— Ты не можешь так опозорить меня. Ты не можешь так опозорить меня. Ты не имеешь права унижать меня перед этим мальчишкой.
— Я бы хотел поговорить с ним наедине, — попросил Оливер.
— Если ты сделаешь это, — пригрозила Люси. — Я никогда не прощу тебя. — Она произнесла эти слова не потому что действительно так думала. Она повторяла то, что сказала бы невинная автоматическая идеальная жена. Оливер резко отмахнулся.
— Будь добра, Люси.
Так их и застал вошедший в комнату Баннер — стоящими друг напротив друга и напряженно сцепившимися глазами. Наконец Оливер заметил юношу.
— О, да, — сказал он, — вы уже здесь. — Он повернулся к жене. — Люси, — выжидательно напомнил он. Не глядя на Джефа, она быстро направилась к двери и вышла. Через некоторое время, Оливер сделав над собой явное усилие, вежливо кивнул Джефу. — Присядьте, — предложил он.
Джеф помедлил, потом присел на деревянный стул. Оливер принялся медленно расхаживать взад-вперед перед ним:
— Для начала, я бы хотел поблагодарить вас за те письма, в которых вы докладывали мне каждую неделю об успехах моего сына.
— Ну, — ответил Джеф. — Поскольку вы сами не могли приехать сюда, я посчитал, что будет лучше информировать вас о том, чем мы здесь занимаемся.
— Мне очень нравились ваши письма, — похвалил Оливер. — Они чрезвычайно тонки и проницательны. Вы по всей видимости, прекрасно понимаете что происходит с Тони, и у меня создалось впечатление, что вы его действительно полюбили.
— Он очень достойный мальчик, — сказал Джеф.
— Достойный? — Оливер с неопределенной интонацией повторил это слово, будто это понятие было по его мнению неприложимо к его сыну. — Неужели? Но вот письма у меня сложилось о вас довольно четкое впечатление.
Джеф засмеялся немного смущенно.
— Правда? Надеюсь, я не выдал себя чем-то?
— Наоборот, — сказал Оливер. — Я представляю себе очень интеллигентного, умного и порядочного молодого человека. Я даже начал подумывать о том, что когда вы окончите колледж, и если вы перемените свое решение стать дипломатом, я мог бы найти вам место в моем деле.
— Рад слышать это, сэр, — смущенно сказал Джеф. — Буду иметь в виду. — Между прочим, — добавил Оливер, будто посчитал невежливым преждевременно приступать к основному вопросу и перебирал разные мелкие темы, — та девушка, о которой вы говорили в день нашего знакомства.
Я даже запомнил точно ваши слова. Я спросил вас, есть ли у вас девушка, вы ответили: «Приблизительно». Она что все еще учится в школе в Бостоне?
— В школе? — изумлено переспросил Джеф.
— Да, — подтвердил Оливер. — Главная болельщица вашей школьной футбольной команды?
Джеф смущенно рассмеялся.
— Нет, — сказал он. — Я не встречался никогда с бостонскими школьницами. И ни с какими главными болельщиками. Девушка, о которой я говорил, на первом курсе колледжа Вассар, а в общем, я тут больше хвастал. Я вижусь с ней от силы пять-шесть раз в год. А почему вы спрашиваете?
— Ну, я наверное, что-то перепутал, — небрежно ответил Оливер. -Может, что-то проскользнуло в одном из писем Тони. Его почерк оставляет много места воображению получателя. — Он повел плечами. — Неважно. Итак никаких болельщиц.
— Ни единой, — подтвердил Джеф.
Оливер выждал некоторое время.
— А как насчет женщин постарше? — ровным тоном спросил он. — Замужних женщин?
Джеф опустил глаза.
— Вы что действительно ожидаете, что я отвечу вам, мистер Краун.
— Нет, наверное, нет, — Оливер вынул из кармана свою чековую книжку и ручку. — Миссис Краун платила вам аккуратно каждую неделю?
— Да, — ответил Джеф.
— Но она еще не расплатилась с вами за эту неделю? — спросил Оливер, держа чековую книжку открытой.
— Нет, — сказал Джеф. — Минуточку, сэр.
— Сегодня пятница, — спокойно продолжал Оливер, — мы договаривались на тридцать долларов за семидневную рабочую неделю, правда? Так это будет пять седьмых от тридцати — ну, грубо говоря округлим до двадцати одного. Если вы не против, я выпишу чек. У меня сейчас мало наличности.
Джеф встал.
— Мне не нужны деньги, — сказал он.
Оливер поднял в удивлении брови.
— Почему? — спросил он. — Вы же брали деньги каждую неделю у миссис Краун, не так ли?
— Да. Но…
— Что случилось на этой неделе? — Оливер произносил слова размеренно и рассудительно. — Ну разве что эта неделя на два дня короче.
— Мне не нужны деньги, — настаивал Джеф.
