Шоку юноши не было предела. Под капюшоном скрывалась маленькая проститутка Аглая. Её рот был полон кровью, а из глаз капали слёзы.

— Что за чертовщина? — негодовал Руслан.

— Ты её знаешь? — спросил Пётр.

— Да, она работает в доме терпимости Полкана.

— Я… Я не-е хоте-ела… — проскулила Аглая, сплюнув кровь, — Они меня заставили.

После этих слов девочка притихла. Руслан прижал два пальца к её шее. Пульс отсутствовал. Пётр же взял у трупа сумку и вывалил её содержимое на асфальт.

— Что за чёрт? — выругался следователь, снова взглянув на труп, — У неё нет маски.

— Пётр Иннокентьевич, тут ещё кое-что не сходится. — заметил Руслан, закрыв глаза умершей девочки, — Вам не кажется, что мадам Лекринова на фотокарточке была более-с высокой?

Пётр сделал шаг назад. Он снова представил фотокарточку мадам Лекриновой, а затем на глаз попытался определить рост Аглаи.

— Да, действительно. Хм… Руслан, когда ты её увидел в доме терпимости, насколько сильно её тело было открыто?

— Она была достаточно откровенно одета. А почему-с вы… — и тут до помощника дошла мысль, которую хотел донести шеф, — Мадам Лекринову ведь на прошлом разбое подстрелили, а у этой бедняжки не было-с и намёка на огнестрельное ранение, и ходила она нормально. Получается…

— Это не мадам Лекринова! — сквозь зубы произнёс следователь, — Что это ещё за абсурд?

Пётр широкими шагами вернулся к парадному входу. Там уже стояли взволнованные гости, впереди которых стояла недовольная госпожа Парусова.

— Господин следователь, вы мне обещали минимум шума! — кричала хозяйка.

Пётр, проигнорировав возмущение, прошёл мимо. В толпе гостей он быстро нашёл господина Штукенберга. Андрей Аристархович с наглой улыбкой смотрел на следователя.

— Похоже, что ваш вечер не очень удачно прошёл, Пётр Иннокентьевич.

— К сожалению. — Пётр, с большим трудом сдерживая злость, старался казаться невозмутимым, — Но так или иначе, у нас будет очень интересный разговор, Андрей Аристархович.

Каренина так толком и не объяснила, как собирается выиграть для меня время, однако она заверила, что засады на следующем объекте можно не бояться. Надеюсь, Герасим потом расскажет, сработал ли план, который разработал Гвидон.

В любом случае, сегодня вечером меня ждала работа. Реставрационная мастерская Березина располагалась на окраине Александрограда в восьми километрах от Богоявленского храма. Возможно, поэтому заказы в основном приходят от него. В те далёкие времена, когда у этого места был другой хозяин, в мастерской работала моя матушка. Бывало, она брала меня с собой на работу, так что структуру этой мастерской я более-менее знаю.

Когда Каренина ходила в церковь, она смогла расспросила там о старинной иконе Богородицы Троеручнице. Ей сказали, что реставрационные работы по ней уже завершены, и завтра она уже, должна быть, в храме. Может поэтому Гвидон заставил меня выйти на дело сегодня вечером.

Я сидела на ветке высокого дуба, который рос напротив мастерской. Спрятавшись в листьях, я через бинокль наблюдала за мастерской. На первом этаже хозяин вместе с рабочими распивал водку. Так что это уже вопрос времени, когда они уснут пьяным сном. А вот на втором этаже располагались объекты для реставрации, в том числе и икона троеручица. Решение о том, как попасть в мастерскую, пришло быстро, осталось только дождаться, когда пьянчуги уснут.

Я надела затычки для ушей и маску. Каренина посоветовала мне поменьше "шуметь". По правде сказать, мне изначально никого убивать не хотелось, не считая последнего случая, когда меня следователь Перов сильно разозлил. Остальные просто были не нужными свидетелями. Я надеялась, что в этот раз мне и не придётся воспользоваться маской. От частого использования крепление на ней стали медленно, но верно разрушаться. А как её починить, я пока не знала.

С помощью тросов я перемещалась с одного дерева на другое, пока не очутилась на крыше мастерской. Закрепив трос на дымоходной трубе, я спустилась к окну второго этажа и достала из сумки нож, которым можно было разрезать стекло. Сделав дыру, моя рука смогла пройти через неё и открыть окно.

