Выпустили по магазину, поочередно вбивая пули в шпульку, не давая коварно затаиться в потемках под стеной. Мишень разлохматилась, и Тимофею опять стало жалко хорошую вещь. На рынке в Чемручи за такую большую катушку много бы чего отдали. Нет, нужно для стрельб что-то подходящее подобрать.

Иванов извлек пустой магазин и неожиданно вернулся к разговору:

– Почти земляки мы, Тима, а вот не совсем. В том-то и дело.

– Плохо там, значит, – пробормотал Тимофей.

– Не то слово, – однозначно подтвердил старший лейтенант.

Иванов был Оттуда, и теперь не особо свое происхождение скрывал. Понятно, в детали не вдавались: секретность есть секретность, в неудобное положение сослуживцев ставить незачем. Но подтверждалось то, что Тимофей и так уже знал со слов Торчка, пересказа писем угодившей в иной мир Марины Шведовой, да и разговоры с Земляковым то нехорошее косвенно подтверждали. Непросто там – в соседнем будущем. И большой войны нет, а все равно нехорошо.

Да, не очень-то прямые дороги у будущего. Собственно, а могло ли быть иначе – вот вопрос.

– Эй, пистолетная батарея, чего примолкли? – в подвал спускался Земляков. – Дайте писарчуку утомленную руку размять.

– Сейчас бутылок принесу, по ним нагляднее, – двинул к двери Тимофей.

– Вот еще. Меня учили без денщиков обходиться, – заворчал штабной переводчик и вынул из кармана полдюжины гильз от ракетницы.

Без очков зоркость старшего лейтенанта окончательно возродилась – высадил магазин – только гильзы-мишени со звяканьем разлетались. Понятно, похуже чем у Иванова получилось, но наравне с сержантами.

– Помнят-то еще руки, – с законной гордостью отметил Земляков. – А что, товарищи, вы тут часом заговор не устраиваете? Колитесь. Если без протокола и с уходом в десятиминутный отдых без чинов и званий? Полагаю, ты, Тима, товарища старшего лейтенанта уже просчитал и раскрыл?

– Чего меня раскрывать, я не шпион, от своих не скрываюсь, – хмуро сказал Иванов.

– Мы больше о тактическом говорим. Вот стрельба опять же, – дипломатично пояснил Тимофей.

– Это понятно, первым делом бомбы-пистолеты, ну а лирика, лирика – потом, – кивнул Земляков. – Но какие-то вопросы должны возникнуть. Безотложные. Так что давайте сообща обсудим, пока чего срочного не приключилось. Сегодня-завтра начнем в город перебазироваться, поближе к объектам. Там уже некогда философствовать будет. Что наболело, Тима? Есть такое?

– Да, в общем, нет. Если про происхождение, то если вдуматься – какая разница? – Тимофей неспешно снаряжал магазин и старался подбирать слова. – Сначала, конечно, непривычно. Умом трудно охватить, фантазия нервничать заставляет. А если по сути – разве место происхождения что-то меняет? У нас вот родственники в Якутске, мама с ними два раза в год переписывалась, да открытки к праздникам отправляла. Я их вообще ни разу не видел. Но все равно же родственники. Встретимся, быстро привыкнем.

– Да, так оно и есть, – согласился Земляков. – Сначала думается – вопиющий парадокс и несопоставимая разница взглядов. А как до дела доходит, так уже и не до отвлеченных парадоксов. Но непонимание по отдельным вопросам все равно может возникать.

– Наверное. Но у меня непонимание не по отдельным вопросам, а стратегическое, – Тимофей неопределенно указал магазином в сторону подвального окна. – Но это, наверное, секретный вопрос.

– Нас учили, что секретных вопросов не бывает. Бывают глупые, – пробурчал Земляков. – Но ты-то вряд ли глупость будешь спрашивать. А вот секретные ответы вполне бывают, тут отрицать не будем. Чего гнетет-то?

– Если вы знаете, что будет в будущем, значит, можно и масштабную операцию провести? К примеру, ударить в слабое место фрицев и город в два дня взять. Или вообще Гитлера подстеречь и разбомбить. Или взорвать. Ведь известно, где и когда он бывает?

Земляков вздохнул:

– Все можно. Теоретически. А на практике не получается. Поскольку едва мы сделаем что-то серьезное, как бронепоезд истории перескакивает на иной путь, уводящий в такие ебеня, что и представить невозможно. Вероятности множатся, варианты расходятся в плоскостях и измерениях. И мы оказываемся абсолютно бессильны.

