– Зачем ждать? У нас же целая машина взрывчатки, она кое-чего стоит, даже и без детонаторов. Подкатим, полковник сам выскочит, а? – предположил Тимофей.
Идею оценили.
Грузовик подкатил к подъезду, фыркая двигателем и газуя, остановился, бойцы с грохотом откинули борт, обер-штурмфюрер Земляков отдавал приглушенные, но довольно звучные распоряжения. Хрустнули уже и так взломанной дверью, принялись сгружать ящики. Подействовало – на лестнице живо лязгнул замок, послышались торопливые шаги…
Оказалось, никакой не полковник, а толстенький белобрысый лейтенант в наспех наброшенном мундире с фонариком и автоматом подмышкой. Суровый эсэсовец Земляков очень удивился такому явлению, господа офицеры начали препираться. Растрепанный и никому не нужный лейтенант был оттеснен в подъезд, голоса там звучали гулко, надо думать, до второго этажа вполне доходили. Для большей части группы спор оставался понятен в самых общих чертах: лейтенант протестовал против срочного минирования дома, напористый обер-штурмфюрер ничего и слушать не хотел – у него имелся приказ. Нужно признать, у Землякова в полевой сумке хранилась уйма всяких бумаг, коими он давил на оппонентов с силой танковой бригады, хотя и не особо давал прочесть. В подъезд шагнул Нерода, после короткой паузы, диалог продолжал уже только обер-штурмфюрер, хотя его голоса и одного вполне хватало.
Тимофей кивнул радисту – оставили ящик с взрывчаткой, заскочили в подъезд. Белобрысый лейтенант сидел под стеной, голова свесилась на грудь, из носа капала кровь, но жив. Его Торчок проконтролирует – по новой диспозиции Павло Захарович оставался приглядывать за грузовиком и всем низовым хозяйством.
Бойцы проскочили наверх в распахнутую лестничную дверь: на втором этаже было тихо, видимо, без стрельбы обошлось, дверь квартиры нараспашку. Встретил отдувающийся Земляков:
– Взяли. Даже охнуть не успел, скотина.
Скотина лежал на животе, бессильно раскинув ноги, на одной оставался тапок-шлепанец. Нерода сидел верхом, защелкивал наручники.
Тимофею видеть настоящие наручники еще не доводилось. Удобная вещь.
Нерода без особой нежности, но по-хозяйски бережно повернул харю пленника, Земляков посветил фонариком и удовлетворенно закивал в смысле «йа, йа! он».
Захваченный ошеломленно моргал и жмурился, но все равно было видно – солидный чин, не лейтенант, и все приметы сходятся. Земляков кивнул – бойцы, оставив Нероду охранять ценного фрица, бросились в соседние комнаты. Спальня, кабинет, лампа горит… Земляков занялся бумагами, Шелехов распахнул один из чемоданов. Тимофей сходу обнаружил китель с полковничьими знаками различия, помахал трофеем. Обер-штурмфюрер ухмыльнулся, ответно показал найденное удостоверение – что там значилось, издали было непонятно, но судя по реакции начальства – он, Нойман.
Земляков указал на мундир – да, надо бы одеть пленника, в халате, даже теплом, полковник не такой выразительный. Тимофей схватил одежду, отыскал второй, закинутый под кресло сапог – вот же фриц, аккуратность хваленая, а обувь как попало расшвыривает.
Пленного уже посадили на стул – зыркал из-под кустистых бровей, приходил в себя. Да, этот хваткий, даром что на знаках различия красноватый цвет «опушки», змейка и готическая «А», указывающие отношение к ветеринарной медицине. Тимофей прощупал ворот и карманы кителя, свалил одежду перед пленником, тот цепко глянул на бойца в форме охранного корпуса и шевельнул скованными кистями.
Одевался полковник в молчании. В квартире было тепло, почти жарко, потрескивал огонь в печи, пахло хорошим углем, сытостью и еще чем-то душистым. Вот последний день у фрицев в городе, а как уютно ночуют гады.
Полковник протиснул лапу с временно расстегнутым браслетом наручников в рукав кителя, застегнулся, поправил серые негустые волосики на башке и протянул кисти – заковывайте. Практически спокоен, скотина такая. Тимофей с радистом стояли в коридоре, ближе к входной двери, держали автоматы наготове. Что-то все слишком гладко шло…
Офицеры тоже хранили молчание. Нерода со своей забинтованной, гниющей мордой нависал над пленным, Земляков вдумчиво изучал документы. Наконец, полковник кашлянул и что-то сказал.
