обведена чернилами. Вот она к вашим услугам. Прочтите ее, как прочел я, и вы справедливо оцените вежливое внимание сыщика, приславшего мне эту последнюю новость.

«Ламбет. Незадолго до закрытия заседания мистер Септимус Люкер, известный торговец старинными драгоценными камнями, резными изделиями и проч., и проч., обратился к судье за советом. Проситель объяснил, что его беспокоило в течение всего дня поведение трех странствующих индусов, слонявшихся по улице возле его дома. Прогнанные полицией, они опять вернулись и пытались несколько раз проникнуть в дом, якобы за милостыней. Когда их отогнали от парадной двери, они появились у черного хода. Кроме вполне естественной досады на этих попрошаек, мистер Люкер выразил опасение, не замышляют ли они кражу. В его коллекции много драгоценных вещей, и античных и восточных, огромной стоимости. Только накануне он был принужден отказать работнику, искусному в резьбе (индусу, как мы поняли), по подозрению в покушении на воровство, и он не был уверен, что этот работник и уличные фокусники, на которых он жаловался, не действовали сообща. Может быть, целью их было собрать толпу, произвести на улице суматоху и в этой суматохе получить доступ к дому. В ответ на вопрос судьи мистер Люкер признал, что он не может представить доказательств, что замышляется воровство. Жаловаться он может только на то, что индусы надоедали ему и мешали. Судья заметил, что, если это повторится еще раз, проситель может вызвать индусов в суд, где с ними поступят по закону. Что касается драгоценностей, находящихся у мистера Люкера, то он должен сам принять надлежащие меры для их охраны. Быть может, следовало бы дать знать полиции и принять все предосторожности, какие может предусмотреть опытность полицейских чиновников. Проситель поблагодарил судью и удалился».

Говорят, один из древних мудрецов советовал своим ближним (забыл, по какому случаю) «заглянуть в конец». Глядя на конец моих страниц и вспоминая, как я беспокоился несколько дней назад, справлюсь или нет со своим рассказом, я вижу, что мое полное описание фактов дошло до заключения очень прилично. Мы переходим в деле о Лунном камне от одного чуда к другому и кончаем самым большим чудом — исполнением трех предсказаний сыщика Каффа меньше чем через неделю с того дня, как они были сделаны.

Услышав в понедельник об Йолландах, я теперь услышал об индусах и ростовщике, и вспомните — сама мисс Рэчел была в это время в Лондоне. Вы видите, я выставляю все в самом худшем свете, даже когда это говорит против моих собственных воззрений. Если вы бросите меня и перейдете на сторону сыщика, руководствуясь всеми этими уликами; если единственное разумное объяснение, какое можете вы подыскать, заключается в том, что мисс Рэчел и мистер Люкер успели сговориться и Лунный камень находится в залоге у ростовщика, — признаюсь, я не смогу вас осудить. В темноте довел я вас до этого места. В темноте принужден вас оставить, с нижайшим моим почтением.

Часть вторая

Открытие истины

ПЕРВЫЙ РАССКАЗ,

написанный мисс Клак,

племянницей покойного сэра Джона Вериндера

Любезным моим родителям (оба теперь на небесах) я обязана привычкой к порядку и аккуратности, внушенной мне с самого раннего возраста.