Разве справилась бы она с эскападами матери, если бы он не прикрывал ей спину? Мысль о том, что она может потерять его, привела в ужас.

Через два часа Эмма устала от бесконечных улыбок и разговоров, а мать, казалось, обрела родственную душу в лице незамужней тетки Эммы Мейбл, которую последний раз видела в раннем детстве на Рождество, после чего Мейбл переехала куда-то на север. Эмма, стоявшая на другом конце террасы, смотрела на их одинаковые позы, одинаково критическое выражение лиц. Хотя музыка заглушала голоса, она заметила, как губы матери шевельнулись, произнося слово «внуки», и обе женщины посмотрели в ее сторону.

Отвернувшись, Эмма увидела, как отец, воспользовавшись тем, что жена занята, украдкой подкладывает из буфета еду на свою и без того переполненную тарелку.

— Твоя мать посадила меня на диету, — объяснил он в ответ на ее изумленный взгляд.

— Звучит как-то невесело, — посочувствовал Дэн.

Отец пожал плечами.

— Ничего страшного. Почти каждый день я могу съесть второй ланч в гольф-клубе. Они готовят потрясающий пай и чипсы. Она об этом ничего не знает.

О боже, когда все это кончится!

— Мне надо прогуляться. — Эмма направилась к ступенькам, ведущим с террасы на лужайку.

— Я с тобой.

Взяв у проходившего мимо официанта два бокала шампанского, Дэн последовал за ней.

Стояла чудесная ясная летняя ночь. Коротко постриженный газон серебрился в лунном свете. Похожие на жемчужинки, крошечные лампочки, укрепленные на деревьях, придавали парку сказочный вид.

Поначалу Эмма шла на цыпочках, чтобы трехдюймовые каблуки не проваливались в землю, потом плюнула и, сняв туфли, пошла босиком, подол платья волочился по траве. Дэн впервые обратил внимание на разницу в их росте. Она казалась совсем маленькой и хрупкой.

С террасы доносились приглушенные звуки музыки. Лужайка плавно спускалась к маленькому пруду, поверхность которого в лунном свете напоминала расплавленный металл. Прохладный ночной воздух дышал ароматом свежескошенной травы.

— И ты еще спрашиваешь, почему меня не привлекает замужество, — сказала Эмма, когда он поравнялся с ней. — Даже если найду подходящего мужчину, какого черта выходить за него замуж, если все кончится этим? Они живут каждый своей жизнью. Разные спальни, разные друзья. Он всю жизнь пытается ускользнуть из-под ее опеки, она вообще не получает от жизни никакого удовольствия и пытается возместить это, сплетничая и вмешиваясь в жизнь Адама и мою. И несмотря на это, они считают, что представляют собой образец удачного брака. — Она обреченно взмахнула рукой. — Неужели и я должна так же закончить, если у меня будут дети? Чтобы они каждый год спорили, кто должен терпеть эту несносную старую корову на Рождество?

Видя ее в таком возмущении, Дэн не смог сдержать улыбки.

— Ну, не все так плохо. По крайней мере, ты их действительно интересуешь.

Эмма вздохнула.

— Разве что им нравится постоянно вмешиваться.

Он покачал головой.

— Может, в этом есть доля истины. Ладно, ладно, они бывают назойливыми, — поспешил согласиться он, когда она бросила на него сердитый взгляд. — И все же тебе повезло, у тебя есть семья. Я не мог поверить, что ты готова все это бросить ради парня, с которым едва знакома.

Эмма скрыла смущение, вызванное неожиданным упоминанием Алистера, сосредоточившись на другой фразе. Семья и Дэн казались ей чем-то почти несовместимым.

— В этом значительная часть его привлекательности. Мне хотелось испытать что-то новое и увлекательное с человеком, который принимал меня такой, как есть, не критикуя и не сравнивая с другими, для которого я была бы самым главным в жизни. С Алистером мне не грозило стать домоседкой, как мои родители. Жизнь о ним обещала путешествия, удовольствия и минимальный шанс закончить существованием в разных комнатах и желанием жить жизнью детей, а не собственной.

— Значит, история с Алистером стала попыткой доказать что-то родителям? Но почему тебя так волнует, что они думают?

Слова Дэна подействовали, как ушат холодной воды. Особенно поразила их справедливость. Она действительно позволила Алистеру ослепить ее из желания произвести впечатление на родителей.

