Глаза мамы полны слёз, но она не плачет.

Она молчит, не хочет отвечать на поставленный вопрос, и я понимаю, что ещё немного, и я сама могу сорваться. Не хочется, поэтому стараюсь держать себя в руках. Я обещала себе, что не стану винить маму. Мне хочется, чтобы она раскрылась полностью, но пока она не готова. А мне важно получить все ответы сейчас. Потому что отважиться на подобный разговор ещё раз будет непросто.

— Мам? Скажи мне всё… Раскройся сейчас.

— Я не могу, Злата. Если я сделаю это, то всё было зря… Все лишения, через которые мы прошли. Всё это окажется напрасным. Пожалуйста, не дави на меня и не проси быть откровенной с тобой сейчас. Я и без того сказала слишком много.

— Большее сказала я за тебя, — с разочарованием выдаю я.

— Пойми, дорогая, порой ответы на некоторые вопросы лучше и не получить, чем потом мучиться. Я люблю тебя, дочка. И ты должна знать, что если бы мне пришлось пройти через подобное ещё раз, я бы не задумывалась даже. Я выбрала счастливое будущее для тебя.

Встаю со стула и мотаю головой, стараясь отрицать всё это безумие.

— Нет, мама. Ты выбрала счастливое будущее для себя. И если ты меня на самом деле любишь так, как говоришь, то расскажи мне, в чём заключался шантаж. Что такое мог сказать или сделать мой отец, чтобы моё будущее оказалось превыше Лёлькиного? Превыше твоей любви к Сергею Позднякову?

— Злата-а… Умоляю тебя, не спрашивай больше ни о чём.

Киваю.

Мама не хочет говорить.

И не станет, скорее всего.

— Ладно. Тогда я сама найду ответы на свои вопросы.

— Злата, стой! — мама пристально смотрит на меня и шумно выдыхает. — Твой отец, точнее… Коля, он угрожал рассказать тебе правду о твоём рождении.

— А что не так в моём рождении?

— Дело в том, что ты… Ты возненавидишь меня сейчас, но раз уж ты так хочешь докопаться до сути, то докопаешься. Мы с Колей развелись из-за тебя. Когда ты появилась в нашей жизни, он не смог принять тебя, а я не смогла отказаться.

Банальная история? Отец не был готов к детям, а мама решила всё-таки родить меня?

— Ты мне не родная, Злата… — мама заливается слезами. — Ты дочь моей близкой подруги. Она умирала от рака и просила меня не оставлять её дочь. Этой правдой и шантажировал меня твой отец. Я боялась потерять тебя. Не могла допустить, чтобы ты узнала, но ты права — шила в мешке не утаить, и ты в любом случае узнала бы.

Слёзы ручьями текут по щекам мамы. Её всю трясёт, а у меня в голове снова и снова повторяются её слова.

Я не её дочь…

Неродная…

Значит, и не Лёлькина сестра.

Но я не чужая в этом доме.

И мама не чужая мне.

— Нужно было сразу рассказать мне правду, опередив его. Я бы всё поняла, ведь я люблю тебя, мама! — шепчу я, приближаюсь к маме и обнимаю её.

Она громко всхлипывает, обнимает меня в ответ. Мама молит простить её, что она не была честна со мной, что нам пришлось многое потерять из-за её поступка, а я чувствую сильнейшее опустошение. Однако я рада, что теперь узнала всю правду. Изменит ли она что-то в нашей жизни? Точно нет. Никто не заменит мне маму…

А она лишилась своего счастья из-за этого глупого решения.

— Ты должна была сразу рассказать мне, чтобы сохранить семью, чтобы Лёля росла с родным отцом, — повторяю я.

И в это мгновение только убеждаюсь, что мы с Алексом неродные друг другу.

Утром я прихожу в универ в дурном расположении духа. Проспал. Опоздал. И Злата приехала на занятия одна. Её это разозлило? Или есть что-то ещё? Потому что я проснулся от её сообщения, что она не ожидала от меня такого предательства. Она везде поставила меня в чёрный список. И я до сих пор не могу понять, что за ерунда произошла. Я, конечно, виноват, что не позвонил и не приехал за ней, ведь обещал, но из-за этого называть предателем? Злата же не ванильная дура, которая из-за такой мелочи может послать меня.

Голова гудит до сих пор спросонья.

Я вваливаюсь в аудиторию без стука под возмущённый взгляд препода, оглядываюсь и шокировано осознаю, что Златы здесь нет.

