— Не переживайте, бабоньки. — сказала самая старая жительница слободы, — Сколько раз эти безбожники пытались нас выгнать, но ничего у них не вышло и сейчас не выйдет.

Остальные женщины её поддержали, однако неизвестность судьбы слободы продолжала их пугать. И вскоре мы услышали боевые крики мужчин. Каждая из присутствующих женщин начала за них молиться, в том числе я и Вера. Вдруг послышался выстрел, затем ещё и ещё. Это была настоящая война. Казалось, что это продолжалось целую вечность.

Затем всё стихло. Неизвестность стала пугать ещё сильнее, но никто не решился выйти из укрытия. Когда же в церковь вошли люди в военной форме, мы поняли, что Белянская слобода проиграла эту войну.

— Собирайте вещи и идите к главным воротам. — приказал самый главный, и мы поняли, что сопротивляться бесполезно.

Когда мы вышли из церкви, нас охватил ужас. Убитые были повсюду. Почти все из сопротивления погибли, даже старейшины. Но несмотря на это, у меня и у Веры была надежда, что Гаврил ещё живой, однако она умерла очень быстро.

— Папа! — закричала Вера и кинулась к Гаврилу, который лежал недалеко от большого колодца.

Я побежала за Верой. Бедный Гаврил… Вся его рубашка была в крови. Вера начала трясти его, умоляя открыть глаза, однако это было бесполезно. Когда же она поняла, что он мёртв, её охватила дикая истерика. Когда же это дошло и до меня, я упала на колени, прижав Марусю к груди. Было только одно очень слабое утешение: Гаврил погиб как воин, который защищал свой дом.

Кое-как успокоив Веру, я ушла вместе с ней и малышкой домой, чтобы собрать вещи. Помимо одежды, небольшого запаса еды и папиной сумки с документами, я взяла рабочие записи Гаврила, в которых были записки о замках и других механизмов. Мой муж надеялся, что, когда у него появится сын, он бы его учил по этим записям премудростям ключника. К сожалению, сына я ему так и не подарила.

Всех тех, кто остался в живых, увезли в ближайшее село Крещенское. Жителей слободы заставляли заполнить анкету, а уже потом им говорили, куда именно их депортируют. Нас было настолько много, что мы были разделены на несколько групп. Я, Вера и Маруся были в четвертой группе, которую должны были зарегистрировать через четыре дня. А пока нас временно поселили в одной из многочисленных палаток.

Эта ночь была очень беспокойной, но Вера, наконец, за долгое время смогла уснуть, и её не мог разбудить даже плачь Маруси. Я же молоком пыталась успокоить малышку, но она очень плохо ела.

Когда же я на следующие утро проснулась, Вера успела сбегать к жителям села за едой. Она взяла и для себя порцию, но кусок в горло не лез, также как и мне.

— Мы даже его похоронить не успели. — прошептала девочка.

Я обняла Веру. Я, как никто другой, понимала, какую боль она сейчас испытывает, поэтому успокаивала её тем, что все мы трое скоро переживём этот кошмар, но…

— Аня… — вдруг испуганно прошептала девочка, — Почему Маруся такая бледная?

Я кинулась к малышке. Она была белой аки… Аки… Я стала её тормошить, шептать её имя, но… А я продолжала уже со слезами её будить, дрожа умоляла проснуться, но…

После того, что случилось со слободой, я могла чего угодно ожидать, но только не этого.

Местными жители помогли нам по-человечески похоронить Марусю. Они нашли кусок белой ткани и ящик, который мы использовали, как гробик, а надгробный крест был сделан из двух веток, связанных между собой. После отпевание в местной церкви, малышку похоронили на сельском кладбище. Когда могилу закопали, Вера возложила на неё венок из ромашек. Затем она поцеловала пальцы и дотронулась ими до креста.

После похорон, когда Вера долгое время не отходила от могилы своей сестрёнки, я опустошенная бродила по селу, пока ноги не привели меня к местному озеру. Присев на камне подобно Алёнушке из картины Васнецова, я смотрела на своё отражение. Озеро казалось таким спокойным и глубоким. И в ту минуту мне захотелось уйти на дно. Всего пару минут агонии, а потом наступит покой, в котором мне на всё уже будет наплевать. Я наклонилась к озерной гладе, приготовившись пройти сквозь неё.

— Аня! — голос Веры заставил меня остановиться.