– Слишком обще говоришь, Женя, – вмешался Иванов. – Правильно, но слишком математично. Ты, Тимка представь: передок, траншеи, ты комбат, есть данные разведки, наблюдатели, и пленный говорит что на ужин к их говнюку-майору приедет штабной генерал. Командир дивизии, а то и корпуса. Батальон у тебя потрепанный, резервов немного. Но что-то наскрести можно. Будешь атаковать?

Сержант Лавренко поразмыслил над тактической задачей и ответил:

– Вряд ли. Генерала наш батальон может и возьмет, но фрицы мигом опомнятся и контратакуют. Могут и опрокинуть оборону. Нет, без подготовки нельзя. Я бы с комполка связался, он с комдивом, может, танки подбросят…

– Прямо сейчас танки, – заворчал Земляков. – Мы вторую неделю обещанный бронетранспортер получить не можем. Все бронемашины заняты, все при деле. В лучшем случае по твоей наводке артналет произведут, а если очень повезет, штурмовики отработают. Скорее всего, тот немецкий генерал испугом отделается.

– Да, может и так, – признал Тимофей. – Но снайперов я бы точно выдвинул, артиллеристов предупредил. Попробовали бы.

– Именно. Снайперы и корректировка. Это все, что мы можем, – сплюнул Иванов. – А здесь сила нужна. Дивизии и армии. Но взять неоткуда.

– Это если там генерал. А если Гитлер? Мы бы все рванули. Пусть бы и полег батальон, но фюрера кончили, – тихо пробормотал Тимофей.

Офицеры помолчали, потом Земляков сказал:

– Да мы бы тоже… Что мы, в атаку не ходили, что ли? Но Гитлер не очень-то большой охотник по передовым ездить. Значит, только диверсия в тылу. В глубоком политическом тылу. А политика такое топкое дело, там только ступи… Ты вот знаешь, что на Гитлера сами немцы покушение устраивали? Неудачное, но последствия в случае успеха наши специалисты просчитать пытались. Ладно, мертв фюрер. Но нацизм – это такая туша, что даже без главного чирья вполне способен существовать. А ведь за ним и иные туши маячат. Выкинут быстренько дохлого фюрера и живо сговорятся против нас всей стаей. Свастику уберут, новую морду ляп на портрет Рейха, и война с фашизмом закончена. Но закончена ли война вообще – вот в чем ключевой вопрос. Тут Иванов соврать не даст.

– Верно, – глухо сказал Иванов. – Опять. Прямо у нас дома.

– Прямо в Сталино?! – не поверил Тимофей. – Да быть не может! Откуда там-то?

Офицеры молчали.

– Да, как-то не думалось, что такое может быть, – упавшим голосом признался Тимофей. – Это ж какое оно живучее?!

– Справимся. Там приостановили, здесь вот работаем, – Земляков поправил ремень с кобурой. – Но что скрывать, дело сложное. Одним выстрелом, одной атакой – пусть и самой победной – проблему не решить.

– Понял. Эх, я думалб еще лет пять, ну, десять, – прошептал сержант Лавренко.

– Не, ты не сокрушайся. Через десять лет куда лучше будет, – заверил Иванов. – И победим, и отстроимся. Но и поздние обострения болезней непременно будет.

– Увы. Но мы предупреждены, – Земляков хлопнул сержанта по плечу. – Жизнь, Тима, довольно противоречивый процесс, и ты это знаешь. Ладно, тренируйте плавный спуск, а я в корпус. Нужно же и нам вперед двигаться. Пусть и через глубокие армейские тылы. Кстати, противогазы у вас не скучают?

Тимофей без восторга посмотрел на сумки с противогазами. На фронте этот защитный предмет снаряжения товарищу Лавренко попадался нечасто, разве что пустую удобную сумку, бывало, использовал. Но вот пришло время. Вообще стрельба в условиях плохой видимости и с резиной на морде – еще то удовольствие. Но надо так надо.

5 января под угрозой окружения немцы оставили район Сороксар. В районе Кабанья растрепанные боевые группы венгров отошли раньше, чем их успели сменить немцы, что содействовало успеху наших войск.

Погода оставалась сложной, днем наши «бостоны» и «илы» отработали по целям, а ночью люфтваффе перебросить грузы осажденной группировке не смогло.