— Разумеется.

— А пока, — заговорил он авторитетным тоном медика, — я пришлю одну из гостиничных служанок посидеть с этой девушкой. Вам же, юная леди, лучше всего тоже пойти прилечь. Вот… — Он извлек из своего саквояжа пакетик и передал его Фентон. — Проследите, чтобы она приняла это в стакане горячего молока. Затем пусть никто ее не тревожит, пока она не проснется сама.

Я вовсе не собиралась выполнять его указания, хотя и не заявляла об этом впрямую. Только что насмотревшись на действие снотворного, я с содроганием решила, что никогда в жизни не стану его принимать. Конечно, утро вечера мудренее, но не в этом случае. Мы спасли Амели, но что с Викториной?

Я не оправдала доверия… горькая правда. Однако оставалась слабая надежда, что я сумею поправить ситуацию. Если я сумею обнаружить какой-то след до приезда Алена, у меня будет чем ему помочь.

В моей комнате дожидалась Фентон. Нужно было уговорить ее помочь мне — сама я была слишком измучена и выбита из колеи.

— Фентон, мы должны найти мисс Викторину!

Она кивнула, не возразив ни словом… чего я от нее почти ожидала.

— Я знаю, мисс, вас это сильно беспокоит. Но где мы будем искать?

Меня сердечно тронуло немедленное предложение помощи, прозвучавшее в этом «мы».

— Кто-то должен был видеть, как она покидала гостиницу.

— Если вы начнете задавать вопросы, мисс Тамарис, помощи не будет, только сплетни. Приличнее будет сохранить это в тайне, когда она снова вернется домой. В этом городе любят сплетни, а если уж грязь налипнет, отмыть ее будет тяжко.

Фентон, конечно, была права. Но я была уверена, что Викторина не в меньшей опасности, чем Амели, и надо спешить.

— Здесь есть люди, которых я немного знаю… — продолжала Фентон нерешительно, словно не вполне была уверена, какое подобрать следующее слово.

— Ты хочешь сказать — слуги? Они не расскажут мне, но могут рассказать тебе?

— Да, мисс, отсюда, похоже, и надо начинать.

— Тогда попробуй, Фентон! Если сумеешь разыскать хоть самый слабый след…

— Я сделаю, что смогу, мисс Тамарис.

Она вышла, а я прошла в ванную и умылась холодной водой, надеясь, что это поможет мне мыслить яснее. Затем я поспешила к своему гардеробу и осмотрела его содержимое.

Я выбрала очень простое платье из альпака, которое Фентон настолько презирала, что предлагала выбросить. Вместо этого я взяла его с собой, собираясь носить на взморье, куда Ален собирался нас отвезти. Оно было тускло-синего цвета, отделанное только черной тесьмой, с укороченной «прогулочной юбкой» — то, что в Эшли-Мэнф мы называли «одежда для дождливых дней».

Если мне придется идти на поиски Викторины, я должна быть как можно незаметнее. В таком платье, завернувшись в плащ, полностью подобрав волосы под самую старую шляпу я, возможно, не буду бросаться в глаза.

Но куда идти и как, я не знала. Ни одна дама из общества не выходит одна на улицу. Если у нее нет иного спутника, она берет с собой служанку. Но были причины, по которым я не могла взять с собой Фентон. Я вынула кошелек, достала оттуда несколько золотых и серебряных монет, завязала их в носовой платок и спрятала во внутренний карман платья. Затем я обулась в самые прочные свои башмаки, хотя даже они предназначались для поездок в экипаже, а не для ходьбы пешком.

Полностью одетая, за исключением шляпы и плаща, я вернулась в комнату Викторины. В полумраке виднелась женская фигура, склонившаяся над спящей девушкой. Я увидела руку, скользнувшую под подушку, словно в поисках чего-то.

— Что вы делаете? — спросила я.

Женщина в испуге оглянулась, и я узнала Сабмит. И когда она посмотрела на меня, я удивилась выражению ее лица.

Если когда-либо из человеческих глаз на меня взирал откровенный страх, то именно в это мгновение. Рука, выпорхнувшая из-под подушки, сжалась в кулак, словно обхватив некий предмет. Мне показалось, что я уловила блеск золота.

— Что это у тебя?