Где она тогда?

Сажусь рядом с Длинным и кошусь на него.

— Где Злата, не в курсе?

Длинный отрицательно мотает головой. Он молчит и не разговаривает со мной, делает вид, что внимателен и занят учёбой.

Что произошло, пока я спал?

В висках с силой стучит.

Пытаюсь написать Злате во всех мессенджерах, но она заблокировала меня везде.

Да что я сделал-то?

Ничего не понимаю.

Голова ещё не перестаёт гудеть, словно я с жуткого похмелья, но я уже и не помню, когда употреблял алкоголь последний раз.

Пара тянется слишком долго. Я пытаюсь набраться сил, поэтому не срываюсь сразу, чтобы ехать и искать Злату. Да и куда ехать? Может, её к декану снова вызвали? Или ещё что? Она ведь должна находиться в универе сейчас. Может, я что напутал, и у неё другая пара сейчас? Хотя… Какая другая-то?

Когда звонок уведомляет об окончании занятий, я вылетаю из аудитории практически первым. Обойду здесь всё, и если не найду Злату, поеду к ней домой. Ну а что ещё делать? Я, конечно, хотел заставить её возненавидеть меня, но потом мы сдали этот анализ, и появилась надежда, что у нас всё-таки есть шанс. Но происходящее пугает меня.

Может, ей мама вчера мозг промыла, и она решила отказаться от общения со мной?

Или женщина рассказала ей правду о том, что мы брат с сестрой?

Кто-то хватает за плечо, я оборачиваюсь и застываю как вкопанный, так как получаю удар в скулу.

И от кого?..

От Золотоусова.

Больно мне не было, но обидно — да.

— Ты ничего не попутал, щенок? — спрашиваю я злым голосом, окидывая парнишку гневным взглядом.

— А ты? — задаёт встречный вопрос. — Как ты мог так поступить с ней! Она тебе доверилась, а ты! Козлина!

Золотоусов набрасывается на меня и хватает за грудки, но я резко разворачиваю его и прижимаю к стене.

Понимаю, что зеваки с любопытством наблюдают за нами, но в это мгновение мне плевать на них.

Этот ботаник точно говорит о Злате.

Что я ей такого чудовищного сделал, чтобы теперь настолько рьяно ненавидеть меня?

И ведь этот мелкий решил огрызнуться на меня, понимая, что он заранее проигрывает. Значит, всё серьёзно. Но я пока совсем не понимаю — что, так как ничего дурного не сделал.

— Гав-в-вно т-ты, а не ч-ч-человек! — заикается Золотоусов.

— Вот так? А ты хорошенький? Наплести матери Златы что-то о беременности, которой и быть не может. Так человек поступает по-твоему?

Озираюсь и смотрю на зевак, столпившихся вокруг. Как же они бесят. Только бы сплетен набраться да побольше.

— Пошли вон отсюда, пока вас всех не уложил штабелем! — рычу я.

Они пугаются и расходятся, а я снова смотрю на Золотоусова.

— Ну давай, скажи мне, человек, что же я такого чудовищного сделал?

— Оп-публиковал ваши п-переписки. И б-бросил её, разбив сердце. Всем пришли в-ваши п-переписки, и её сердечки. И п-правда о твоём сп-поре пог-ганом всплыла. Все уже знают, чт-то ты Злату очаровал рад-ди спор-ра. Влюби-бил в себя. И б-бросил.

А вот это что-то новое.

— Дай телефон сюда. Сейчас же! — требую я.

Золотоусов достаёт телефон. Он молодец — решил заступиться за подругу, хоть и боится меня.

— Где это сообщение?

Парень открывает. Смотрю на наши слитые переписки со Златой, где она присылает мне мишку с сердечком и пишет «ты чудо». Признаний в любви у нас не было, но что это — если не она? А потом я вижу голосовое сообщение. Или запись с диктофона.

— Давай забьёмся, Поздняк? Я давно хочу твою тачку. Спорим, что ты не каждую девчонку в себя влюбить сможешь?

— Да брось, Длинный. Как это не каждую? Любая будет моей, если только щёлкну пальцами. И любая влюбится в меня. Я уверяю тебя.

— Уварова тебе не по зубам. Она в тебя не влюбится, Поздняк. Будешь спорить? Влюби девчонку в себя, чтобы у неё сердечки в глазах мелькали, чтобы она дышать без тебя не могла. Тогда и победишь. Или зассал?