– Ладно, нашлись и хорошо, – офицер поверх очков смотрел на машину и подтянувшихся бойцов. – Здравствуйте, товарищи!

Он поздоровался за руку с рядовыми и представился:

– Старший лейтенант Земляков, исполняющий обязанности начальника группы. Пока будем служить вместе. Документики покажите для порядка…

Тимофей подумал, что начальник не так уж юн. Это вначале показалось, вблизи вроде бы постарше, руку жмет нормально, губу не оттопыривает. Может, и ничего себе.

Старший лейтенант глянул в красноармейские книжки, особо изучать не стал, вернул и заметил:

– Вам, Лавренко Тимофей Артемович, нужно будет фотокарточку вклеить при первой же возможности. Служба у нас специфическая, полный порядок должен быть с документами.

– Вклеит, – заверил Торчок. – Отож он на плацдарме сидел как пригвожденный. Природный пехотинец, как улез, так и не выковыривается.

– Урегулируем, когда фотографы нам попадутся, – сказал старший лейтенант и пнул покрышку сапогом: – Как «антилопа»?

– Готова взлететь! – отрапортовал Андрюха. – Отличный зверь, бак полный.

– Не-не, летать нам не надо, – пробормотал новый командир, обходя автомобиль. – Знаем: сначала летать, потом нырять-купаться, ну его. Но так ничего, хорошая машинка. Павло Захарович, а что там с вещичками? Не утерялись?

– Все цело. Вояки, рассредоточились и охрану несем! Отож шоб бдительно! – немедля указал Торчок рядовому составу и полез в машину.

Тимофей стоял по направлению к кукурузе, сдвинув нагретый автомат на грудь. На «додж» не смотрел, но место было голое, можно догадаться – переодевается старший лейтенант Земляков. Заодно они там с сержантом о чем-то беседовали. Похоже, не особо о секретном, просто знакомых упоминали. Это понятно – старые сослуживцы.

– Все, бойцы, поехали! Заводи зверя, – окликнул старший лейтенант.

Тимофей скорым шагом направился к грузовичку – новый командир вдумчиво притоптывал о сухую землю, проверяя, как сидят сапоги. Обувь-то зачем было менять? У него же пара хорошая, почти новая была.

Боец Лавренко напомнил себе, что не солдатской дело офицерскими привычками интересоваться. Андрюха уже заводил «додж» – двигатель молодецки взревел.

– Так, товарищи, давайте без пафоса и лихачества, – поморщился командир. – Помним, что скромность и неназойливость в нашей службе – это всё и даже больше!

Земляков раскрыл планшетку и продемонстрировал подчиненным лист карты:

– Знакомьтесь с задачей. Выдвигаемся к селу Жувгуры – это примерно девяносто с гаком километров…

– Так это же за линией фронта будет, – немедля влез водитель.

– Поговори еще! – шикнул Павло Захарович. – Слухай, что тебе говорят, та не болтай.

– К моменту нашего прибытия противника оттуда должны выбить, – спокойно пояснил старший лейтенант. – Лично штурмовать, по-видимому, не понадобится. И да, ты бы не перебивал старших по званию. Поверь, это нехорошая примета.

– Виноват. То я от удивления, – сообразил сразу оправдаться Андрюха.

– Так вот, выдвигаемся и работаем. Там будут пленные, наша задача найти среди них очень нужных лиц и оперативно их допросить. Особого героизма для таких свершений не требуется, а вот аккуратность и точность – обязательны. Вопросы?

– Нет вопросов! Готовы! – опять же поспешно заверил водитель.

– Отож намеченный маршрут уже имеет известность? – уточнил Торчок.

– Имеет, – командир движением карандаша показал путь к реке и дальше, глянул на Тимофея. – Насчет тебя, Лавренко. Пока то да сё, параллельно пойдет проверка твоей личности. Одобрит руководство, войдешь в штат. Лично у меня ты пока сомнений не вызываешь, но служба у нас многоступенчатая, ответственная, ты должен понимать. Если что, вернешься по месту службы.

– Понимаю, товарищ старший лейтенант. Я же не скрываю, да, был под оккупантами. И от передовой не бегаю, – сказал Тимофей.