И вот мои ноги уже стояли на твердом полу. Кстати говоря, рана всё ещё давала о себе знать, но боль была терпимой. Я подошла к нужной иконе. Оценив её размер, я поняла, что она легко поместится в моей большой сумке.

Вдруг я услышала звон дверного колокола, а затем скрип входной двери. Замерев на месте, я стала вслушиваться в звуки на первом этаже. Знакомый мужской голос молвил: "Эм, здравствуйте, Егор Павлович. Я пришёл за иконой Божией Матери Троеручицей… Вот квитанция."

Хозяин мастерской, еле шевеля языком, произнёс: " З-зд-дравствуйте, отец В-а-асилий. Ик… Я… Ик… Я совсе-ем забыл, что-о мы…. Ик… договорились на се-егодня… Я думал, в-вы завтра утро-ом… Ик… придёте… Что-о ж… Ик… Она наверх-ху. Можете з-забрать", — после этой фразы раздался жуткий храп.

Мой взгляд упал на большую картину, стоявшую на полу. Я спряталась за ней.

Священник поднялся на второй этаж. Да, батюшка, за эти годы вы не сильно изменились. О вас у меня остались только самые тёплые воспоминания, поэтому я не хочу вас убивать.

Оглядевшись, я увидела рядом табурет, на котором лежала гипсовая статуэтку лошадки. Задача ясная: оглушить, забрать икону и сбежать. Когда отец Василий повернулся к иконе, я, выйдя из укрытия и взяв статуэтку, подкралась к нему и занесла над ним руку. И пока я пыталась рассчитать силу удара, батюшка резко повернулся ко мне.

Дальше начался кошмар. Он, выбив статуэтку, схватил меня за руку. На первых парах моё сопротивление было бесполезным, ибо у батюшки была сильная хватка.

— Помогите! Егор Павлович, помогите! — похоже, что люди на первом этаже от водки спали очень крепким сном, — Ты мадам Лекринова? Что тебе нужно?

Вместо ответа, я наступила каблуком на ногу батюшки. Вскричав от боли, он отпустил мои руки. Я попятилась к стене. Именно в этот момент крепление сломалось окончательно, и моя маска упала на пол. Когда отец Василий пришёл в себя, он взглянул на моё лицо. Он широко раскрыл рот, глаза нервно заморгали, а его дрожащая рука потянулась ко мне. Меня охватила паника, а моё сердце бешено заколотилось.

— Э… А? Это ты? Как такое возможно? — и тут батюшка резко схватился за грудь.

Его лицо исказила болезненная гримаса. Пытаясь ухватиться за мольберт, батюшка невольно опрокинул икону и сам упал на пол. Из рукава его рясы выпала маленький свёрток. Я подбежала к батюшке.

— Отец Василий, что с вами? — в этот момент я своего крика не слышала.

— Т-таблетки. — прохрипел батюшка, указав на свёрток.

Я взяла свёрток в руки, и, когда я уже хотела дать лекарство, на смене панике пришли сомнения. Голос разума мне говорил, что если я дам батюшке таблетки, тем самым спасу ему жизнь, то он меня выдаст. А голос совести кричал, что я не могу бросить его на верную смерть. Я снова взглянула на отца Василия. Священник, не смотря на агонию, смотрел на меня с надеждой на то, что я его спасу. От нервного напряжения я начала часто вертеть головой.

Вдруг внизу послышались удивленные возгласы. Похоже пьянчуги проснулись. Находясь в шоке, я быстро положила маску и икону в сумку, а затем сбежала из мастерской через окно.

Перемещаясь с дерева на дерево, меня душили странные чувство. Один голос внутри меня кричал: "До чего ты дошла? Гореть в аду тебе за это!" Другой меня успокаивал: "Он тебя узнал! Это всё к лучшему, иначе он тебя бы выдал. А кто, кроме тебя, Веру спасёт?"

Я спустилась на землю рядом с мостовой. Мне было плевать на воду и грязь. Оказавшись под мостом, я взглянула на свёрток с таблетками, который я сжимала в своей руке. В панике я его прихватила с собой. И тут у меня началась дикая истерика. Кинув таблетки в воду, я заревела, уткнувшись в колени.

Время было уже за полночь, когда следователь Вахлаков привёз в управление господина Штукенберга. Как бы Пётр Иннокентьевич не был зол, но он должен был соблюдать максимальную осторожность при допросе, всё-таки Андрей Аристархович был не последним человеком в городе.