За несколько месяцев до смерти Курта репортёр «Rolling Stone» Дэвид Фрикке спросил его, что он буквально подразумевал под названием «I Hate Myself and I Want to Die»:
Настолько буквально, насколько может быть шутка. Не что иное, как шутка. Но мы решили убрать его вовсе не поэтому. Мы знали, что люди не поймут; они воспримут его слишком серьёзно. Оно было полностью сатирическим, высмеивающим нас самих. Обо мне думают как об этаком стервозном, хныкающем шизофренике с поехавшей крышей, который всё время хочет покончить с собой…. И я думал, что это было забавное название…. Но я знал, что большинство людей его не поймёт.
Объясняет ли это, почему столько близких друзей и коллег Курта утверждали после его смерти, что Курт не был склонен к самоубийству, даже притом, что он часто делал заявления, которые могли по понятным причинам быть истолкованы иначе?
«Вы должны помнить одно по поводу всех этих разговоров о том, что Курт был склонен к самоубийству, — объясняет его сиэтлский приятель, с которым они вместе принимали наркотики, Питер Клири, — то, что все эти разговоры начались только тогда, когда Кортни выступила после его смерти и сказала, что в Риме была предпринята попытка самоубийства, и СМИ подхватили все её примеры того, что Курт хотел покончить с собой. Вот когда все эти люди начали говорить: «Конечно он был склонен к самоубийству, только послушайте его музыку». Но это — полная чушь. Безусловно, он был угрюмым парнем и довольно часто был подавлен. То же можно сказать об очень многих людях, включая и меня. Но никто никогда не говорил о том, что Курт хотел покончить с собой до того, как он умер. Никто. Как вы думаете, почему все, кто его знал, был так удивлены, когда Кортни сказала, что в Риме была предпринята попытка самоубийства? Я читал всю эту невежественную чушь в СМИ, указывающую на тот факт, что Курт хотел назвать «In Utero» «I Hate Myself and I Want to Die». Это была шутка, блин. Это было его извращённое чувство юмора. Он был самым саркастичным парнем из тех, кто вам встречался. Он не был склонен к самоубийству, по крайней мере, в то время, когда я его знал, а я его знал в течение последнего года его жизни».
Однако кто должен говорить? Возможно, это наивно — не придавать значения частым упоминаниям Курта о самоубийстве, считая их юмором висельника или своего рода рокерскими шуточами, вообще свойственными молодежи, которой всегда доставляют удовольствие будоражащие вещи. Была ли его смерть результатом убийства или самоубийства, трудно отрицать, что у Курта была мятежная душа, и не выходит за рамки возможного то, что, как и многие молодые американцы, он мог думать о самоубийстве в разные периоды своей жизни.
Одна из давних подруг Курта, фотограф из Сиэтла Элис Уилер, говорит, что она никогда не подозревала о том, что Курт был склонен к самоубийству. Однако в отличие от Питера Клири Уилер твёрдо уверена в том, что Курт покончил с собой. На самом деле, говорит она, многие из окружения Курта, «оглядываясь назад», заключили, что он был склонен к самоубийству.
«После поминальной службы по Курту я пошла на поминки к Кристу, — вспоминает она, — и все люди, которые там были, пытались осмыслить всё то, что относилось к самоубийству. Крист подошёл ко мне и спросил: «Как мы могли не заметить этих симптомов, Элис?». А потом он начал анализировать тексты Курта и повторять всё, что он когда-либо говорил, и сказал, что это должно было быть очевидным. Я думаю, он на самом деле чувствовал себя виноватым».
Однако действительно ли эти «признаки» указывали на самоубийство, или они оповещали о другом жизненно важном решении? Мы знаем, что Курт уже сказал своему адвокату 1 марта, что он решил развестись со своей женой. Джэнет Биллиг, представитель его управляющей компании, подтвердила, что на той же неделе он написал Кортни записку, объявив о своём намерении «убежать и исчезнуть». Крист впоследствии рассказал об этом периоде биографу Курта Чарлзу Кроссу, объяснив: «В его личной жизни с ним что-то происходило, и это его очень беспокоило. Вот примерно такая была ситуация». Таким образом, даже его самый давний друг был не в состоянии точно определить эмоциональное состояние Курта как суицидальное в последние недели его жизни, вместо этого ощущая, что не в порядке было что-то другое.
