– Так.
Большим пальцем указываю на Королеву Забо: скромненько примостилась на своем стульчике, но спуску никому не даст, и не надейся. Министр негромко рассмеялся:
– Не знаю, хороший ли это комплимент вашей начальнице, но я лично весьма польщен.
Здесь появляется Оливье. Нет, не тот, что открыл нам дверь, другой, но он мог бы быть тем же самым.
«Виши».
Кофе.
– Нет, серьезно, какой вы рисовали себе внешность Ж. Л. В.? Каким он должен быть, по-вашему?
Ах вот в чем дело! Мы уже приступили к работе... Две секунды на размышление (а хороший кофе, чтоб мне провалиться!), и я говорю:
– Как «Конкорд».
Шаботт в полном восторге. Глаза на лбу от удивления; оборачиваясь к Королеве Забо, он восклицает:
– Бесподобно! Он бес-по-до-бен!
Потом ко мне:
– Вы попали в яблочко, господин Малоссен, вы прекрасно поняли, чего я хочу. «Конкорд», ну конечно! Летающий дипломат! Ж. Л. В. должен представлять собой «Конкорд». Ну что ж, дружище, вы готовы превратиться в «Конкорд»? Вы меня читали?
– Что, простите?
– Вы читали романы Ж. Л. В.? Мои книжки?..
(Да, ваши романы...)
– Нет, не так ли? И относитесь к ним, верно, с презрением: разве нет? Но это даже к лучшему, представьте. Мне нужен совершенно свежий материал. А теперь позвольте мне изложить свой план.
Вам удобно? Ничто не мешает? Еще кофе? Нет? Сигарету? Вы не курите... Хорошо. Слушайте внимательно, вопросы приберегите на потом. Сочинение на тему: «Ж. Л. В., или Либеральный реализм».
Ж. Л. В. – это писатель нового сорта, господин Малоссен. Он больше похож на предпринимателя, чем на мастера пера. Точнее, его предприятие и есть писательство. Если я не претендую на то, чтобы прослыть изобретателем литературного жанра, то уж, во всяком случае, я создал направление. Направление совершенно оригинальное. Начиная с первых моих романов – «Последний поцелуй на Уолл-стрит», «Золотая жила», «Доллар, или Ребенок, который умел считать», – я заложил фундамент новой литературной школы, которую мы будем называть, если хотите, капиталистический реализм. Улыбаетесь, господин Малоссен? А между прочим, капиталистический реализм, или, чтобы соответствовать духу времени, либеральный реализм, это зеркальное отражение соцреализма. Если наши собратья с Востока воспевают в своих романах героев труда – колхозниц, влюбленных в заслуженных трактористов, взаимную страсть, принесенную в жертву пятилетнему плану, то я создаю эпопею отдельных состояний, приумножению которых ничто не может воспрепятствовать: ни чужие состояния, ни государство, ни даже любовь. У меня всегда побеждает человек, предприниматель! Наш мир – это мир лавочников, господин Малоссен, и я задался целью снабдить чтивом всех лавочников мира. Если аристократы, рабочие, крестьяне получили своего героя в ходе развития литературы, то коммерсанты не удостоились такой чести! А Бальзак, возразите вы? Бальзак – это антигерой в том, что касается коммерции, аналитическая зараза! Я не разглагольствую, господин Малоссен, я подсчитываю. Мой читатель не тот, кто умеет читать, а тот, кто умеет считать. Иначе говоря, все лавочники мира считают, и никому, ни одному романисту не пришла в голову мысль возвести это в ранг литературных ценностей. Никому до меня! Я был первым. В результате – двести двадцать пять миллионов экземпляров продано по всему миру «на сей день», как сказала бы моя кормилица. Я сделал из бухгалтерии поэму, господин Малоссен. В моих романах – ряды цифр, каскады биржевых ставок, прекрасные, как кавалерия на параде. Это вид поэзии, к которой чувствительны коммерсанты любой масти. Успех Ж. Л. В. основан на том, что я наконец отвел свое место в мифологическом ряду представителю гермесова племени. Благодаря мне у коммерсантов появились отныне свои герои на Олимпе романистики. Теперь им нужен Создатель. Ваш выход, господин Малоссен...
