Я не могла дышать. Мое лицо покраснело и вспыхнуло. Я почувствовала приступ паники, приводящий меня в ужас. Я боялась, что если сделаю еще шаг, то ударю сестру по самодовольному лицу.

- Эй, всем нам нужно успокоиться, - сказал Джош повелительным тоном.

- Иди на хрен, Джош, - сказала Мерси. - Ты ее покрывал, но сейчас тебе лучше не вмешиваться.

Меня не волновало, если бы Джош ушел. Причинить мне еще большую боль, чем сейчас, было невозможно. Я знала, что это будет нелегко, но, черт побери, не думала, что их слова так больно ранят.

- Вера Элизабет Майлз, - сказала мама неожиданно жестко. Я устало на нее посмотрела, внезапно снова испугавшись. Мне не нравился этот тон мертвого равнодушия и разочарования.

Она резко вдохнула через нос. - Если ты покинешь этот дом, не закончив учебу, то больше никогда не получишь от меня ни копейки на обучение. И ты больше никогда не вернешься в этот дом.

- Мам! - крикнул на нее Джош. - Ты с ума сошла?

- Замолчи, Джошуа, - отрезала она, ее глаза сверкали. - Я не ожидала от тебя такого. Ты поддерживаешь сестру в ее самых идиотских начинаниях.

Ладно. Оказывается, может быть еще больнее. Мои внутренности скрутило, боль была почти физической, как будто мое тело жарили на открытом огне. Но она ведь несерьезно? Она просто погорячилась, приняла слишком близко к сердцу из-за отца и Джуд, правда?

Я с трудом сглотнула и уставилась на нее. Она смотрела прямо меня. Во взгляде не было никакой любви.

- Ты меня слышишь? - продолжила она с каменным выражением лица. - Если ты сейчас выйдешь за эту дверь на следующей неделе, то больше не вернешься сюда. Ты не получишь деньги на учебу. Ты получишь полную свободу. И я не думаю, что отец поможет тебе, он не захочет. Понимаешь? И если ты хочешь быть чертовой разлучницей, которая променяла свое будущее ради человека, который не может сдерживать себя, то ты будешь страдать от последствий. Такие вещи не остаются безнаказанными в жизни. Надеюсь, ты это поймешь, дорогая.

Дорогая меня убила. Навернулись слезы, застилая глаза, жгучие. Я кивнула, не в состоянии их сдерживать и, развернувшись, быстро пошла в свою комнату, мое сердце стучало где-то у горла, из легких вышел весь воздух.

Я закрыла за собой дверь и так стояла несколько минут, пытаясь осознать, что только что произошло, пытаясь собраться. Я чувствовала, что готова расклеиться в любой момент.

Я стояла на пороге новой жизни, неизвестного и единственная вещь, которая была бесспорной, состояла в том, что если я когда-нибудь решу вернуться, то возвращаться некуда.

Я рухнула на пол.

Я сделала свой выбор.

«Позор нам, обреченным с самого начала. Пусть Бог помилует наши маленькие, грязные сердца», пел мне тихо на ухо Трент Резнор. Я не знала о чем песня, которую я слушала на высоте 35000 футов над землей, смотря в окно на облака и горизонт, жизнь казалась мне куда более сложной. А сейчас мимолетной. Возможно из-за того, что в любой момент можно было упасть и разбиться. Возможно, потому что это заставляло тебя понять, насколько ничтожной была на самом деле твоя жизнь, и музыка была саундтреком к твоему прозрению.

Может всему виной удручающая песня, которую ты слушаешь. Я вздохнула, переключившись на следующую, пилот велел пристегнуться - мы садились в Мадридском аэропорту Барахас.

Я, как и раньше, не стала пристегиваться, а откинула голову на сиденье и смотрела в окно, как облака расступались перед самолетом. У меня было огромное дежавю, которое имело смысл, так как я приземлялась в Лондоне в конце мая с таким же нервным ознобом. Но в этот раз это было нечто большее, чем просто нервы: мое сердце, душа и жизнь находились на грани.

Последняя неделя в Ванкувере стала самой ужасной в моей жизни. Моя мама даже не смотрела на меня, и я больше не видела Мерси. Джош был моим спасительным кругом. Он был буфером между мной и миром разочарования, ненависти. Брат заставлял меня чувствовать себя любимой, что не могли дать мне другие.