– Говорит «готов сотрудничать», – прошептал Шелехов.
Тимофей кивнул. Тот еще прохиндей этот герр Нойман, угадывается характер.
Земляков коротко гавкнул в ответ.
– «Надеемся, что вы благоразумны», – перевел радист.
Полковник, видимо, обнадеженный, зашпрехал длиннее и даже слегка улыбнулся.
– «Вы же русские? Неужели вы оттуда, обер-штурмфюрер? Всегда мечтал посмотреть на гостей. Я могу говорить свободно или ваша команда не полностью в курсе обстоятельств?» – перевел Шелехов и недоуменно уточнил: – «Команда» – это мы с старлеем. А почему…
Тимофей хотел сказать, что переводить и вникать вовсе не обязательно, допрос – дело тонкое, там дна смыслов с наскока не достичь, но тут осознал, что дело плохо – в глубинах квартиры кто-то есть – стекло там звякнуло…
Тимофей несся по широкому коридору, готовя одновременно автомат и выдергивая из ножен штык. Но Нерода опередил, безошибочно вычислил дверь, одновременно нажал-оттянул ручку, коротко ударил в филенку, почти беззвучно вынес дверь-преграду целиком и отставил в сторону. Тимофей, припав на колено уже целился из автомата. Внутри пискнули…
Сортир. Тоже теплый, только сквозит. На подоконнике у приоткрытого окна сидит дамочка: коленки поджала, руки вскинула над головой – полный капитулирен!
Нерода потрогал «чирей» и укоризненно взглянул на подчиненного. Тимофей повел стволом автомата – да, не обыскали всю квартиру, так ведь она здоровенная, и сортир… кто мог знать?
Нерода взял за шею новую пленную, снял с подоконника. При ближайшем рассмотрении ненужная дамочка оказалась пронзительно рыжей, и возрастом едва ли не школьница. Но так-то ничего себе, если на рыжесть не смотреть.
Тимофей закрыл фрамугу окна, махнул успокаивающе: окна выходили во двор, был виден Сречко – стоял с вскинутым автоматом у угла. Ага, это югослав шуструю девицу пуганул-остановил, она и нашумела. Вообще-то отчаянная – за окном карниз довольно широкий, но ведь не каждая девица решится…
Пленная верхолазка помалкивала, хотя под лапой Нероды не особо и зашумишь. Ввели в гостиную – полковник поморщился, кивнул в сторону лестничной двери и что-то пояснил Землякову. Обер-штурмфюрер меланхолично пожал плечами и глянул на девицу – та дрожала плечиками и беззвучно плакала. Полковник вновь что-то сказал и презрительно поджал губу.
Земляков, оставив «прыщавого эсэсовца» охранять пленников, вышел в коридор к бойцам.
– Клиент говорит, что это подружка его адъютанта, «молодость неразборчива». Предлагает ее вышвырнуть. Кстати, он надеется, что имеет дело не «с убийцами потаскух».
– Так девчонка здесь причем? – изумился Шелехов. – Гулящая, конечно, но пусть с ней сами югославы разбираются.
– Я ее что, удушить предлагаю?! – рассердился Земляков. – Свяжем и пусть сидит.
– Бомбить будут, да и печка остынет, – неуверенно сказал Тимофей. – Может, ее пока с собой прихватить? Для страховки?
– Хороша страховка – полуголая и рыдает, – скривился Земляков. – Хотя, конечно, и оставлять связанной не особо… мало ли что тут. Наши сегодня к реке будут прорываться, бои усилятся, запросто может сгореть с домом. Тьфу, навязалась. Нет, конвоирование красоток в задачу группы не входит. Командование нас не поймет. Нам еще лейтенантика волочь – вдруг он тоже что-то ценное знает. Девчонку отпустим в последний момент – все равно она только про машину может немцам рассказать. Спускай ее вниз, Шелехов, пока в подъезде подождете. Старший лейтенант полковника бережно отведет. А мы, Тима, взглянем острым взглядом – не забыли ли что из документации…
Радист повел стройненькую задержанную, та умоляюще оглянулась, распахнула огромные влажно сияющие глаза, обхватила свои плечики. Тимофей цыкнул зубом, задерживая конвоира, догнал в прихожей, снял с вешалки женское пальто – от него пахнуло духами – машинально прощупал ворот и карманы, отдал девке. Та благодарно схватила, сделала буржуазную фигню – «реверанс», кажется, называется. Нерода провел пленного.