14
Призвание к деньгам просыпается очень рано. К четырем часам утра – времени мусорщиков. И любого сына мусорщика может неожиданно посетить вдохновение.
Сознавая в свои шестнадцать, что он принадлежит к отбросам общества, Филипп Агуэльтен шел за отцом в своем мешковатом зеленом комбинезоне с ядовито фосфоресцирующим кантом, рассчитывая получить жалкие гроши на карманные расходы.
Когда он катил в первых лучах восходящего солнца через площадь Согласия, примостившись на задней подножке кузова уборочной машины, Филипп заметил огромную толпу людей, осаждавших вход в отель «Крийон» в ожидании маловероятного появления Майкла Джексона. И у Филиппа появилась его первая гениальная идея: содержимое мусорных ведер Майкла Джексона было на вес золота!
Вооружившись планом Парижа и каталогом светских мероприятий, намеченных на тот год, – своеобразная карта его первого острова сокровищ, – Филипп вычислил и отметил мусорные бачки звезд.
В результате первых же утренних раскопок он положил под стекло своей коллекции самый свежий огрызок яблока, обглоданного Джейн Биркин, флакон из-под лака для ногтей от Диора, принадлежавший Катрин Денёв, бутылку из-под пива Ришара Боренже...
– Класс! Здорово придумано! И он будет все это продавать? Голова!
– Жереми, помолчи!
– Что, разве не гениальная мысль – перерыть мусорные бачки известных людей?
– Дай дядюшке Тяню дочитать!
Три месяца спустя Филипп уже руководил дюжиной увлеченных своим делом копателей и тремя десятками осведомителей, консьержей или их детей; каждый из них был заинтересован в процветании предприятия, прибыльность которого превзошла все ожидания.
– Что такое «прибыльность»?
– Прибыльность, Малыш, «быль», это значит, что оно приносит деньги.
– И много?
– Да, немало.
– А «произошла» как понимать?
– Что?
– «Произошла»?
– А! Превзошла! Это значит...
– Объясни ему шепотом, Тереза, чтобы дядюшка Тянь мог продолжать!
За семестр он прошел весь курс и, сдав экзамены на «отлично», получил степень бакалавра и приобрел помещение в торгово-промышленном комплексе Иври.
На следующий год он открыл филиалы в Лондоне, Амстердаме, Барселоне, Гамбурге, Лозанне и Копенгагене. В просторном офисе на Елисейских Полях размещалась теперь его штаб-квартира. Он поступил вне конкурса в Высшую Экономическую Школу.
– Во дает!
– Жереми...
– Молчу.
В день своего восемнадцатилетия он ушел из ВЭШ, хлопнув дверью. Он вернется туда два года спустя, но уже в качестве преподавателя.
За эти два года он выучил датский, испанский, голландский, подтянул свой немецкий, а заодно и английский, на котором он говорил с неуловимым йоркширским акцентом...
Он играл на саксофоне в «Пти Журналъ» и быстро пошел в гору как лучший полузащитник в сборной по регби Парижского университетского клуба...
Извольте. Это называется «Властелин денег», последнее детище министра Шаботта, он же Ж. Л. В.: стремительно, как вспышка молнии, бессмысленно, как смерть, но это захватывает ребятню, так что даже маленькая Верден следит по строчкам, когда Тянь читает. Тянь, который за всю свою жизнь романов в руки не брал, тем не менее знатный рассказчик. Его голос (так напоминает голос Габена, просто невероятно!) придает всему повествованию особую глубину. Что бы он ни читал – затягивает, как болото. И если Жереми или Малышу и случится прервать чтение в самом начале, то лишь по причине крайнего возбуждения. Но и они вскоре отдаются на волю волн, уносимые потоком, заполняющим эти пропасти, которые голос Тяня, слово за слово, строка за строкой, буравит на месте нетронутой целины любого текста, каким бы он ни был.
