«Потаскуха, — подумал он. — Глядя на тебя, я понимаю, что случилось с миром. Что ж ты сделала, стерва? Попросила кого-то из своих подружек осеменить тебя спермой индюка?»

Он улыбнулся и легонько хлопнул по ее ладони. — Спасибо. Вы замечательно выглядите.

— У вас есть здесь друзья?

— Есть. Вы, например, — нашелся он. Она засмеялась, польщенная.

— Спасибо. Но понимаете, что я хочу сказать.

— Тогда я в гордом одиночестве. Просто заглянул на огонек. Если кому-то помешаю или же гулянье окажется закрытым мероприятием, всегда могу убраться восвояси.

— Ну что вы, ни в коем случае! — воскликнула она, приходя в ужас от одной только мысли об этом… как он и предполагал. — Оставайтесь. Веселитесь с нами. Могу я угостить вас чем-нибудь? Я была бы рада. Не хотите сахарной ваты? Или горячую сосиску, может быть?

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Норман. — Некоторое время назад я попал в аварию на мотоцикле, почему, собственно, и очутился в этом замечательном транспортном средстве. — Сучка сочувствующе кивала головой; при желании он заставил бы ее разрыдаться за три минуты, если не раньше. — С тех пор я не замечаю за собой особого аппетита. — Он смущенно улыбнулся ей. — Но жизнь по-прежнему мне нравится, честное слово.

Она засмеялась.

— Вы молодец. Желаю хорошо провести день.

Он кивнул.

— И вам того же вдвойне. Хорошего дня и тебе, сынок.

— Спасибо, — буркнул ублюдок с перепачканными розовой пеной щеками, враждебно глядя на Нормана. На мгновение Нормана охватила настоящая паника, ему показалось, что мальчонка смотрит на него и видит в человеке с бритым черепом и в кожаной куртке — Гампе Питерсоне истинного Дэниэлса. Он повторил про себя, что страдает парковой разновидностью паранойи, не более и не менее — в конце концов, он пробрался на территорию противника, а при таких обстоятельствах параноидальные симптомы вполне объяснимы, — но все же быстро покатил прочь.

Он предполагал, что почувствует себя лучше, как только удалится от мальчишки с враждебным взглядом, но этого не произошло. Короткий всплеск оптимизма — уступил место нервной неуверенности. До полуденного ленча оставалось совсем немного, люди рассядутся за столы минут через пятнадцать, не позже, а Роуз до сих пор не видно. Кое-кто из женщин все еще гуляет по парку, возможно, она с ними, но ему это казалось маловероятным. Его жена не из тех, кто питает страсть к аттракционам.

«Да, в этом ты прав, ей никогда не нравились аттракционы… но может быть, она изменилась», — прошептал внутренний голос. Он хотел было продолжить, однако Норман усилием воли заставил его умолкнуть. Не нужна ему эта чушь, не нужны никакие подсказки, хотя он знал: в Роуз наверняка что-то изменилось, иначе она по-прежнему находилась бы дома, гладила его рубашки по средам, выходила за покупками в положенное время, и того, что сейчас происходит, попросту не было бы. Мысль о том, что она осмелилась покинуть дом, бросить его, сбежать, захватив с собой кредитную карточку, снова завладела его сознанием, набросившись на мозг, как голодная собака на кость, и он едва не взвыл от бессильной ярости. Норман опять запаниковал, ему стало трудно дышать, словно тяжелый груз опустился на грудь.

«Держи себя в руках, — приказал он себе. — Ты не должен нервничать. Представь, что ты в засаде, что выполняешь работу, которой занимался тысячу раз. Если сможешь заставить себя относиться к происходящему именно так, все будет в порядке. Знаешь, что я тебе скажу, Норми? Забудь, что ты ищешь Роуз; забудь о ней до тех пор, пока не увидишь ее».

Он попытался. Ему помогло то, что события развивались в полном соответствии с продуманным сценарием: Гампа Питерсона принимали за привычную и не стоящую внимания часть пейзажа. Две телки в футболках-безрукавках, открывающих их чересчур развитые бицепсы, заставили его поиграть с ними в фрисби, пожилая матрона с копной седых волос на макушке и уродливо вздувшимися варикозными венами принесла ему фруктовый йогурт, потому что, по ее словам, решила, что ему жарко и неловко в этой коляске. «Гамп» поблагодарил ее и сказал, что ему действительно немного жарко. «Но тебе не жарко, красавица, — подумал он, когда седая женщина зашагала прочь. — Ты холодная, как сосулька. Неудивительно, что тебя тянет к лесбиянкам — ты не завлечешь мужика в постель даже под страхом смерти». Однако йогурт оказался на удивление вкусным — холодным, — и он проглотил его с жадностью.

