Он грохотал и сжимал Люси в объятиях.

— Вы хорошеете с каждым днем. Сын, — обратился он к Тони, стоявшему в дверях и внимательно наблюдавшему за происходящим: — с твоего разрешения я поцелую твою мать, потому что сегодня праздник и потому что она самая красивая женщина на этом берегу Миссисипи.

Не дожидаясь ответа Тони, Коллинз крепко стиснул Люси, как борец в ближнем бою, и громко чмокнул ее в щеку. Чуть не задохнувшись в руках этого громилы, Люси чуть смущенно засмеялась и позволила поцеловать себя, потому что раз пустив в дом Коллинза, нужно было примириться со всем этим гамом и с его деревенской грубой галантностью. Она бросила взгляд через голову Коллинза на Тони. Тот не смотрел на мать, он наблюдал за Оливером с любопытством ученого, следящего за ходом эксперимента.

Люси не видела Оливера. Коллинз снова прижал ее к своей бочкообразной груди, и не замечая, что происходит вокруг, продолжал выкрикивать от всей души:

— Венера, Венера.

Затем выразительно подмигивая и раскачивая головой, он театрально прошептал:

— Крошка, машина ждет, мотор работает. Одно твое слово и мы умчимся. Это первая ночь новолуния. Олли, мальчик мой, держи меня за руки. Она будит во мне зверя.

Тут он разразился громогласным смехом и отпустил Люси.

— Ну все, довольно, Фред, — сказала Люси, зная, насколько неубедительно прозвучали ее слова после всех этих лобызаний и подвываний. Она посмотрела снова на Тони, но тот не сводил холодного выжидательного взгляда с отца.

Хотя Оливер, казалось, ничего не замечал. Он так много общался с Коллинзом за последний год, что этот шум и смятение, которые всегда сопровождали этого великана, казались ему естественными, подобно тому, как шум водопада становится незаметным для людей, которые живут рядом с ним. Коллинз наконец-то оставил Люси и расселся на диванчике, усадив свою дочь рядом и начал поглаживать ее руку.

— Да, удобные подушечки, — сказал он. — После этих жестких скамеек на стадионе, которые просто отдавили мне заднюю часть. — И он с грубой развязностью посмотрел на Тони. — Он у вас красавчик, Люси. Пока еще немного тощ, но сын мой, это такой возраст. Когда я был таким как ты, ты конечно не поверишь, но я весил всего сто тридцать пять фунтов, в мокром костюме. — И он громко расхохотался, будто рассказал невероятно смешной анекдот. — Мы так рады, что наконец познакомились с принцем Крауном, правда, лапочка? — Он с обожанием заглянул в глаза дочери.

Бетти оценивающе посмотрела на Тони сквозь ресницы.

— Да, папочка, — сказала она.

— Да, папочка, — передразнил ее Коллинз срывающимся фальцетом. — О, что за глубины скрываются под этими двумя простыми словами. Да, папочка. Он наклонился и поцеловал девочку в щеку, очарованный собственным видением своего чада.

— Берегись этой девушки, Сын мой, — сказал он. — Она заприметила тебя. Я знаю все эти признаки. Ты счастливчик, но берегись! Все старшие классы школы отказались бы от стипендии на следующий год ради этого скромного — Да, папочка.

— Ну, папуля, хватит… Бетти неодобрительно похлопала отца по руке.

— Когда мы проходили по трибуне сегодня утром, — рычал Коллинз, — вы должны были только слышать какой сладострастный вздох пробежал по рядам болельщиков, подобно ветерку колыхавшему колосья пшеницы.

Он засмеялся, с любовью, гордостью, открыто и простодушно.

Оливер, который теперь занял место у камина рядом с Тони, тоже засмеялся. Тони посмотрел на отца без улыбки, с холодным удивлением.

— Скажи-ка, Бетти, — продолжал Коллинз. — Ты собираешься танцевать сегодня?

— Да, — ответила девушка.

— Почему бы тебе не взять с собой Тони? — предложил Коллинз. — Если он хотя бы наполовину такой мужчина, как его отец, бьюсь об заклад, что он сможет тебя кое-чем удивить.

Люси беспокойно посмотрела на сына. Тони уставился на Коллинза, изучая его, как животное, которое видел впервые в жизни и которое нужно было подвести под определенную известную ему категорию.