— Это здесь совершенно ни при чем, — соврала она. — Я не маленькая. То, что в детстве заставляло меня расстраиваться, теперь только раздражает.

Она остановилась и присела на скамейку, которую Дэн видел раньше из окна комнаты. Опустившись рядом, он протянул ей бокал.

— Тогда в чем дело? Ты смогла прекрасно устроиться в Лондоне. Ты настоящий профессионал. Так почему тебя беспокоит чья-то критика?

Эмма смотрела на серебристый газон. С террасы доносился чей-то смех.

— В том-то и дело. Обычно мы с тобой встречались по причинам, так или иначе связанным с работой. Когда речь идет о работе, я уверена в себе. Знаю, что говорить, что меня не застанут врасплох, что не ударю лицом в грязь. — Она помолчала. — Но я не всегда такая.

— В чем проблема?

Эмма посмотрела на него, пытаясь угадать, насколько искренен его интерес. Раньше он никогда не проявлял желания узнать о ней больше, если, конечно, это не имело отношения к работе. Дэн смотрел пристально. Она сделала глоток шампанского и слегка улыбнулась, вспоминая давно прошедшие годы.

— В детстве я была самым неуклюжим ребенком, которого только можно себе представить. Если кто-то постоянно попадал в дурацкое положение, так это я. И это на фоне сверхуспешного Адама. Поступив в школу, я старалась изо всех сил, но такое впечатление, что это не имело никакого значения. Я не могла даже приблизиться к уровню Адама, к тому интересу, который он вызывал, к его наградам. Он был недосягаем, получал высшие баллы, выигрывал конкурсы. Постепенно я научилась не ставить себя в положение, где люди могли бы заметить мои слабые места.

Теперь она с абсолютной ясностью вспомнила все.

— Однажды в школе я играла в мюзикле. — Эмма взглянула на Дэна. — Мне было тринадцать лет. Ты можешь себе это представить?

Он пожал плечами и слабо улыбнулся. Вежливый ответ.

— Мюзиклы пользовались такой бешеной популярностью, что их ставили каждый год. Каждый мог прийти посмотреть. Родители, местные жители. В тот год ставили «Бриолин». Много музыки, много танцев. Я была в восторге, мне просто хотелось в этом участвовать. Но и в голову не приходило, что может случиться что-то плохое, что-то пойдет не так. Я была такой наивной.

— И что произошло?

Она положила голову на руки и сделала обреченное лицо.

— Я забыла текст. Стояла на сцене, смотрела в зал, полный народа, и не могла вспомнить ни слова. И дело даже не в том, что я запнулась. Я не произнесла ни звука. Ничего. Просто примерзла к месту. В лицо бил яркий свет, но я видела силуэты всех зрителей. Музыка играла так громко, что я не могла ничего сообразить.

— Что ты сделала?

— Убежала со сцены и отказалась выходить. Они выпустили дублершу. Мои родители сидели в зале, мать устроила мне настоящий ад. Она и теперь время от времени припоминает тот случай. Мне кажется, она до сих пор считает меня нервной тринадцатилетней девочкой, которая впала в ступор на сцене.

Эмма отпила еще шампанского, вспоминая прошлое. Яркий свет, слепивший глаза. Холодный ужас, заставивший оцепенеть, когда она безуспешно попыталась заставить мозг работать. Скользкий холодный пот, выступивший на ладонях.

Она посмотрела на Дэна и непринужденно улыбнулась ему. Этому она научилась уже давно. Теперь она взрослая, у нее своя жизнь, и жуткое ощущение провала не должно больше довлеть. И все же Эмма чувствовала, что так до конца и не смогла избавиться от него.

— Это ужасно.

Она пожала плечами.

— В то время это действительно было ужасно. Я чувствовала себя страшно подавленной. Но никогда больше не допускала ситуаций, в которых могла бы сделать что-то не так. Я отказалась от попыток заниматься искусством. Пусть им занимается Адам. Сам видишь, как он талантлив. Отчасти из-за этого я решила заняться правом. Там надо выучить много всего, но если знаешь правила, можешь применить их. Будешь много работать, можешь сделать карьеру. Для достижения успеха не нужно, чтобы кому-то нравилось, что и как ты делаешь.