Потом я сорвалась на громкий плач, давая выход эмоциям. Я хотела побыть с ним еще, но мое тело воспротивилось, исстрадавшись, и я решила: будь, что будет.

Но так не могло продолжаться. Не здесь. Не сейчас. И уж точно не с ним.

С этим было покончено. С этой маленькой жизнью, что была у меня в течение месяца, было покончено.

Теперь это была просто память.

- Вера, - хрипло произнес Матео мне в ухо, сжимая все крепче. - Не переставай верить в нас.

Затем он расслабился и отпустил меня, сделав шаг назад.

Я судорожно глотала воздух, пытаясь выровнять дыхание. Я уставилась на него, отметив печаль на его лице и сжатую челюсть. Я по-прежнему не могла говорить.

Он поднял руку, чтобы попрощаться.

Мне удалось махнуть в ответ.

Собрав всю силу воли, которая у меня оставалась, я развернулась и пошла к машине. Водитель взял мой рюкзак, бросил его в багажник и жестом предложил сесть на заднее сиденье.

Я приказала себе не оглядываться.

Но все же сделала это.

Матео все еще стоял там, подняв руку. Затем он положил ее на свое сердце.

Мое дыхание сбилось, и я с трудом заставила себя сесть на сиденье. Дверь захлопнулась - барьер между мной и мужчиной, которого я люблю и которого никогда не увижу снова.

Мы тронулись, и я смотрела назад, пока Матео совсем не исчез из виду.

Глава 18

Ванкувер

Я сошла с ума.

Совершенно свихнулась.

После восемнадцати часов без сна, трех пересадок и беспрерывного потока слез, я, наконец, приземлилась в Ванкувере, как зомби, лишенный чувств и онемевший. Это пришлось кстати, несмотря на плохую еду авиакомпании и пиво Даунинг, которым я пыталась приглушить чувства - это не принесло мне никакого психического успокоения. Я продолжала чувствовать эту боль, разъедавшую мой мозг, однако жизнь продолжалась, но я была слишком напугана, чтобы это понять.

Сыграл свою роль и культурный шок. Что удивительно - я всю свою жизнь прожила в Ванкувере. Мне вдруг показалось, что все надписи сделаны на китайском, а английский язык слышался с канадским диалектом. Все было стерильно, выглядело современно и скучно. Люди, которые натянуто улыбались и не смотрели вам в глаза. Когда я выхватила свой рюкзак из багажа и вышла на улицу, чтобы подождать брата - меня поразил влажный воздух и темно-серое небо. Был июль. Шел дождь.

К счастью, как и обещал мой брат, вскоре к обочине подкатил черный VW Golf.

Джош выбрался с водительского сиденья и поднял руку. - Я здесь!

И, наконец, я впервые улыбнулась, как мне казалось, за долгое время. Джош. Несмотря ни на что, я чертовски по нему скучала.

- Бля, ты загорела, - сказал он, обходя машину, чтобы обнять меня. Подойдя ближе, он скривился. - Но выглядишь дерьмово.

- Вот спасибо, - произнесла я, отдавая ему свой рюкзак. Он бросил его в багажник и заключил меня в медвежьи объятия.

Я почему-то думала, что он изменится за эти шесть недель, но он выглядел так же, как всегда. Джош был довольно неуклюжим подростком, пока ему не исполнилось девятнадцать. Затем он перестал расти (потому что рост его составлял 16 футов), накаченные мышцы, лицо прояснилось, а заикание исчезло. У него были голубые глаза отца и темно-коричневые волосы нашей мамы, вместо черных. Кольцо в губе, которое он не всегда носил, руки были в татуировках и не только они, благодаря моему влиянию. Я знала, что Джослин думает о нем, как о «плохом, красивом парне», но от этого описания моего брата, если честно, мне хотелось блевать. Джош и был в некотором смысле плохим мальчиком, симпатичным, но не больше.

- Хорошо, что ты дома, - сказал он. Затем отстранился и нахмурился. – Я так полагаю, что это чувство не взаимно.

- Я очень устала, - это все, что я могла сказать.

Мы мало разговаривали на протяжении всей поездки через весь город, которая заняла сорок пять минут. Я не могла говорить. У меня в груди образовалась дыра, и она разрасталась. Это было худшее эмоциональное похмелье в моей жизни. На самом деле это было похоже на жизненное похмелье. Как будто ты умираешь? Такое же чувство, когда кончается жизнь: боль потери за все переживания, через которые мы прошли?