Я была очень занята, пытаясь выяснить, нужно ли мне было подать заявление для разрешения на работу и на пребывание в Испании дольше положенного. Может канадец, работающий в Испании, и обычное дело, но не на такой большой срок. Сейчас самое главное было - просто попасть туда.

Разумеется, мама сказала все отцу, и он не был в большом восторге. Думал, что я совершала ошибку. Но он сказал, что если я когда-нибудь вернусь, то могу жить с ним в Калгари. Я действительно надеялась, что этого не произойдет, но было приятно знать, что он это предложил.

Я не хотела возвращаться в Канаду с клеймом шлюхи. Я все время думала об этом. Что, если семья Матео и друзья меня ненавидят? Что, если пыл угас, пока я отсутствовала? Что, если он решил остаться с женой ради дочери? Что, если он забыл нашу любовь и теперь думает, что вообще никогда не любил меня?

Я была настолько погружена в раздумья, к тому же сказывалась бессонница, что я даже не дрогнула, когда мы вошли в зону ужасной турбулентности при посадке. Мужчина рядом со мной вцепился в кресло так, что костяшки пальцев побелели, его тело напряглось, а я по-прежнему боялась потерять любовь.

Вскоре мы приземлились, и пока остальные выходили из самолета, с облегчением вздохнув - я приросла к месту, парализованная страхом. Я просто не могла этого сделать. Внезапно на меня нахлынуло осознание, каким поспешным было мое решение. И это был не просто голос матери у меня в голове, нашептывающий, что я рискую и совершаю огромную ошибку. У меня было пятьсот канадских долларов на банковском счете и не было возможности вернуться домой, если что-то пойдет не так. Когда ко мне подошла стюардесса и спросила все ли со мной в порядке, я ответила: «Могу ли я остаться в самолете и вернуться домой?». Она вежливо рассмеялась и, смерив меня взглядом, велела подниматься.

Я шла по аэропорту как в замедленной съемке, все было так знакомо и одновременно чуждо. Было приятно снова слышать испанскую речь, что вызвало у меня трепет, и хотя я не говорила по-испански, и в отличие от Лас Палабрас английский язык не перебивал его, это заставило почувствовать себя снова живой. Это был взрыв эмоций: «Эй, я сделала это, я здесь».

Мне было не по себе от всех этих страхов. Матео сказал, что встретит меня, когда я буду получать багаж, и мои нервы были на пределе. Изменился ли он? Какой я перед ним предстану? Осталась ли страсть? Неловкость? Я буду плакать?

Он все еще чувствует что-то ко мне?

Я ощущала себя как перед болезнью. Пройдя таможню, я нырнула в дамскую комнату и уселась, стараясь дышать и успокоить нервы. Я сосчитала до десяти и поправила макияж, убедилась, что не растрепанна. Я выглядела нормально, немного с широко раскрытыми глазами, но в целом хорошо. Я надела платье с длинными рукавами, волосы заплела в косу - просто хотела выглядеть более презентабельно, когда прилечу.

Ладно. Время пришло.

Я вышла из туалета и отправилась в путь, мои глаза бегали по оживленному месту в поисках высокого испанского красавца. Я его не видела. Казалось, прошла вечность, прежде чем я получила большой чемодан, который мне дал Джош и рюкзак, затем двинулась дальше. Я была поражена тому, как вся моя жизнь уместилась в эти два предмета. Все остальное я была вынуждена оставить позади, Джош должен был позаботиться о том, чтобы мама ничего не выбросила. Не то, чтобы она собиралась, но, учитывая, как остро она на все среагировала, я не исключала такой возможности.

Я положила сумки на тележку для багажа и огляделась. Я ненавидела это ощущение, когда мне казалось, что он где-то рядом и наблюдает, но я не могла его видеть.

Через пять минут я по-настоящему начала паниковать. Что, если он не приехал за мной?

- Ты Вера? - Я услышала мягкий голос, совсем рядом.

Я обернулась и увидела девушку: высокая как модель, длинные, густые каштановые волосы и зеленые глаза. Она была одета в майку-борцовку зеленого цвета, которая не скрывала ее загорелой кожи, и мешковатые штаны, что попросту висели на ней.