— Спасибо, ребята.
Все были взбудоражены нашими рассказами об анулейцах. И, конечно, все хотели поехать. Но Степанов сказал, что возьмёт только моего папу и Мераба Романовича. Ну и нас, конечно. К восьми утра катер был готов и ждал нас на пристани. Сначала хотели лететь вертолётом, но мы сказали, что лучше не стоит.
Всю дорогу Мераб Романович мучил нас расспросами, особенно его интересовало наше путешествие с дельфинами. Папа сидел со мной рядом, одной рукой прижимая к себе. Он меня теперь всё время обнимал.
Мы искали то место, где спрыгнули с Роськой в море. Мы надеялись, что кто-нибудь из анулейцев остался там на берегу «сторожить море».
Но оказалось, что уже весь город переместился сюда! Анулейцы разбили новое поселение за тем обрывом, с которого мы прыгнули; здесь начинался лес и был спуск к морю. Мы поднялись на гору и увидели, что анулейцы за эти два дня неплохо обосновались. Домов, конечно, ещё не было, жили в шалашах, но уже начали валить деревья для построек, была утрамбована земляная площадка для коло; у шалашей в сложенных из камней очагах горел огонь, кое-где в них готовилась еда.
Первой нас увидела крупная рысь. Она подняла кончики ушей, повела чуткими ноздрями и медленно повернула к нам голову с прищуренными глазами. Потом пружинисто вскочила и в два прыжка достигла леса. Через минуту вернулась оттуда со своим хозяином — Дотом. Мальчишки уже окружили нас толпой, здоровались, улыбались, кто-то побежал за Локи и Биром.
Наконец, появился Вождь. Мы застали его за работой, и он шёл к нам, вытирая руки расшитым полотенцем. Остановился перед Степановым, серьёзный, строгий.
— Я знал, что мы встретимся вновь, чужеземец, — сказал он и улыбнулся. — Твои дети помогли нам найти море. Анулейский народ не забудет этого.
И Вождь поклонился всем по очереди: Степанову, Максиму, Роське и мне.
А потом был праздник!
Вождь велел бросить все дела, собраться у коло, нести угощение. Началась весёлая суета. Пока женщины готовили, а Степанов с папой объясняли Вождю и Отцам, что анулейцы теперь часть большой страны и скоро к ним приедет президент, мы побежали искать Локи. Спрашивали у ребят, но они пожимали плечами: только что тут был.
В самом дальнем шалаше нашли мы его и Хоту. Хота мягко выговаривал внуку:
— Ты не о том думаешь, Локи! Неважно, что у тебя на лице, главное, что у тебя в сердце!
— Локи!
— Роса! Листик! Максим! — Локи бросился к нам.
Он был опять обрит налысо («чтобы вернулись мои волосы»), кожа почти обрела свой естественный цвет («я всё время сижу в море, и оно меня лечит»), болячки и царапины начали проходить, но «оспинками» они всё равно останутся.
— Почему ты к нам не вышел? — ревниво спросила Роська. — Весь город на коло.
— Да вот ведь упрямый! — сердито сказал Хота. — Не хочет идти и всё! Говорит: папа увидит меня такого, испугается и не захочет такого сына.
Мы дружно рассмеялись, а Локи вдруг сорвался с места и побежал к коло. Переглянувшись, мы бросились за ним и увидели, как Локи с разбега прыгнул на Степанова, обнял его руками за шею, ногами за пояс, и весь прижался к нему, как врос.
— Я буду красивым. Волосы вырастут, красные пятна заживут…
Степанов сжал губы и понёс вцепившегося Локи на берег. Никто, конечно, не пошёл за ними. Они долго сидели на берегу, рядом с катером, и разговаривали.
Ух, чего только не было в этот день у анулейцев! Пир горой, экскурсия по тайному ходу в тот каменный Город, потом в Старый (Степанов попросил); танцы-хороводы, потом нам вручили что-то вроде орденов: круглые серебряные амулеты с изображением дельфина; потом мы возили на катере Вождя и Отцов по морю, потом катали ребятишек. Степанов обещал на следующей день привезти анулейцам лодки, сети и удочки, фонари и всё, что может пригодиться им для жизни на новом месте.
— Составьте список, — привычно сказал он Вождю, смутился и попросил папу это сделать.
Вечером, когда нам пора уже было уезжать, около каждого шалаша зажгли костры — в нашу честь.
— Все видели, как вас унесли дельфины. О вас сложат песни и будут петь их детям, — сказал Локи. Потом он обнял нас и сказал смущенно: — Папа звал меня к себе, жить в его доме, там, где дельфины. Но я не могу оставить дедушку. И Биру без меня будет скучно. Тогда папа сказал, что я буду приезжать в гости. К нему и к вам. А еще Вождь разрешил мне не быть больше ведуном! Теперь я могу выбрать любое дело! Я буду лепить горшки, как дедушка, и разрисовывать их, как мама. Хорошо?
— Да, Локи.
Потом он куда-то убежал, а вернулся, когда мы уже садились в катер. Он протянул Роське… котенка! Большого, пятнистого, с кисточками на кончиках ушей и раскосыми глазами. Это был маленький рысенок.
— Возьми, пожалуйста, Роса. Это моя Танка родила. Он очень хороший. Зовут Юкка.
— Ой, Локи…
— С ним ты меня не забудешь.
— Я тебя и так не забуду, — сказала Роська. Кажется, ей было грустно. А может быть, она просто устала. У меня у самого слипались веки.
— Вероника тебя в дом не пустит, — предупредил Максим и почесал рысенка за ухом. Рысенок коротко мяукнул и перевернулся на спину.
— Пустит, — не очень уверенно сказала Роська.
Затарахтел, захлюпал мотор. Наш катер отчалил от берега. Позади нас, как большие светлячки в траве, горели костры, зажженные анулейцами у каждого дома. Пусть горят… Наш катер, огибая Лысый остров, медленно приближался к Поселку.