Капе с ее братиком было доверено раскрашивать глиняные поделки. У Мары, как у прачки, оказался приличный запас порошков самого разного цвета для окраски белья. Ими-то Капа, высунув от усердия язычок, и красила одну игрушку за другой.

Еще через день Мара и Ири отправились на рынок с неизменной тележкой, в которой, переложенные соломой и накрытые от нескромных глаз тряпкой, лежали игрушки. На огромной площади столицы, где веками торговали купцы со всех концов света, им достался самый грязный пятачок брусчатки, за которой пришлось отдать базарному надзирателю последний медяк.

— Эх, деточка, зря мы сюда пришли, — тяжело вздохнула женщина, окидывая взглядом переполненные мусором сточные канавы. — Кто же сюда пойдет?

Ири угрюмо кивнул в ответ. С тетушкой было не поспорить. Покупатель с деньгами по таким загаженным углам не бродит. Тут скорее встретишь какое-нибудь отрепье, что за кусок хлеба тебе горло перережет. Таким покупателям надо не игрушки предлагать, а ножи и топоры.

— Вы правы, тетушка, правы. Но не унывайте. Сейчас я что-нибудь придумаю, — Ири подошел к их тележке с разложенным товаром и взял пару — фигурку всадника-гвардейца и ярко раскрашенной пичуги с большим клювом. — Сидите, тетушка, и смотрите. А лучше, слушайте!

Скорчив простодушное лицо и набрав побольше воздуха в грудь, Ири громко закричал. Рядом проходивший путник аж вздрогнул от неожиданности и только чудом не упал в канаву со зловонной водой.

— Путник важный и не очень, с саблей и с пером, не проходи мимо! Полюбуйся на зверушек ладных и пригожих! — его голос буквально звенел, заставляя проходивших мимо оборачиваться. — Храбрейший воин, не проходи мимо! Купи фигурку королевского латника! Себе на радость и своим детишкам на потеху! — разглядев в толпе рослого гвардейца в ярком плаще, Ири тут же бросился к нему. — Воин маленький, да удаленький! Сам слеплен из глины, а шпага его сделана из калины!

Гвардеец даже бровью не повел. Презрительно усмехнулся и отвесил мальчишке легкого подзатыльника, что, впрочем, того ни капли не смутило. Ири, наоборот, с еще большей энергией ввинтился в толпу, расхваливая свои игрушки.

— Воин, статный красавец, всех врагов поборол и славу себе нашел! — закричал он громче прежнего. — Глиняный молодец никогда не спит, добро хозяйское сторожит! — ярко раскрашенный солдатик он поднял над своей головой, показывая его во всей красе. — В красном углу дома стоит, удачу ворожит!

Вскоре, на его шутки — прибаутки начали обращать внимание. То заржет, скаля желтые зубы, бегущий мимо водонос, то почтенная матрона мазнет по глиняной поделке взглядом, то какой — нибудь купец отпустит соленую шутку.

— Эй, малец, постой-ка, — едва Ири набрал в грудь воздуха, чтобы вновь закричать, как его окликнули; в паре шагов от него стоял, важно выставив вперед солидный живот, дородный мужчина в богатой одежде. — Что там у тебя?

Мальчик стремглав подбежал к нему. Вытащив из-за пазухи две фигурки — гвардейца-кавалериста и необычайного окраса птичку с большим клювом, он почтительно протянул их.

— Гм… Весьма неплохо, — причмокнул толстыми губами мужчина. — Всадник-то, как живой. Моему Ванчутке такой понравиться. Шибко любит он у меня с такими фигурками играться… Возьму, пожалуй. Поди, еще есть? — с прищуром посмотрел он. — Есть, чай?

Вне себя от радости, Ири лишь кивал. Мол, есть, не сомневайтесь, господин хороший.

— Имеется, господин, имеется. Туточки, рядышком, тетушка торгует, — он вытянул руку в сторону Мары, что стояла возле своей тележки. — Много разных фигурок есть. Латники, лучники, копейщики, лошадки разные…

Пузатый мужик долго копался в товаре, перебирая, поглаживая и любуясь фигурками. Ему приглянулось почти два десятка глиняных поделок, за которые Маре было уплачено пять медных монет — два больших обола и три мелких грошика.