После римской передозировки Дилан Карлсон первым из друзей Курта виделся с ним, когда он вернулся в Сиэтл. Впоследствии он рассказал о настроении Курта в интервью «Seattle Post-Intelligencer»: «Курт столкнулся с большим количеством довольно тяжелых вещей, но он был на самом деле довольно оптимистично настроен. Он был готов иметь дело с тем, с чем он столкнулся».
После смерти Курта его друг Марк Лэйнган, лидер «Screaming Trees», сказал в интервью «Rolling Stone»: «Я никогда не подозревал, что [Курт] был склонен к самоубийству, я знал только, что он переживал очень трудные времена».
Ещё один друг Курта, музыкальный фотограф из Сиэтла Чарлз Петерсон, столкнулся с ним на улице «за неделю или полторы» до его смерти. Курт был явно в приподнятом настроении, вспоминает Петерсон: «Он показался мне очень счастливым, гораздо счастливее, чем за долгое время, когда я видел его; не то, что обычно он был несчастным, но он часто был в значительной степени нездоров, и он выглядел так, словно ему намного лучше. У меня только что вышла первая книга, и он очень хорошо о ней отзывался: я думаю, что он был искренне рад за меня. Он носил такое тяжёлое пальто и солнцезащитные очки, чтобы появляться инкогнито, но по иронии это даже делало его гораздо более заметным. Мы отправились в «Linda Tavern» и выпили немного пива, и он дал мне свой новый номер телефона. Насколько я могу судить, не было и намёка не то, что что-то не так».
Покойная бабушка Курта, Айрис Кобэйн, говорила с ним незадолго до того, как он покинул реабилитационный центр в конце марта, и сказала в интервью «Seattle Times», что «казалось, что всё прекрасно» и что «он казался счастливым». Единственное, что Курт сообщил ей о римском инциденте, сказала она, это то, что это был несчастный случай. В ходе этого телефонного разговора он планировал в апреле отправиться на рыбалку со своим дедушкой.
Во многих исследованиях по самоубийствам утверждается, что некоторые люди непосредственно перед тем, как совершить самоубийство, кажутся очень счастливыми и находятся в приподнятом настроении, потому что они приняли решение, и от этого испытывают облегчение. Однако исследования также показывают, что эти люди редко строят долгосрочные планы. Кроме того, настроение Курта не казалось внезапно меняющимся с подавленного до приподнятого только в последние дни и недели его жизни. Точнее, как утверждают его друзья, он изменился за несколько месяцев до смерти, когда его невыносимые боли в желудке были, наконец, диагностированы и вылечены. Именно осенью 1993 года он сказал в интервью «Rolling Stone»: «Я никогда в жизни не был так счастлив».
Случилось ли что-то между этим интервью и его уходом из реабилитационного центра «Эксодус» 1 апреля, что изменило его настроение? Внезапно возобновилась боль в желудке? Возможно, «интервенция» 25 марта вызвало что-то мрачное в характере Курта? Был ли он особенно подавлен, когда он обратился в «Эксодус» 30 марта? За те два дня, которые Курт провёл в «Эксодусе», он говорил там с несколькими штатными психологами, ни один из которых не посчитал, что он склонен к самоубийству. Кроме того, последний из тех, кто навещал Курта в «Эксодус» 1 апреля, старый друг-артист по имени Джо «Мама» Ницбург, сказал в интервью «Rolling Stone»: «Я ожидал увидеть, что он хреново выглядит и подавлен. Он выглядел так чертовски здорово».
Тогда, за несколько недель до его смерти, очевидно, что большинство его друзей, коллег и даже специалисты-психиатры, которые его лечили, не думали, что Курт склонен к самоубийству.
Теперь Том Грант ставит плёнку с записью удивительного разговора с Кортни, который он записал в конце апреля 1994 года, доказывающий, что она тоже полагала, что Курт не хочет покончить с собой после того, как он вернулся из Рима.
