– О тож, может танк какой вызвать? А лучше два. Пусть боеприпас подвезут, им, танкам, чего, они железные, прорвутся, – намекнул Торчок.

– Вот хитрый дед! – засмеялся капитан. – Будут танки, будут. Связь есть, подойдут на выручку. Но им для того заправиться и доползти нужно, а нам додержаться. Понятно, бойцы?

– Так точно. Будем держаться, – заверил Тимофей.

С ситуацией все было понятно. Немногочисленную бронетехнику, охранявшую штаб дивизии, повыбило: геройский броневичок лежал на боку у переезда, горел штабной – из трофейных – бронетранспортер, на котором вывозили раненых. От зенитчиков тоже мало что осталось. Боеприпасы на исходе. С рассветом, наверное, авиаторы поддержат. Но до того рассвета… И главное, что обидно – загибаться приходится из-за того, что где-то пары бочек соляры не нашлось.

Фронт обороны остатков штаба порядком сузился: насыпь, станционные склады и платформа, несколько домов, кучи щебня… На правом фланге еще несколько строений. Далее всё – голый луг, даже кустов нет. Туда выбьют – конец.

Но силы еще оставались: и бойцов порядком, и опытные по части обороны командиры, пулеметов изрядно. Немцы пока не лезли, чисто для беспокойства швыряли мины.

Опергруппа окапывалась единственной лопаткой и ругала Сашку – водитель при отходе забыл полноценный автомобильный шанцевый инструмент. Провинившийся оправдывался – мол, все мысли о боезапасе были. Тоже верно – удирали в таких чувствах, что и штаны могли позабыть.

Рядом ковыряли землю касками и чем придется солидные люди: писаря, парикмахеры и прочие непривычные к окопным работам штабные должности. Но трудились с полной сосредоточенностью, понимание ситуации имелось у всех.

– Думал, уже не придется закапываться, – рассуждал пожилой старшина с огромными пышными усами. – Последний раз окопчик рыл еще до госпиталя, в 43-м. Там попрохладнее было. А нынче… взмок. Отвычка явная.

– Вспомнишь, – тощий очкастый сержант передал единственный лом. – Вот же дегенератская сущность у этих фрицев. Отступаешь, ну и отступай, как того политическая логика диктует. Нет, контратака у них, видите ли, в рот их, паскуд, разъ…

Работающий «коминтерном» Павло Захарович уважительно крякнул – штабные задохлики умели проникновенно выражаться.

Тимофей протирал «жаба». Мин осталось с гулькин нос, но выпустить их желательно поточнее и с пользой.

– Слышь, минометчик, ты бы сдвинулся куда, – сказали бойцы, прикапывающие вместо бруствера шпалы. – Демаскировать будешь, да и того… сдетонировать может.

– Чего волноваться, земляки? Видите же – боевую не трамбую, не подкапываю. Капитан ваш сказал – выкинуться расчетом в нужный момент в нужную сторону, помочь огнем хоть символически, – пояснил Тимофей, продувая механизм наводки.

– Тогда совершенно иное дело, прочищай агрегат, – одобрил пышноусый старшина. – Капитан Изванцев стратегическую мысль вполне имеет, не то что некоторые.

– Это сразу видно, – согласился Тимофей. – А что там, товарищи штабные знатоки, с патронами? Принесли или нет?

Пополнять диск пришлось уже лежа – немцы подтянули минометы и усилили обстрел, снова начали лупить их неугомонные зенитки.

– Таинственное дело, – очкастый сержант торопливо докуривал папироску. – Вроде танками нас давить должны, а понатащили зениток. Форменное издевательство!

– Да уж лучше зенитки, – заметил Тимофей и поинтересовался: – А ты, случайно, не из переводчиков?

– Бери выше! – важно заявил очкастый, проверяя затвор карабина. – Мы – финчасть!

Немцы принялись класть мины по станционным домам, там что-то вонюче загорелось.

– Товарищи! Ни шагу назад! Держаться! Ни шагу назад! – донеслось от насыпи. Там мелькало белесое пятно, рысящее за спинами залегших бойцов. – Товарищи, стоять насмерть! За Родину!

Торчок пригнулся за бруствером мелкого окопчика, Тимофей осознал, что и сам присел, словно близкая мина угрожающе засвистела.

– Во какой пылкий! – заметил старшина-усач. – Ваш, что ли?

– Какой наш?! Прикомандированный! – малодушно отперся Сашка.