— Неужели два обола дал? — недоверчиво спросила женщина, не веря своим глазам. — Мне же за целую седьмицу столько платят. Я день — деньской руки в кровь сбиваю, а тут сразу два обола платят. Ири…, — всхлипнула она, обнимая мальчика. — Как же так?

— Не плачь, тетушка. Заживем мы теперь пуще прежнего… Ух! Гляди, какая матрона с дочкой идет. Сейчас ей нашего барашка покажу, — зажав в руке крупную фигурку круторого барашка, Ири вприпрыжку умчался.

За пару шагов до глазеющей по сторонам женщины он начал расхваливать свою игрушку.

— А барашек не простой, а барашек золотой! — курчавая шкура игрушки, действительно, отливала золотистым цветом, придавало глиняной поделке невероятно торжественный вид. — Рожки у него витые, копытца большие, а мордочка с носиком. Кто барашка возьмет, тот достаток привлечет! Барашек не молчит, «бе-е-е-е» все время говорит.

Девочка, что все это время держалась у юбки матери, с широко раскрытыми от удивления глазами уставилась на золотистую игрушку. Такого она явно еще не видела.

— Барашка хочу, — капризно скривила она губки и требовательно задергала мамину юбку. — Золотого барашка хочу! Хочу! — все громче и громче требовала она, вытягивая пальчик в сторону Ири. — Дай!

Мальчик же, хитро улыбаясь, специально вертел глиняную фигурку в разные стороны, заставляя ее блестеть в свете солнца. Конечно, барашка у него купили. Мамаша едва не вырвала у него из рук игрушку, оставив взамен целый медяк.

Потом к Маре подошел сухонький монашек, взявший фигурку белого буйвола — символа плодородия и богатства. За ним пришла вдова в черном одеянии, которая взяла усатого сержанта — мечника в память о погибшем муже. Вскоре на дне тележки осталось лишь несколько игрушек, которыми никто не заинтересовался.

К вечеру, когда они с Марой уже собрались домой, случилось нечто… Из толпы людей прямо на них вышел странный человек, одетый в мохнатые шкуры. С шеи его свисало с десяток кожаных ремешков с нанизанными на них желтоватыми клыками и когтями, пучками пахучих трав и продырявленным пестры камушков. Образ дикого горца завершал шапка в виде оскаленной морды матерого лиса, из под которой выглядывало темное, дубленое ветрами и солнцем, лицо старика.

— Ы?! — его корявый палец с длинным желтым ногтем ткнулся в тележку, а точнее в фигурку вставшего на задние лапы разъяренного медведя. — Ы?

Его, словно вырезанное из камня, лицо не выражало ни каких эмоций. Кто знает, что хотел этот дикий горец?

Мара прижала к себе Ири, бросая настороженные взгляды на старика в шкуре. Тот же осторожно вытащил из тележки глиняную статуэтку медведя и, завернув ее в тряпочку, с трепетом засунул за пазуху. После сорвал со своего плеча роскошный серебристо серый песцовый хвост и бросил его в тележку.

Когда же горец исчез в толпе, Мара и Ири долго не решались взять в руки оставленный им в оплату песцовый хвост. Ни он ни она никогда раньше так близко не видели мех седого песца, который за свою редкость невероятно ценился среди охотников. Были случаи, когда плохонького песца с седым отливом купили за целых 4 золотых монеты.

Отступление 8.

Пресыщенные жители столицы его называли просто рынком, выходцы с других городов и селений королевства звали Большим базаром, восточные гости, склонные к излишней цветастости речи, именовали Великим, Жемчужиной королевства и Величайшим чудом света. Крестьяне же, пришедшие с обозами из далеких хуторов, лишь потрясенно охали и ахали, не в силах произнести что-то связное.

Рынок Альканзора, и правда, производил ошеломляющее впечатление, особенно на тех, кто появлялся тут впервые. Раскинувшийся на десятки верст в стороны, он встречал каждого посетителя невообразимым гомоном орущих продавцов и ревущей скотины, дурманящим ароматом восточных сладостей, заморских фруктов и гниющих отбросов из открытых сточных канав. Глаза разбегались от разнообразия выложенных на прилавках товаров, пленяющих и взор и обоняние. Подавали и живых гигантских хариусов, молчаливо пучивших большие глаза из бочек с водой; и доверчиво глядящих из корзинок щеночков и котиков; и украшенные самоцветами клинки самых разных размеров и форм; и поражавшие богатством красок и узоров ткани.