Это произошло в одно мгновение — он выскользнул тихой, гибкой, кошачьей походкой, которая, признаюсь, немного испугала меня. Как только я пришел в себя настолько, чтобы начать думать, я вывел одно ясное заключение по поводу непонятного гостя, удостоившего меня своим посещением. Он так хорошо владел собой во время нашей беседы, что ни по его лицу, ни по его голосу нельзя было ни о чем догадаться. Но было одно мгновение, когда он все-таки дал мне заглянуть под эту маску. Он не выказывал ни малейшего признака интереса ни к чему из сказанного мною, пока я не упомянул, через какой срок должник имеет право начать расплачиваться. Только тогда он взглянул мне впервые прямо в лицо. Из этого я заключил, что он задал мне этот последний вопрос с особой целью, у него был особый интерес услышать мой ответ. Чем дольше размышлял я о нашем разговоре, тем сильнее подозревал, что принесенная шкатулка и просьба о займе были простым предлогом, пущенным в ход для того, чтобы проложить путь к последнему вопросу, заданному мне.

Уверовав в справедливость такого заключения, я постарался сделать дальнейший шаг и угадать причину прихода индуса. Тут мне как раз принесли письмо от самого Септимуса Люкера. Он просил у меня извинения в выражениях противно раболепных и уверял, что может все объяснить удовлетворительным для меня образом, если я удостою его личной встречи.

Еще раз пожертвовав делами для простого любопытства, я назначил ему свидание в моей конторе на следующий день.

Мистер Люкер оказался во всех отношениях гораздо менее достойным человеком, чем индус, — он был такой пошлый, такой безобразный, такой раболепный, что его не стоит подробно описывать на этих страницах. Вот сущность того, что он мне сказал.

Накануне своего визита ко мне этот изящный индус удостоил своим посещением мистера Люкера. Несмотря на его европейский костюм, мистер Люкер тотчас узнал в своем госте начальника трех индусов, которые, как помнит читатель, надоедали ему, шатаясь около его дома, так что ему пришлось подать на них в суд. Сделав это странное открытие, он пришел к заключению, — признаюсь, довольно естественному, — что индус, несомненно, один из тех трех людей, которые завязали ему глаза, заткнули рот и отняли у него расписку банкира. В результате он оцепенел от ужаса и твердо уверовал, что пришел его последний час. Индус, однако, вел себя так, словно они никогда прежде не встречались. Он вынул маленькую шкатулочку и обратился к мистеру Люкеру с точно такой же просьбой, с какой обратился ко мне. Желая поскорее избавиться от него, мистер Люкер тотчас ответил, что у него нет свободных денег. Тогда индус попросил его назвать человека, к которому было бы целесообразнее всего обратиться за займом. Мистер Люкер ответил, что лучше и целесообразнее в подобных случаях обращаться к стряпчему, пользующемуся хорошей репутацией. Индус попросил его назвать человека такой репутации и такой профессии, и мистер Люкер назвал меня — по той простой причине, что, будучи крайне перепуган, он ухватился за первое припомнившееся ему имя.

— Пот лил с меня градом, сэр, — заключил этот несчастный. — Я сам не знал, что говорю. Надеюсь, вы не поставите мне этого в вину, сэр, принимая во внимание, что я был перепуган до смерти.

Я довольно любезно извинил этого человека. Это был кратчайший способ освободиться от него. Когда он собрался уходить, я задержал его, чтобы задать один вопрос: не сказал ли индус чего-нибудь примечательного в ту минуту, когда уходил из дома мистера Люкера?

Да! Индус спросил мистера Люкера как раз о том, о чем, уходя, он спросил и меня, и, конечно, получил тот же ответ.

Что означало это? Объяснение мистера Люкера не помогло мне. Собственная моя сообразительность, к которой я прибег, не помогла мне. В тот вечер я был приглашен на обед и пошел к себе наверх переодеться отнюдь не в приятном расположении духа. Я не подозревал, что дорога к себе наверх окажется для меня в данном случае дорогой к открытию.