Очень важно не задерживаться на одном месте слишком долго. Он переехал к площадке для игры в подковку, где двое кретинов с нарушенной координацией движения играли в паре против таких же никудышных женщин. Норману подумалось, что игра может продолжаться до самого заката. Он прокатился мимо импровизированной кухни под брезентом, где повара снимали с решетки гриля первые горячие гамбургеры и раскладывали по сервировочным тарелкам картофельный салат. В конце концов Норман выехал на центральную аллею и направился к аттракционам. Он катился, опустив голову, бросая короткие взгляды на женщин, которые сходились к столам в предвкушении ленча, толкая перед собой коляски с детьми, зажимая под мышкой вшивые призы, выигранные на каком-нибудь конкурсе. Роуз среди них не было. Похоже, ее нет нигде.

Целиком поглощенный поисками Роуз, Норман не заметил, что чернокожая женщина, обратившая на него внимание раньше, снова проявила к нему интерес.

Это была действительно очень крупная женщина, которая на самом деле слегка смахивала на Уильяма Перри по прозвищу Холодильник.

Герт находилась на детской площадке и раскачивала маленького сынишку Мелани Хаггинс на качелях. Заметив Нормана, она оставила свое занятие и встряхнула головой, словно желая избавиться от лишних мыслей. Она продолжала смотреть на калеку в инвалидной коляске, хотя теперь он удалялся от нее, и она видела лишь его спину. На спинке коляски она разглядела наклейку с надписью «Я МУЖЧИНА, КОТОРЫЙ УВАЖАЕТ ЖЕНЩИН».

«Кроме того, ты мужчина, который похож на кого-то, — подумала Герт. — Или ты просто напоминаешь какого-то киноактера?»

— Ну, Герт! — прикрикнул на нее сын Мелани Хаггинс. — Толкай! Я хочу раскачаться высоко-высоко! Я хочу сделать петлю!

Герт толкнула сильнее, хотя Стэнли еще слишком мал, чтобы делать полный оборот на качелях — нет уж, увольте, не в таком младенческом возрасте. И все же его смех доставлял ей удовольствие; услышав его, она сама невольно улыбнулась. Она толкнула еще сильнее, выбрасывая из головы назойливые мысли об инвалиде в коляске. Выбрасывая из сознательной части мозга.

— Я хочу сделать петлю, Герт! Пожалуйста! Ну давай, пожалуйста!

«Черт с тобой, — подумала Герт, — один раз не повредит».

— Держись крепко, герой, — велела она. — Поехали!

Норман продолжал двигаться даже тогда, когда понял, что миновал последних посетителей, пришедших на пикник «Дочерей и сестер». Он счел благоразумным не мозолить им глаза, пока женщины из «Дочерей и сестер» и их гости будут сидеть за столами.

К тому же панический страх продолжал усиливаться, и он опасался, что какой-нибудь слишком наблюдательный гость заметит, что с ним творится что-то неладное. Его убежденность, что Роуз обязательно объявится на пикнике, ничуть не поколебалась, однако прошли уже все мыслимые и немыслимые сроки, а ее до сих пор нет. Норман не думал, что проглядел ее, он знал, что ее нет, и это совершенно непонятно. Ведь Роуз мышь, разрази ее гром, серая тщедушная мышка, и если она не рядом со своими пришибленными подружками, то где же тогда? Куда ее занесло, черт побери, если здесь ее нет?

Он проехал под плакатом «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ЦЕНТРАЛЬНУЮ АЛЛЕЮ» и покатил дальше, не обращая особого внимания на то, куда движется. Самое приятное в инвалидной коляске, как он обнаружил, состоит в том, что люди уступают вам дорогу.

Парк постепенно заполнялся, и это, наверное, хорошо, но больше ничего хорошего он не видел. В голове снова появились знакомые толчки, предвещавшие головную боль, а бегущие по небу облака вызывали странные ощущения — словно он очутился на чужой планете. Почему, например, так много людей смеется? Чему, черт возьми, они радуются? Неужели они не понимают, в каком мире живут? Неужели не соображают, что все — все— висит над краем пропасти? Он с испугом понял, что все женщины кажутся ему похожими на кукольных девочек с обложек журналов, а мужчины — на педерастов, все до единого, словно планета погрузилась в болото однополой любви.