Твердо шагнув к ней, я схватила ее запястье. Она попыталась вырваться, затем замерла. Ее лицо по-прежнему оставалось маской ужаса.

— Что там у тебя? — повторила я, притягивая ее руку под свет лампы.

— Вот, смотрите! — буквально выплюнув эти слова, она разжала пальцы.

Браслет с пауком упал на постель. На нежно-розовом покрывале он выглядел еще отвратительнее.

— Z’araignee! — сейчас Сабмит и вправду плюнула — пятно слюны расплылось рядом с мерзким украшением.

— Ты украла его! — Но почему она хотела стянуть вещь, вызывавшую у нее столь явное отвращение?

— Я взяла его потому что это — зло. И она злая, хотя и не так сильно, как…

Вдруг поток ее слов иссяк, словно ей зажали рот. Сабмит была парализована страхом, и я, судя по выражению ее лица, сейчас мало чего могла от нее добиться.

Я подошла к туалетному столику Викторины и нашла там носовой платок. Через него я взяла браслет, чтобы не дотрагиваться до него пальцами, потому что любое прикосновение к нему было мне противно. Для чего предназначался этот ужасный предмет, оставалось для меня загадкой. То, что Амели носила его, усиливало мою неприязнь к этой девушке. Неужели виной тому было слишком сильное предубеждение против насекомых?

Наша борьба за жизнь Амели научила меня жалости. Амели, какова бы она ни была — порождение рабства, оставившего за собой тяжкое наследие. Как смею я судить кого-то строже, чем себя?

Я сжала гадкий браслет в руке, стараясь сообразить, что с ним делать. Но я так устала, что не могла принять быстрого решения.

— Что вы с ним сделаете? Оно плохое… Очень плохое…

— Что ты собиралась с ним делать? — ответила я вопросом на вопрос.

— Отнести его к… — Она снова осеклась, но, понимая, что должна что-то ответить, продолжила: — Я бы отнесла его туда, где от него больше не было бы вреда. Тогда она, — Сабмит указала на Амели, — тоже не смогла бы причинить вред!

— Сабмит… — Может, это шанс разузнать что-либо о Викторине? В этом отеле большинство слуг были негры, что они скажут Фентон? Сабмит была явно потрясена, в таком состоянии духа, она, возможно, будет откровеннее. — Ты знаешь, что мисс Соваж пропала?

Она ответила быстрым кивком.

— Ты не знаешь, кто-нибудь видел, как она вечером покидала гостиницу? Поможешь мне узнать, была она с кем-то или одна, и… — куда она пошла?

Всякое выражение мгновенно исчезло с ее лица. Ко мне повернулась одна из тех пустых масок, какие другая раса использует, когда отказывается от любого общения. Я наблюдала это у китайцев, и у полинезийцев на Островах. И я уже знала, что эту маску так просто не пробить.

— Что вы с ним сделаете? — проигнорировав мой вопрос, она задала свой, указывая на браслет.

— Не знаю. Наверное, сохраню, покуда Амели о нем не спросит.

— Он навлечет на вас несчастье, большое несчастье! Такая леди, как вы, не должна держать у себя ничего… такого. Отдайте его мне, и я сделаю лучше — вот увидите! А если оставите его себе, с вами непременно случится несчастье.

В этом пророчестве она ошиблась, чему я позднее получила доказательство.

Тогда же я положила браслет во внутренний карман, в то время как Сабмит исподтишка косилась на меня. Она явно верила, что, пренебрегая ее добрым советом, я навлекала на себя беду.

Уверенная, что сейчас ничего от нее не добьюсь, я вернулась к себе в комнату. Не в силах спокойно ждать Фентон, я расхаживала из угла в угол. Любая просьба о помощи могла вызвать огласку, даже скандал, и погубить Викторину.

Такое решение может исходить только от Алена. Когда он сможет приехать… и приедет ли? Может, и мне следовало послать телеграмму — не с оправданиями, а для того чтобы объяснить ему серьезность положения. Однако, я смела полагать, что миссис Дивз уже обрисовала картину в самых мрачных красках, какие только возможны.

Легкий стук в дверь побудил меня спешно впустить Фентон.

— Что ты узнала?

— Довольно странная история, мисс Тамарис. Кое-кто видел, как она уходила отсюда. Но не мисс Викторина… они говорят, что это была Амели.