Кива приняла ее слова и кивнула.

— Хорошо. Если я услышу, что ты нарушила молчание, мы встретимся вновь. И поверь, — добавила она мягко, — в тот день наша сделка покажется тебе куда менее удачной.

Новое жилище Маттео располагалось в южном крыле королевского дворца, далеко от зала совета и на несколько этажей выше мастерской-двора королевы. Хотя и не самая престижная часть дворца, тем не менее, это были самые роскошные покои, которые ему приходилось когда-либо занимать. Одна спальня, одна гостиная, кабинет, уставленный книгами, и ванная — такая большая и роскошная, что он почти смутился.

Как только джордайн вошел в комнату, его внимание привлек слабый плеск и журчанье воды. Осторожно высвободив кинжал из ножен, он подкрался к двери ванной, и примерз к полу, не зная улыбнуться или застонать.

Тзигона вернулась, и чувствовала себя вполне комфортно. Она растянулась в ванне, выставив наружу голые пятки с одной стороны и голову с другой. Глаза ее были закрыты, а короткие каштановые волосы исчезли под слоем пены, покрывавшей и всю ванну как крем на пирожном.

Он прочистил горло.

— Проходи, располагайся, — не открывая глаз, пригласила Тзигона. — Я тебя уже несколько часов жду. Но я не в обиде, приходилось ждать и в местах похуже.

На миг он подумал, где именно ему предлагается расположиться — в комнате или в ванной. Ни то ни другое не казалось мудрым.

— Как ты попала во дворец?

Она, наконец, соизволила взглянуть на него одним глазом.

— Ты всегда начинаешь беседу с вопроса. Никогда не замечал?

— Начала с гингко в парке у гавани, — продолжила она, не дожидаясь ответа. На лицо упали хлопья пены, и она подняла из воды руку стереть ее. — Удивительно, как далеко можно добраться в этом городе, ни разу не касаясь земли.

Его изумленный взгляд уперся в распахнутое окно, как минимум в шести этажах над землей. Как бы там ни было, у девушки действительно сильно развито чувство чести, если она пошла на такие трудности, чтобы исполнить то, что считает своим долгом.

А может быть, по какой-то иной причине?

— Между нами еще есть долг? — осведомился он.

Она пожала плечами, заставив Маттео быстро отвести глаза в сторону.

— Возможно. Как дела во дворце?

— Странно, — признался Маттео. — Я еще не нашел пути по настоящему послужить королеве.

— Хм-м… — задумалась Тзигона. — А что ты вообще можешь?

Вопрос заставил джордайна вновь уставиться на нее.

— Прошу прощения?

— Чему тебя учили? Кроме сражения, конечно. Я видела, на что ты способен с мечом в руке.

— Многим вещам — истории, стратегии, этикету, протоколу, языкам, обычаям, геральдике. Трудно служить советником, не зная этих наук. Также мы изучаем магию, ее сильные и слабые стороны.

Она кивнула, не отрывая от него внимательного взгляда огромных сияющих глаз.

— Как вы все это запоминаете? Это не пустой вопрос. Мне действительно хочется знать.

— Вижу, — пробормотал он, озадаченный ее настойчивостью. — Память одновременно талант и умение. У некоторых к этому способностей больше чем у других, как у одних певческий голос лучше других. Но есть способы развить память. С самого раннего возраста джордайни учатся строить в мыслях дворец, по комнате за раз, со связывающими их коридорами. Все нужно делать размеренно и тщательно. Каждый факт и идея укладываются в определенное место. — Он постучал себя по лбу и прикрыл глаза. — Я могу почти буквально вообразить коридоры, по которым должен идти в требуемую комнату.

— А что в подвалах комнат? — требовательно осведомилась она. — И как насчет подземелий?

— Прости? — недоумевающе посмотрел Маттео.

— Насколько далеко назад ты можешь пройти?

Он поразмыслил.

— У меня есть некоторые воспоминания касающиеся возраста примерно двух лет. Есть и чуть-чуть памяти более ранней — только впечатления, расплывчатые и теплые, но не оформившиеся в слова. — Помедлив, он встретился с ее недоверчивым взглядом. — Это не редкость среди джордайни. Мой друг Андрис утверждал, что помнит вещи которые слышал в чреве матери, но возможно он просто шутил.