Джош пробормотал что-то насчет того, что ему неловко от того, что придется остановиться, чтобы заправиться. Он хорошо мог угадывать чувства других людей. Но я не слушала, только смотрела в залитое дождем окно его нового автомобиля. Здания здесь выглядели такими простыми и скучными - нет истории, все однообразное. Все куда-то торопились, топая по лужам. Хотя в Ванкувере было много красивых растений, они выглядели темными и мрачными на фоне неба. Даже вид на горы Норт-Шор, которые возвышались над городом, как правило, захватывали дух, но сегодня они ничего во мне не всколыхнули. Я была всего лишь оболочкой.

Мне нужно поспать.

Когда мы подъезжали к задней подъездной дорожке нашего дома, Джош сказал, что мама готовит сюрприз, который в действительности не был таковым. Она заказала суши. Моя мама никогда не готовит, попросту не умеет, и в этом не было ничего необычного - мы по нескольку раз в неделю заказывали суши с доставкой на дом (мол, ешь суши, иначе помрешь с голода в Ванкувере). Я знала, что он просто пытается меня подбодрить, поэтому улыбнулась ему и снова достала телефон. Режим «в самолете» был отключен, и телефон не был в роуминге, я лихорадочно принялась просматривать сообщения в надежде, что Матео написал мне по электронной почте.

Ничего не было.

Я вздохнула и отложила его в сторону. Джош это заметил, когда парковался, и кивнул на мою сумочку. - Я следил за обновлениями на Facebook.Думал, ты будешь все выкладывать. Но ни пьяных лиц, ни испанского флага, обернутого вокруг вас, или потягивания сангрии я не заметил. Ничего.

Я пожала плечами. - У меня совсем не было времени, чтобы зайти на Facebook. - Кроме того, этой жизни и вовсе не было, пока я была в Лас Палабрас.

Наш дом был довольно-таки милым, в три этажа, с небольшой лужайкой и высоким сплошным забором, скрывавшим нас от чужих глаз. Но сумма за него была выставлена абсурдно огромная. Моя мать, считавшая себя настоящим агентом по продаже недвижимости и все такое, собиралась караулить его как можно дольше, чтобы «сорвать свой куш». На рынке недвижимости стоимость на него то поднималась, то опять опускалась, потом опять поднималась - это выглядело так, словно они цены не могли ему сложить.

Джош взял из моих рук рюкзак и с легкостью закинул его на спину. Сказывались тренировки в тренажерном зале. - Ты и слова не сказала о Германе.

Я приподняла бровь. - Герман?

- Мой автомобиль. Он же немец?

- Автомобиль разве не женского рода?

Он закатил глаза. - Ты гомофобка.

- Посмотрим, как ты будешь говорить «я собираюсь покататься на Германе» или «мне нравится заправлять Германа»?

Он пожал плечами, пока мы шли по гаражу мимо маминого Volvo. - Я не гомофоб. Кроме того, в сериале «Рыцарь дорог» автомобиль Хассельхоффа был мужского рода. Да, и в фильме «Влюбленная малютка» это был Хэрби.

- Ладно, ладно, - сказала я, отмахиваясь от него. Мы шли вверх по лестнице к главному входу. Он выглядел так же, как и всегда, знакомо, но стал каким-то чужим для меня.

Моя мама была на кухне, с бокалом вина и телефоном. Увидев меня, она одарила меня по-настоящему счастливой улыбкой, но затем повернулась спиной и продолжила разговор. По напряжению в голосе я поняла, что она разговаривает с клиентом.

Моя мать была красивой женщиной, даже для ее возраста. Хотя она была крошечной и набрала много лишнего веса в нижней части за последние годы, на ее лице не было морщин, а глаза за квадратными очками были молодыми. У нее были длинные темно-каштановые волосы, которые она всегда собирала в пучок. Я знала, она делает это для того, чтобы, как она считала, выглядеть по-деловому и тем самым подчеркивала свои высокие венгерские скулы.

Она была одета так же, как всегда, ее шкаф был переполнен строгими костюмами, и сегодня на ней был цвета военно-морского флота. Это вызвало в воображении образ Матео в столовой Лас Палабрас, одетый в серебристо-серый костюм, который сидел, как влитой. В моих мыслях он улыбался мне, обнажив ряд белых зубов на фоне смуглой кожи.