XIV

Мы были с человеком с тех времен, когда рассеивались первозданные сумерки, когда Поверженная Звезда низринулась с небес и когда о его рождении возвестили легаты бога. Тогда он был дан и вступил в материю под именем человека и начал отсчет своего пути вехами кровавыми и жестокосердными.

Он, тогда еще новорожденный, проникнутый наивным стремлением вершить наши судьбы и обладающий потенциалом, угрожающим могуществу небес, мог стать хорошей партией в нашей беспощадной «игре» с богом.

В нем полыхала жадная непокорность, и он был нетерпим ко всему, что указывало ему на его место в грязи.

Демон Темных желаний качал его в колыбели, нашептывал ему сказки, будил в нем страсти. Он рождал в нем сомнения, бередил его раны и вкладывал в его пустые уши понятия о гордости и силе.

Принадлежащее человеку сердце, как грань Темного мироздания, с рождения было помечено скорбью, оно вмещало в себя все гармонии и дисгармонии Вселенной, и некая наша часть стала честью человеческой.

Она, вопреки всем запретам, вела его в сражения, толкала в пламень Ада. Нас связывал с человеком commixtio sanguinis, и договор, основанный на свободе воли

Но все напрасно, грязь с вкраплениями ржавой крови изъела сердце человеческое. Душа раба возопила о смирении и искуплении того, что стало для нее грехом и страхом. Кульминация кровавой психомахии разверзла пропасть в сердце человека и утопила его в омуте отвара сорных трав.

Он все отверг, избравший путь покорности и лени.

Тогда мы отвернулись от него.

Мы разграничили его владения, мы дали ему войны и болезни, мы завещали ему страсти и страдания, вложили ему в руки оружие и яды и заняли места в амфитеатре Тени…

С тех пор он убоялся нас, и растоптав ростки негодования в своей душе, он доказал Вселенной, что он есть. Бог создавал раба и несомненный раб предстал в подножии его престола.

Лепра рабства, увлекающая человека вглубь вырождения по скользким сотерическим ступеням, изничтожила все, что мы возводили почти Вечность назад и снова ставила его перед нами, вновь поднимая древнюю, как мир, тему договоров.

Он покупал у нас животные блага ценой своей души, и мы оплачивали счета его гибели, с презрением отвергая его продажное подобострастие.

Долгая «игра» с богом завершилась, вступая в новую фазу, взбираясь на пик беспощадной бойни в тот самый миг, когда брошенные рукою бога кости обуглились, упав тремя шестерками, смотрящими вверх. Неудачный для человека бросок бога предал «божьего данника» в наши руки, нам на откуп.

И мы пришли взять свое, явились во главе легионов заката утвердиться в своих правах и вершить Blutrache. Позорное клеймо раба должно быть стерто его собственной рабской кровью. Период междуцарствия ввергает душу раба в хаос и бросает его нам под ноги. Мы не нуждаемся в рабах, нам не нужны их бессмысленные жизни.

Душа раба — только ключ к сердцу его господина.

Лживый дар всегда оборачивается змеиной пастью к тому, кто слеп перед лицом предательства.

С рабами не торгуются и не идут на их условия, их пожирают и предают забвению.

Таково последнее и самое краткое эссе о человечестве —

эпитафия человеку.

XV

Теперь о воинстве человеческом, что вынуждено противостоять нашей экспансии.

О воинстве из плоти и духа,

костей и железа;

многочисленном, тем не менее обреченном.

О воинстве, что призвано небесным порядком защищать весь прах этого мира, оседающий в колбах устоявшихся форм;

о воинстве, что вынуждаемо инстинктом самосохранения и изворотливой ложью света служить опорой под оседающими куполами небес;

о воинстве, что рассечено фатумом надвое, где плоть — наслаждение и боль, а дух — бремя.

Фатальные противоречия человеческого духа создают отборнейших мучеников армии человечества, толкают на гибельный путь противостояния нам и делают их пешками в предстоящем конфликте. Незаложенные в человеческую природу истинные знания, свобода инициативной воли и осознание духовной морали оставляют нишу — командный пункт бога, откуда тот бросает под нас волны пушечного мяса, рассчитывая измотать наши силы.

Бог, чье имя сверкает на лабарумах человеческого войска, скрывая то, что война управляет развитием, исходит из другого принципа, принципа обороны своих владений и тактического маневра отвлечения наших войск. Методами угроз и фальшивых победных реляций он создает на нашем пути заслон из слабых человеческих душ.

И он среди них — сынов человеческих.

Творит дух божественных злобы и гнева.

Чтобы не быть протащенным в цепях за колесницей триумфа Сатаны, он нарушает собственные законы и лживо данную человеку свободу выбора. Сберегая свои силы, он бросает против нас своих марионеток, человеческую рать.

Но самой своей природой воинство человеческое не отвечает требованиям, возложенным на его многочисленные плечи. Оно содрогается при неизбежной угрозе нашего вторжения. Оно всем естеством сопротивляется нашему насильственному проникновению в его тесные, но разобщенные порядки; противопоставляет нам свою распыленную на удовольствия натуру и ослабевшую от искушений волю.

Дисциплина, как раздробленные суставы, как порванные связки мышц, не является более цементом, скрепляющим его части, и делающим войско цельным и грозным.

Тот дух равенства, что характерен для взаимоотношений между воинами при соблюдении системы иерархических ценностей, основанных на уважении первенства своих вождей, доблестей, проявленных ими на поле битвы, и доверии к ним, присущ Аду, и фактически вытравлен из отношений в человеческом ополчении.

Связи боевого братства ослаблены мишурой всех мастей и рангов, палочной муштрой подчинения и разлагающим действием атмосферы безверия; дезориентацией, вызванной беспринципной ложью, а также отсутствием бескомпромиссных идеалов.

Тот дух корпоративности между боевыми единицами древних мирских армий, что заставлял участвовать в благородных соревнованиях за честь первым взойти на крепостную стену, либо спасти от гибели товарища по оружию, угас вместе с этими армиями, уступив место скверне отчуждения и предательства. Человеческое воинство, не успев вступить на путь противостояния нам, изначально находится на грани развала.

О dieu, такие армии не водятся к победам.

И наша нужда вскрывать нарывы не разбирает: обремененных ли оружием, или хоронящихся за ним.

Чужеродный для человечества, хтонический прорыв вгрызается в сердце стоящего одесную небес войска, втягивает в разрушительную для него вакханалию битвы, завораживает стремительными па dance macabre.

Наш напор обостряет все внутренние его противоречия, разрывает тесный клубок серых хитросплетений и, отделяя черное от грязи, а белое обагряя кровью, обнажает сами его нервы в жестокой необходимости пульсировать, топя все в густом гневе вселенской конфронтации.