— Да, я не против, — Бетти улыбнулась Тони, введя в бой артиллерию средней дальности. — Честно говоря, я за. Но я дала обещание Крису. Он должен за мной зайти и…

— Крис! Крис! — нетерпеливым жестом отмахнулся Коллинз. — Он тебе не нужен. Не можем же мы оставить Тони в компании стариков на весь праздник. Пойди с ними обоими.

— Ну, конечно, это было бы прекрасно, — согласилась Бетти, и Люси представила себе, как эта девчонка рисует себе сейчас картину своего появления на танцплощадке с двумя мальчиками под руку. — Если Тони захочет…

— Конечно же Тони захочет, — сказал Коллинз. — Будь дома в девять сегодня вечером, Сынок, и…

— Извините, сэр, — перебил Тони. — Я занят сегодня вечером.

Мальчик говорил спокойно, его слова врезались в мощный поток рокочущей речи Коллинза холодно почтительным, бесстрастным отпором грубоватому и простоватому отцу с его кокетливой высокомерной дочерью. В его тоне не было ни тени мальчишества или неуверенности. Это был по взрослому холодный щелчок, нанесенный точной и беспощадной рукой. И Бетти поняла это. Она задумчиво посмотрела на Тони, с раздражением и интересом, лицо ее на мгновение показалось открытым, даже незащищенным. Но она сразу опустила глаза, скрывая свои чувства.

Где он научился этому, подумала Люси. Что за отношения были у него с девочками все эти два года, за которые он приобрел столько уверенности в себе? И глядя на Коллинза глазами Тони, она с болью осознала, что всего год тому назад, Оливер не пустил бы на порог ни этого мужчину, ни его дочь.

Коллинз тоже не пропустил укол мимо ушей. Его глаза сузились, он смерил Тони взглядом, понимая, что это вражда. В комнате воцарилось неловкое молчание, атмосфера накалилась. И, как показалось Люси, только Тони из всех присутствующих был абсолютно спокоен. Тогда Коллинз утешительно погладил руку дочери.

— Ну, ладно, — сказал он. — Мы давали тебе шанс, Сынок, — И повернувшись к Оливеру добавил: — Ты говорил, есть что выпить, Олли?

— О, простите, — извинился Оливер. — Что будете пить?

— Мартини, — сказал Коллинз. — Это именно то, что пьют в День Благодарения.

Оливер начал накладывает лед в шейкер и откупоривать бутылку. Все наблюдали за его движениями с преувеличенным вниманием, стараясь не думать о раладе, который Тони посеял между ними.

— Нет, нет, нет, — сказал Коллинз, вскакивая на ноги. — Ты просто заливаешь все вермутом, парень. — Он подошел к бару и забрал у Оливера бутылку. — Ты испортишь нам праздник, Олли! Дай-ка я сам, доверь дело старому мастеру по приготовлению мартини.

— Как пожелаете, — Оливер послушно отпустил бутылку. — Мы обычно пьем виски и я…

— Все дело в шляпе, все дело в шляпе, мальчик мой, — сказал Коллинз тщательно отмеривая жидкость, прищурив один глаз. — Я научился этому у старого индейца в большом лесу…

— Я сам сделаю. — Это был Тони. Он медленно шагнул и стал между двумя мужчинами и решительно забрал шейкер из рук Коллинза.

Коллинз стоял глупым выражением лица, приоткрыв рот, его рука так и застыла в том положении, как будто он продолжал держать шейкер.

— В этом доме, мистер Коллинз, мы имеем собственных барменов, заявил он.

Тони спокойно смешал джин с вермутом и начал встряхивать шейкер, не спуская взгляда с Оливера, который молча но беспощадно осуждал сына.

— Конечно, конечно… — пробормотал Коллинз. Он пожал плечами, как-то присмирел, было видно, что он хочет как-то отреагировать, только не знает как. Он вернулся на свое место на диванчике и присел с униженным видом. Тони стоял возле бара, занимаясь приготовлением напитка и не обращая никакого внимания на Коллинза, но при этом не выпуская из поля зрения отца, глядя на него с нескрываемым презрением. Оливер на миг встретился с сыном глазами, смущенно улыбнулся и отошел в сторону.

— Ну, — сказал он немного громче, чем надо, — вот что значит отдать сына в хорошую школу. Там уж научат, как готовить мартини.

Он засмеялся, и Люси поняла, что ни минуты больше не сможет оставаться в комнате. Она соскочила со своего кресла.