Оливер упорно не желал понимать его.
— При таком положении вещей, — сказал он, — вы ведь не думаете, что вам следует оставаться здесь, не правда ли?
— Правда, — пробормотал Джеф так тихо, что Оливер едва расслышал его слова.
— Конечно нет, — по-отечески снисходительно подтвердил Оливер и протянул Джефу чек. — Вот, возьмите. Вы честно заработали их. Помню, я в вашем возрасте, всегда мог найти применение двадцати долларам. Не может быть, чтобы все так изменилось с тех пор.
Джеф печально посмотрел на чек в руке и направился к двери. Затем он повернулся:
— Наверное, я должен сказать, что я сожалею, что мне стыдно или что-то в этом роде. Наверное, вам так будет легче.
Оливер добродушно улыбнулся:
— Не обязательно, — сказал он.
— Но ничего подобного, — с вызовом бросил юноша. — Это самое лучшее, что у меня было в жизни.
Оливер кивнул.
— Так всегда бывает, — прокомментировал он. — В двадцать лет.
— Вам этого не понять, — без всякой связи с предыдущей мыслью сказал Джеф. — Вы не знаете ее.
— Может быть, — согласился Оливер.
— Она чистая, нежная. Вы не имеете права обвинять ее. Это все я. Это моя вина.
— Я и не собираюсь лишать вас каких-то заслуг, — угодливо ответил Оливер. — Но должен вам сказать, что когда тридцатипятилетняя женщина начинает путаться с двадцатилетним мальчишкой, его заслуга состоит не более чем в его присутствии.
— Вы… — с горечью в голосе начал Джеф, решительно нападая на стоящего перед ним мужчину. — Вы так уверены в себе. Вы все о себе знаете. Она говорила мне. Отсиживаетесь. Даете всем указания, кто что должен делать. Что думать. Люди работают на вас. Ваш ребенок. Ваша жена. Все должно быть по-вашему. Вы вежливы, холодны, беспощадны. Боже, даже сейчас вы не соизволите рассердиться. Вы приезжаете и узнаете, что я люблю вашу жену, и что же вы делаете? Вы выписываете чек. — Мелодраматичным жестом он скомкал чек и бросил его на пол.
Оливер не сменил своего вида заинтересованного изумления.
— Это один из аргументов, который часто доводится слышать в адрес сыновей богатых семей, — сказал он. — У них нет должного уважения к деньгам.
— Надеюсь, она уйдет от вас, — продолжал Джеф. — И если это произойдет, я женюсь на ней.
— Баннер, — Оливер подавил улыбку, — простите, что я так говорю, но вы ведете себя как последний дурак. Вы сентиментальны. Вы говорите слова, типа любовь, брак, нежность, чистота, и я понимаю почему, и даже восхищаюсь вами. Вы не хам, и хотите быть о себе высокого мнения. Хотите видеть себя страстным, исключительным. Ну, это довольно естественно, и я вас не могу винить — но должен вам сказать, что это не вяжется с фактами. — Что вы можете знать о фактах? — с горечью спросил Джеф.
— Вот что я знаю, — ответил Оливер. — Никакого романа у вас не было. Вы все это себе придумали. Вы придумали женщину, которой не существует, чувство, которого нет.
— Не говорите этого, — перебил Джеф.
— Будьте добры, дайте мне закончить, — Оливер махнул рукой. — Вы ухватились за нечто обыденное и незначительное и приукрасили все это розами и лунным светом. Вы приняли бессовестность по-детски глупой женщины за страсть, и в результате вы пострадаете от этого больше всех.
— Если вы о ней именно такого мнения, — Джеф почти заикался от злости и смущения, — вы не имеете права вообще говорить о ней. Вы ее не уважаете, не любите ее, не восхищаетесь.
Оливер вздохнул.
— Когда вы подрастете, — ответил он, — вы поймете, что любовь очень часто не имеет ничего общего с уважением и восхищением. В любом случае, я не затем проехал столько километров, чтобы поговорить о себе. Джеф, продолжал он, — позвольте мне попросить вас сделать нечто действительно непостижимое — посмотреть на реальность, какая она есть на самом деле. Посмотрите на это лето. На все эти отели. На эти картонные дворцы с тонкими стенками и паршивым танцевальным ансамблем, с картинными озерами и ленивыми, безмозглыми отдыхающими здесь женщинами, которые расстаются со своими мужьями на все эти жаркие месяцы. Они валяются на солнце весь день напролет, скучающие, беспокойные, пьющие слишком много виски, шатающиеся в поисках приключений с проезжими комивояжерами, с официантами, тренерами, музыкантами и студентами. Это целое племя дешевых доступных самцов, что и является их основным качеством. Это да еще то, что они бесследно исчезают, при наступлении зимних холодов. Между прочим, — беззаботно добавил Оливер, — вы говорили с миссис Краун на тему замужества?