Мы молча смотрели друг на друга. Не одно слово в русском языке не могло выразить наше состояние. Это смогли сделать только слёзы. Рыдая мы заключили друг друга в объятья. И я поняла, что должна жить ради Веры. Кроме меня, у неё больше никого не было. Всё-таки она была моей падчерицей, хоть и разница в возрасте у нас была небольшая.

— Я боюсь! Они собираются нас убить! Давай сбежим отсюда? Давай уедим в город? — предложила она.

— Мы уедим туда, куда ты захочешь, Вера.

Этой же ночью я и Вера сбежали из села. Дойдя до дороги, мы смогли остановить мужика, проезжавшего мимо на телеге.

— Добрый человек, — прошептала я, — Куда вы путь держите?

— В Романобург. — ответил мужик, — Могу вас отвезти.

— Мы будем очень рады, — сказала Вера, — Только у нас нет денег.

— Не берите в голову! — махнул рукой извозчик.

— Да благословит вас Бог. — поблагодарила я.

Мы забрались на телегу и укрылись сеном, что лежало в ней. Мучаясь от бессонницы, я и Вера смотрели на звёздное небо. В ушах стоял звук ветра и топот копыт лошадей. У нас не было денег, мы не знали, как будем выживать в Романобурге, но самое главное, что мы были друг у друга. А остальные трудности казались преодолимыми. Считая звёзды, я вспоминала слова отца о том, что Бог не даёт человеку больше, чем он сможет вынести. И хотя смерть Гаврила и Маруси очень больно ударили по моей душе, но я понимала, что рано или поздно мне удастся отпустить их и жить дальше. И мне казалось, что Вера тоже так думала.

***

Вдруг Аня остановила свой рассказ. Опустив голову, она обняла свои плечи. Засвистел холодный ветер, от которого мурашки шли по коже. Девушка снова закрыла лицо вуалью, чтобы следователь Вахлаков не видел, что она пытается сдержать слёзы. Однако мужчина всё поняла, достал из кармана платок и протянул его Анне. Девушка удивленно посмотрела на Петра.

— Вот не надо на меня так глазеть. — в своей грубой манере произнёс он, но потом его тон стал немного мягче, — У меня самого четверо детей. Мне даже страшно представить то, что тебе пришлось пережить.

— Благодарю. — Аня поднесла платок к глазам, — Вот оно что, вы боитесь показаться мягкосердечным.

— Знаешь, девочка, я люблю свою работу, потому что в ней нет места для сантиментов.

— Хм, вот оно что. Пущай вы и хотите казаться чёрствым, но не буду отрицать того, что Бог вас умом не обделил, по крайней мере если сравнить с Костюшко и Перовым.

— Давай вернёмся к делу.

Аня утвердительно кивнула. Она повернулась к следователю спиной и попросила отстегнуть две верхние пуговицы на платье. Пётр удивленно посмотрел на девушку, та лишь рассмеялась.

— Пётр Иннокентьевич, я понимаю, что вы подумали, но у меня с головой всё в порядке. Поверьте, так надо.

Скептически хмыкнув, мужчина выполнил просьбу девушки. Отстегнув пуговицы на платье, Пётр увидел на спине следы от ожогов.

Анна повернула голову к следователю, чтобы отследить его реакцию. Как она и ожидала, его лицо не выражало ровным счётом ничего.

— Это "подарок" от Зинаиды? — наконец, спросил Пётр, застёгивая пуговицы на платье.

— Точнее напоминание о нашей второй встречи. — Аня развернулась к следователю лицом, — Вот теперь настало время для того, чтобы рассказать, как родилась мадам Лекринова.

***

Романобург — самый восточный город на острове святого Феодора, где нескончаемо льют дожди. Если взглянуть на карту острова, то можно увидеть, что весь город похож на лоскутное одеяло, сшитое водой. Тут практически нет экипажей и автомобилей. Люди передвигаются либо пешком, переходя через мосты, либо в плавь на лодке или речном трамвайчике.

Вера была в восторге от Романобурга. Что не удивительно, ибо она прежде никогда не видела больших городов. Я же просто была рада тому, что Вера отвлечена от той трагедии, которая с нами произошла. Несмотря на то, что вовремя первой прогулки мы промокли до нитки, мне Романобург тоже казался красивым городом. Эта Феодоровская Венеция, конечно, не сравнится с Иван-да-Марьяградом, но этот город однозначно лучше Александрограда.