Почетным гостем на этом обеде оказался мистер Мертуэт.

Когда он вернулся в Англию после всех своих странствований, общество очень заинтересовалось путешественником, испытавшим множество приключений и благополучно преодолевшим множество опасностей. Теперь он объявил, что намерен снова вернуться на арену своих подвигов и проникнуть в области, совершенно еще не изведанные. Такое великолепное равнодушие к опасностям, которым он готов был вторично подвергнуть свою жизнь, подняло ослабевший было интерес к этому герою. Теория вероятностей была явно против возможности его нового спасения. Не каждый день удается нам встречаться за обедом с замечательным человеком и чувствовать, что, весьма вероятно, скоро придется услышать известие об его убийстве.

Когда мужчины остались в столовой одни, я оказался поблизости от мистера Мертуэта. Стоит ли упоминать, что, будучи сплошь англичанами, все гости, как только присутствие дам перестало их стеснять, пустились в разговоры о политике.

Должен признаться, что в отношении этой темы, представляющей столь жгучий интерес для большинства моих соотечественников, я один из самых нетипичных англичан, когда-либо живших на свете. Разговор о политике, как правило, кажется мне самым скучным и бесполезным из разговоров. Взглянув на мистера Мертуэта, когда бутылка обошла первый раз вокруг стола, я увидел, что и он, по-видимому, разделяет мой образ мыслей. Он вел себя осторожно, со всяческим уважением к чувствам своего хозяина, но тем не менее было видно, что он собирается вздремнуть. Мне пришло в голову попытаться разогнать его сон разговором о Лунном камне и, если это удастся, узнать его мнение о дальнейшем развитии заговора индусов, которое имело место в прозаической обстановке моей конторы.

— Если я не ошибаюсь, мистер Мертуэт, — начал я, — вы были знакомы с покойной леди Вериндер и как будто интересовались странными событиями, кончившимися пропажей Лунного камня.

Знаменитый путешественник сделал мне честь тотчас очнуться от своей дремоты и осведомиться, кто я таков. Я сообщил ему о моих отношениях с семьей Гернкастлей, не забыв упомянуть и о том странном положении, которое я занимал относительно полковника и его алмаза. Мистер Мертуэт повернулся на своем стуле так, чтобы оставить за своей спиной всю компанию (и консерваторов и либералов), и сосредоточил все свое внимание на мистере Бреффе, простом стряпчем.

— Было ли за последнее время что-нибудь слышно об индусах? — спросил он.

— У меня есть все основания полагать, что один из них приходил вчера в мою контору, — ответил я.

Мистера Мертуэта не так-то легко было удивить, но этот мой ответ совершенно поразил его. Я рассказал, что случилось с мистером Люкером и что случилось со мною, точь-в-точь, как описал выше.

— Ясно, что прощальный вопрос индуса имел какую-то цель, — прибавил я. — Почему ему так хотелось знать, через какой срок должник имеет право заплатить свой долг?

— Возможно ли, что вы этого не понимаете, мистер Брефф?

— Стыжусь своей глупости, мистер Мертуэт, но не понимаю.

Знаменитому путешественнику захотелось исследовать до самого дна глубину моей глупости.

— Позвольте мне задать вам один вопрос, — сказал он. — Что сейчас собираются делать индусы, цель которых похитить Лунный камень?

— Не могу этого сказать, — ответил я. — Намерения индусов для меня тайна.

— Намерения индусов, мистер Брефф, тайна для вас только потому, что вы никогда не задумывались над ними серьезно. Давайте вспомним все события, с того времени, как вы составили завещание полковника Гернкастля, и до той минуты, когда этот индус пришел к вам в контору. В вашем положении семейного юриста может оказаться очень важным, чтобы вы могли, если это понадобится для интересов мисс Вериндер, иметь ясное понимание всего дела. С этой точки зрения, скажите, что вам интересней — подойти ли постепенно к пониманию побудительных причин индусов или вы хотите, чтобы я избавил вас от хлопот самостоятельного логического анализа и сразу сообщил вам, что сам думаю?