– Об этом и речи нет. Рекомендации у тебя годные, а в оккупации ты не по причинам уклонения или дезертирства оказался, а по возрасту и стечению обстоятельств. Не вижу в этом ничего предосудительного. А вот склонности к конкретной службе лучше все же иметь. Может, ты пехотинец лихой, а у нас только изнывать будешь. Так тоже случается, у нас специфика, – умно пояснил Земляков и запрыгнул на командирское место. – Поехали-поехали, время не ждет!

Время действительно не ждало. К реке по проселку докатили беспрепятственно, но у переправы начались пробки и заторы. Когда переезжали мост, Тимофей не удержался, высунулся и оценил. Не, хороший мост, не хуже родного-плацдарменного: видно, что латали сотни раз, местами настил плавает-держится на здоровенных винных бочках, но все накрепко, надежно. И здесь саперы работали на совесть, того не отнять. А вот берег иной, перепады вообще не похожи, а накатанных подъема аж три…

Боец Лавренко твердо знал, что на войне не бывает неглавных плацдармов. Каждый кусочек захваченного берега – главный, поскольку десантники за него всерьез дерутся, насмерть тонут и навсегда в берега вкапываются. Конечно, в штабах что-то планируют, делят плацдармы на «вспомогательные», «основные» и «самые многообещающие», но одно дело планы, а другое как на самом деле получается.

«Додж» лихо взбирался на крутой подъем, левее выглядывали тонкие стволы зениток. Дальше потянулись опустевшие артиллерийские позиции. Вот тут Тимофей удивился: у огневых высились холмы отстрелянных гильз и горы снарядных ящиков. Это же сколько «бэ-ка» тут разом отстреляли?!

– Отож оно и громыхало, – пробормотал сержант Торчок.

С переднего сидения обернулся командир:

– От души тут «бог войны» отработал. Как, Лавренко, не завидно?

– Не понял, товарищ старший лейтенант. В каком смысле?

– Ну, наступление-то отсюда пошло. Ваши Шерпены в стороне остались.

– Так мы же свое дело сделали. Такая у нас, значит, задача была, – уже не очень уверенно предположил Тимофей.

– Очень верно говоришь! Есть в тебя задатки стратегического мышления. В училище военное поступать не думал? – внезапно поинтересовался Земляков.

– Нет. Как-то не до таких мыслей было, – признался Тимофей.

– Тоже верно, дальше будет видно, – старший лейтенант с интересом вертел головой.

Вокруг все тянулись и тянулись артиллерийские позиции, капониры для техники, и вновь тускло блестящие россыпи и холмы гильз. Тесно стояли батареи, чуть ли не друг на друге. И как их не разбомбили? Хотя, конечно, воздушное прикрытие было понадежнее, чем весной.

Свежая, виляющая дорога миновала передовую – Тимофей угадывал повороты траншей, невидимые блиндажи и пулеметные гнезда. Все понятно, прямо как родное. Наверное, была бы нужда – за час здесь обжился. Но фронт рванул на запад, наверное, уже не придется здесь воевать.

Румынских и немецких траншей рассмотреть не удалось – сплошь все перепахано и срыто, одни воронки и древесная щепа. Вот километра через два, у второй линии, все оказалось взрыто еще глубже, но угадывались в комьях земли и гари не только деревяшки.

– Страшное дело! – сказал Андрюха, крутя баранку. – Сколько ж здесь набило?!

Трупный запах над срытыми снарядами и бомбами высотами стоял густой. Вдоль дороги все было утрамбовано гусеницами танков и тягачей, но и здесь из-под колес шел смрад. Жара, ничего не поделаешь.

Колея дороги вильнула, обходя расплющенную, едва узнаваемую немецкую противотанковую пушку, дальше покатили ровнее. Впереди тянулась длинная колонна грузовиков снабжения – снаряды и опять снаряды.

– М-да, а летом лучше, чем зимою, – пробурчал командир. – Давай, обгоняй, пан Козлевич!

Водитель обидчиво дернул ушами.

– Андрий, ты книжки до войны читал, а? – спросил его в спину сержант. – Отож, похоже, что недосуг было.

– Что ж я неграмотный, что ли? – еще больше обиделся шофер. – Я хорошистом в школе был. Еще про приключения читал.

– Пан Козлевич – это знаменитый шофер из главного приключенческого романа, – пояснил старший лейтенант. – Он тоже на дивной иномарке по степям рассекал. Правда, до Бессарабии они не доехали по техническим причинам.