— Научи меня! — потребовала Тзигона. Маттео бросил ей полотенце.

— Я буду ждать тебя в гостиной, посмотрим что получится.

Она появилась очень скоро, в зеленых штанах и рубахе, и выглядя положительно как искупавшаяся в росе дриада.

— Показывай, — она уселась на пол скрестив ноги.

Маттео приказал ей закрыть глаза, и призвать в память самое раннее имеющееся воспоминание.

— Скажи, что это.

— Спрайт, — произнесла девушка слабым, больше похожим на детский голосом. — Так я его звала. Он и был спрайт. Наверное, у него есть и другое имя, но я не помню, чтобы слышала его.

— Сколько тебе было лет тогда? — Она пожала плечами.

— Пять, может шесть. Но перед Спрайтом — ничего.

— Не так уж странно. У большинства людей не остается воспоминаний о ранних годах жизни. Это так важно?

— Да.

С такой силой и глубиной она произнесла это единственное слово, что Маттео и в голову не пришло усомниться.

— Хорошо, попробуем иначе. Представь в своем разуме — в самом разуме, конструкции из путей твоих мыслей — где находится это воспоминание о Спрайте. Можешь изобразить мысленную картинку?

Она сдвинула брови, но спустя мгновение кивнула:

— Думаю, могу.

— Двигайся оттуда глубже, и слегка поверни влево, — негромко проинструктировал джордайн.

Она представила, как скользит в глубину разума. Сначала не было ничего кроме черноты, и тут она ухватила серебристый отблеск, ощутила ритмичное, успокаивающее прикосновение.

— Кто-то расчесывает мои волосы, — прошептала она. — Моя мать?

— Оставайся там. Успокой мысли и представь, будто только что вошла в темную комнату, и ждешь, пока глаза привыкнут.

Тзигона кивнула, и застыла недвижимо, с выражением абсолютной сосредоточенности на лице. Наконец она мотнула головой.

— Ничего, — огорченно объявила она.

— Попробуем позже, — успокаивающе положил ей на плечо ладонь Маттео. — Память — дворец, который можно построить только терпением. Его нельзя создать или исследовать торопливо.

— Никаких позже, — отрезала Тзигона. — Сейчас. — Она закрыла глаза, и яростным усилием воли изгнала мысли. Когда разум опустел и успокоился, она вновь нашла место воспоминаний о Спрайте, и двинулась дальше по темным коридорам.

Мягкий ритм расчески тянул ее за собой в воспоминания. Но почему-то не успокаивал. Тзигона чувствовала напряжение матери, словно свое собственное.

Мама! Девушка еще глубже погрузилась в память, отчаянно пытаясь отыскать хоть мимолетное видение лица матери, звука ее голоса. Она видела себя, какой наверное была — голые загорелые ноги, со всей подобающей детству коллекцией царапин и синяков, крохотные ладони сжатые на коленях, блестящие каштановые волосы, спадавшие на плечи.

— Вот так, все сделано, — с вымученной веселостью произнесла женщина. — С такими гладкими, сверкающими волосами, стоит ли нам спать? Пробежимся по крышам, найдем еще открытую таверну? Там нас ждут пироги и сладкое вино, а если найдется бард, я спою. И еще, я вызову для тебя какое-нибудь громадное существо. Бехира, дракона — что хочешь.

Даже будучи еще дитя, Тзигона не обманывалась хрупкой легкостью голоса матери. Быстро наклонившись, она подтянула ремешки на башмаках из мягкой кожи.

— Готова, — объявила она.

Мать распахнула ставни и подняла ее на карниз. Прижавшись к стене, девочка начала огибать здание, уверенно и легко как древесный лемур.

Что-то на земле привлекло ее взгляд, притянуло ее к творящемуся на несколько улиц восточнее. Щупальце магии, могучее настолько, что ее глаза различали зеленое свечение, извивалось внизу, росло как вьющаяся лоза джунглей, рассылая по сторонам ищущие отростки, решительно двигаясь к неведомой цели.

Быстрее мысли стремилось оно, и замешкалось у дверей их гостиницы, словно растерявшись от встречи с этой преградой — или иной, невидимой Тзигоне. Дверь отлетела внутрь — бесшумно, но с силой, от которой у нее перехватило дыхание и чуть не спихнуло с карниза.