Развоевавшегося лейтенанта Саламонова перехватил кто-то из командиров. Стихло, только рвались на фланге немецкие мины. Но всем полегчало. Вот отчего так бывает: вроде и правильные слова, возразить нечего, а как ляпнут те правильные мысли в неправильное время, да во всеуслышание… Стыдно, честное слово.

Неприятности на этом не кончились. Порыв ветра донес рокот моторов, тут же кто-то закричал «Танки!». Навстречу лязгу уже бежали расчеты бронебойщиков со своими длинными, но не очень солидными инструментами.

Немцы надвигались окраиной луга, вдоль насыпи. Оказалось, все же не танки, а бронетранспортеры и поддерживающая их пехота.

– Отож, я как знал. Противотанковую припас, – с удовлетворением сообщил Торчок.

– На них одной мало, – сказал очкастый финансист. – А что, можно из миномета остановить бронетранспортер, а, товарищи?

– Можно. Если закинешь мину вовнутрь, они же сверху открытые. Попал, считай, кончено с броневым тараканом. Но я вряд ли попаду, – пояснил Тимофей. – Может, ты хочешь попробовать? Ты человек образованный, сразу уравнение составишь и решение фрицам вышлешь.

– У меня курс математики с иным уклоном, – сообщил финансист. – Просто так спросил, из академического любопытства. Не ершись.

– Да я тоже просто так. Нервно себя чувствую. Слушай, оставь дотянуть папироску.

– Я тебе новую дам. Чего их беречь, – правильный финансист полез в карман шинели.

– Не успеете докурить. Отож, и вредно, и фриц не даст, – предрек Торчок.

Докурить успели. Потом началось. Немцы жали с двух сторон, их бронетранспортеры близко не подходили – то ли бронебойщики их удерживали, то ли трусоваты были броневики. Но пехота лезла агрессивно, а хуже всего были минометы – просто житья не давали…

…Своих минометчиков капитан Изванцев выбросил навстречу прорыву, когда фрицы уже зацепились за здания на окраине крошечной пристанционной площади.

Тимофей полз навстречу пулеметным очередям, скрывая голову за «жабом». За спиной кряхтел Павло Захарович с лотками. Укрытий практически не имелось. Стрельбу открыли, лежа за рельсами, Тимофей задрал ствол миномета почти вертикально, на минимальную отметку «ноль». Обзор под платформой оставался символический, проще угадать чем рассмотреть. Сержант Лавренко нежно опускал мину в ствол, еще нежнее давил рычаг. Осталось десять… семь… Порой цель подсказывал Павло Захарович, залегший с автоматом метрах в пяти. Тимофей поправлял прицел. Спешить не следовало. Убьют так убьют, а вот самолично подорваться будет вдвойне обидно. В грохоте стрельбы и звучном визге солидных немецких мин собственных разрывов видно и слышно не было. Нет, слышались крики немцев, но чего они там орут, не понять. Да, переводчик не помешал бы.

Последняя… эх, пошла, красноватая фройляйн…

– Тикаем, Тима, тикаем! – уже почти в голос кричал Торчок.

Тимофей с облегчением отпихнул опустевший лоток, развернулся на животе, волоча за собой «жаба».

– Брось, Тима! Ну его в дупу! Рядом фрицы! – Торчок выпустил длинную, почти в «рожок», очередь.

– Да щас! – Тимофей пихнул обиженного «жаба» в воронку, свалил сапогом на миномет комья земли…

Теперь ползлось куда живее. Блистала от близких и далеких выстрелов тьма, оглядываться было незачем – и так чуялось, что вот-вот…

…Позиции штабного резерва опустели. Лежали убитые, дымились воронки, только в стороне строчил «дегтярев», оттуда что-то крикнули…

Ждал капитан Изванцев с последним прикрытием.

– Вот же… спокойные вы, как та черепаха. Отходим! Живо, живо!

Тимофей все же оглянулся. Лежал навзничь штабной сержант, очки зацепились за одно ухо, отблески вспышек в стеклышке играют. Отсчитал свои финансы парень…

К трем часам ночи станция была сдана. Наши держались лишь у трех крайних зданий железнодорожных служб. Минометы немцев, бьющие прямой наводкой зенитки не давали поднять головы. Обнаглевшие бронетранспортеры открыто катались по лугу, особенно досаждал один с малокалиберной автоматической пушкой.