Обошел добычу и шагнул в гостиную. Друзья нашлись там, связанные по рукам и ногам. Склонился над ними, аккуратно разрезал веревки кинжалом, и Лесса тут же кинулась к Феону – лечить царапину на руке. А Конни пристально взглянула на меня – и улыбнулась.

- С возвращением, Эдмонд, - сказала она.

- Спасибо, - ответил я, заметив, как едва заметно напрягся Феон. Да, теперь его враг может дать отпор. Значит, наша битва состоится. – Феон, как хорошо ты знаешь парня, который когда-то притащил тебя в дом Лессы?

- Он был среди тех, кто напал на мой дом, - ответил тот.

Понятно. Значит, появляется еще одна причина его допросить. Я оставил Лессу возиться с бывшими пленниками, а сам пошел обратно – туда, где бились в паутине тьмы служащие тайной канцелярии.

«Тьма, подай мне этого, слева», - попросил у своей невольной помощницы.

Путы дернулись, «птичка» забилась в силках, но у Тьмы не выпросишь пощады. Она шевельнулась удушающим облаком, и предводитель отряда поплыл ко мне, зависнув над землей.

- Вы кто такой? – завопил он. – Я – служащий тайной канцелярии. Вы знаете, что вам за это будет?

- Кто я такой? – усмехнулся. – Канцлер Виардани, Эдмонд Фердинанд Лауэр. И лучше бы ты спросил, что за такой произвол будет тебе.

Добыча замерла, вытаращив глаза. Да, в Виардани боялись одного моего имени. Но пора напомнить, что имя – всего лишь звук, а за ним скрывается человек. Человек, который способен растереть любого в порошок.

- В-ваша светлость, - пробормотал парнишка. – Вы?

- Я, - кивнул. – Имя?

- К-кессель. Ант Кессель. Старший служащий Каури.

- Бывший старший служащий, - поправил я.

- Но почему? Я же н-не знал, что это вы. Прошу простить.

- Своего канцлера надо знать в лицо, - хмыкнул я. Шутил, конечно. Скорее, не в лицо, а в маску, но Кессель воспринял все слишком серьезно:

- Прошу прощения, не узнал.

- Допустим. – Я сдержано кивнул. – Тогда отвечай на вопросы, Ант Кессель. Во-первых, кто дал тебе право вершить суд от моего имени?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- К-какой суд? - Тот вытаращил глаза. - Это дом государственной преступницы, объявленной в розыск по всей Виардани. Я лично способствовал её аресту.

А в глазах-то не просто страх - кромешный ужас. Кессель прекрасно понимал, насколько зыбки его обвинения, но привык, что здесь, на задворках огромного королевства, он - король и бог.

- С каких это пор исцеление раненого приравнивается к государственному преступлению? - холодно спросил я. - Или этот закон приняли без меня?

- Н-нет, ваша светлость.

А Тьма чуть сильнее сжала тиски, и Кессель затрясся, стараясь сохранить остатки воздуха.

- Но индекс... - пролепетал он.

- Индекс - что? Апессия Адано требовала с вас деньги за помощь? Или же, может быть, с помощью магии пыталась вас убить? Не надо списывать на индекс подлость собственной души!

- Прошу простить, - пролепетал Кессель.

- Прощения не будет. Но у меня остались еще вопросы. Например, напомните, любезный Кессель, когда это я отдавал приказ разорить дом покойного маршала Лейсера и уничтожить его семью?

- Мы пришли с обыском, - пытался оправдаться этот почти что покойник. - А сын маршала на нас напал, и мы...

- Убили его сестру, которая на вас не нападала.

- Это была случайная жертва!

- Феон? - обернулся я.

Лейсер стоял за спиной, сжимая кулаки в бессильной ярости. Как еще не вмешался?

- Илана открыла им дверь, - тихо ответил он, но едва слышный голос был страшнее крика. - Они схватили её, затащили в дом. Я кинулся на помощь. Они отшвырнули меня, избили, а Плану убили, потому что сопротивлялась. И тогда... тогда я убил одного из них. Я был при смерти, и меня оттащили к Лессе. Решили одним выстрелом убить двух зайцев.

- Ты слышал, Кессель, - снова обернулся к главному служащему. - Признаешь ли ты свою вину?

- Да, - тот опустил голову, поняв, что окончательно пропал.

- Почему вы пришли в дом маршала Лейсера?

- Хотели ограбить

- Не верю! Или ты говоришь правду, или умирать будешь месяц, клянусь.

- Нам приказали, - Кессель едва не терял сознание от страха.

-Кто?

Кессель молчал.

- Ты все равно уже не жилец, но я могу дать тебе быструю смерть. Отвечай, кто?

- Граф Лоран Адильи, хозяин этих земель.

- Хозяин этих земель - король. А граф Адильи скоро будет болтаться на главной виселице Виардани.

Адильи, значит. Сообщник маршала в заговоре. Я подозревал, но ничего не смог доказать. А без доказательств Венден не стал меня слушать. Адильи побоялся, что Феон и его сестра что-то знают? Девушку убили, Феона... должны были казнить, и казнили бы, если б не вмешательство Лессы. Или искали что-то в их доме? Увы, Кессель был только пешкой. Разыгранной картой.

- Феон, попроси Лессу найти для меня бумагу.

Сын маршала, все еще сжимавший кулаки в бессильной злобе, не сдвинулся с места.

- Отдай Кесселя мне, - попросил тихо.

- Нет. Он ответит по закону. Бумагу!

Феон нехотя ушел в соседнюю комнату, а вернулся с листом и пером. Дело оставалось за малым - подписать приказ о казни Кесселя и аресте его помощников, и я подписал. Печать мне не требовалась - вместо неё всегда оставлял отпечаток тьмы, который нельзя подделать.

- Сейчас ты возьмешь этот приказ, - сказал Кесселю, - и вместе с друзьями пойдешь в городскую канцелярию. Если ты туда не дойдешь, я найду тебя даже на краю света, и ты пожалеешь, что не умер раньше. Тьма, проследи.

«Я тебе собака, что ли?» - обиженно фыркнула та, но Кесселя и его подручных уже вынесло за порог, а я обернулся к Феону. Тот стоял, привалившись спиной к двери, и смотрел на меня как-то странно. То ли благодарить собирался, то ли бить.

- Что-то не так? - поинтересовался я.

- Ты приказал его казнить...

- Да. Потому что не отдавал приказа ворваться в ваш дом и нанести хоть какой-то вред. Ты не был замешан в заговоре отца. Так зачем?

- Ты уверен... Уверен, что мой отец... - И Феон опустил голову.

- Уверен, - ответил я. - Есть доказательства, и он сам не стал отпираться. Он был храбрым человеком, но безрассудным, увы. Считал, что я плохо влияю на короля, и если избавить Виардани от моего влияния, всем станет легче жить.

Феон кивнул. Из него будто разом выпили все силы, и я понимал его. Понимал, как тяжело признавать, что твои близкие оступились, предали то, во что веришь ты сам. Феон до последнего верил, что отца оклеветали, что он не мог быть в числе заговорщиков. Сейчас его вера пошатнулась, и нужно было время, чтобы все расставить по местам.