На меня обрушился дождь, порыв ветра заставил задохнуться. В отчаянии я оглядела улицу. Конечно, нигде не было ни следа какого-либо экипажа. Не оставалось ничего, кроме как идти пешком и постараться найти открытый магазин, где я могла бы найти мужчину или мальчика, способного нанять для меня транспорт. Пока я тащилась по тротуару, моя беспомощность начала страшить меня. Я не знала, где здесь можно найти помощь.

Хотя из-за дождя зажгли уличные фонари, они были слишком удалены друг от друга и слишком тусклы. Я достигла маленького круга света вокруг ближайшего фонаря, когда из мрака за моей спиной меня схватили за локти и быстро завели их назад, несмотря на мое отчаянное сопротивление. Потрясение было так велико, что мне даже не пришло в голову закричать.

Рядом со мной возник человек, словно волей какой-то черной магии выросший прямо из-под мостовой. Тот, невидимый, что напал сзади, так крепко держал меня, что я не могла шевельнуться. Второй, сорвав чепец, грубо повернул мое лицо к свету.

— Это она!

Я не видела лицо того, кто прошипел это: он был в широкополой шляпе из тех, что носят на ранчо, и в плаще, ворот которого закрывал его шею и нижнюю часть лица. Но голос его я узнала! Д’Лис! От страха меня даже затошнило.

На пустынной улице раздалось клацанье копыт. Рядом остановился фиакр и меня втолкнули в еще более грубые руки, чем те, что держали меня прежде. Действовали они ловко, и резонно было предположить, что этим людям такое не впервой. Меня так туго спеленали моим собственным плащом, что я не могла даже двинуть руками. А когда я попыталась закричать, на мою голову и плечи натянули плотный мешок. Он почти не пропускал воздуха, и так вонял, что я испугалась, как бы не задохнуться.

Выходит, Д’Лис поджидал меня. Но чего он хотел? Пока мы ехали, я не могла мыслить связно, могла только терпеть и надеяться, что скоро смогу вздохнуть посвободнее.

Наверное, я потеряла сознание, потому что опомнилась уже не в экипаже. Меня несли. Я слышала грохот музыки и громкий смех. Вскоре меня бросили на что-то мягкое… это могла быть только постель.

— Что ты сделаль?

Голос был женский, я уже слышала его раньше, хотя в нынешнем своем полубессознательном состоянии я была слишком потрясена, чтобы вспомнить, когда и где.

Затем вонючий мешок стащили с моей головы. Я жадно и глубоко вдохнула. Женщина, что склонилась посмотреть на меня, была… Сели!

— Зачем ты привьез ее сьюда? Что ты хотишь?

Ее акцент становился все резче с каждым словом. Она повернулась к собеседнику. Это был Д’Лис. Он не снял шляпы, но ворот опустил.

— Я делаю то, что хочу. — Он добавил слово на незнакомом мне языке, по всей вероятности, грязное, потому что лицо Сели под толстым слоем пудры закаменело.

Д’Лис расхохотался, явно преисполненный самодовольства.

— Мечтаешь о том, чтобы воткнуть в меня свой ножичек, да, Сели? Это у тебя на уме, cherie? Хотя нет, ты бы никогда не осмелилась даже захотеть такого. Это невозможно, верно, голубушка?

Легко и грациозно приблизившись к ней, он ухватил ее за запястье своими гибкими смуглыми пальцами. Если она и была в ярости, то теперь это чувство смыла боль. Она пыталась вырваться, но молча.

— Ты ошиблась, правда, Сели? — Он продолжал улыбаться, глядя на нее желтыми глазами, в которых не было ни следа человеческих чувств. — Или нет?

Наконец он вынудил ее заплакать, она рухнула на колени, но даже в этой унизительной позе ее рука оставалась в мучительном захвате.

Oui, oui![24] — со слезами выговорила она.

— И ты больше такого не сделаешь, да, Сели?

Он выпустил ее так неожиданно, что она упала ничком. Я видела, как четко отпечатались следы его пальцев на ее руке. Она стонала, но, он не дал ей времени позаботиться о синяках. Напротив, он нагнулся, схватил ее за плечи и вздернул за ноги.

— Будешь внимательно слушать, Сели, и делать то, что я прикажу. Иначе… — Его улыбка не предвещала ничего хорошего.

— Oui, oui, — всхлипывала она в его руках.

Д’Лис отпустил ее и отступил на шаг.

— Вот видишь, cherie, все очень просто. Я никогда и ничего не делаю сгоряча, и человек я очень мирный. Я люблю, чтобы все делалось полюбовно и спокойно. Мы снова станем друзьями, Сели, и ты будешь всячески помогать мне просто по дружбе. Совершенно необходимо, чтобы Викторина вернулась ко мне — ведь она моя дражайшая супруга. Но она нужна мне и по другой причине. Этот Соваж, как мне говорили, здесь большой человек, настолько большой, что его лучше не трогать. Но те, кто так говорят, еще не знают Кристофа Д’Лиса, не знают, на что он способен. Правда, Сели? — Голос его, ни разу не возвысившийся, звучал мягким мурлыканьем тропического хищника.

Сейчас я разделяла ужас, который внушал этот мягкий, почти ласковый голос. Сели не могла отвести от него глаз, ее рот слегка приоткрылся. У нее был такой же блуждающий взгляд, как у Викторины, когда та попала под влияние порошка миссис Плезант.

— Bon… Они не знают Кристофа, но они его узнают. Властью Дамбаллы, я — уста Барона Самеди, Князя Смерти… о эти белые узнают! — В его голосе звучала смертоносная сила.

— Bon… К делу. Каждый мечтает о будущем, но теперь дело должно претворить мечту в плоть. Ступай и найди мне такого посланца, которому можно доверять, из тех, кто не подчиняется этой желтой суке Плезант. Иди.

Сели вышла, двигаясь, как лунатик. Я сжалась, ибо его желтые глаза теперь смотрели на меня, а улыбка стала шире.

— Мисс Пенфолд… — Он заметил мое удивление. — Конечно же, я знаю вас — компаньонку, точнее, тюремщицу моей дорогой Викторины, приставленную следить, чтобы она не вернулась ко мне, своему законному хозяину. Я вам очень благодарен, мисс Пенфолд, что сегодня ночью вы устремились прямо в наши руки. Теперь с вашей помощью я могу заключить сделку. Вы должны встать. — Нагнувшись надо мной, он размотал плащ, которым меня спеленали. — Идите к столу…

Он указал на столик с позолоченными ножками, на котором стояла ваза, два стакана и бутылка. Взмахом руки он сбросил все это на пол — вино из бутылки вылилось на ковер. Из кармана он извлек сложенный лист бумаги, разгладил его и приготовил черный грифель.

— Садитесь сюда. — Он подвинул кресло к столу, где лежали бумага и грифель.

— Зачем? — я пыталась бороться с магнетической силой его голоса.

— Зачем? — повторил Д’Лис. — Во-первых, потому, что я вам это велел. Во-вторых, ваши действия, может быть — только может быть — спасут вам жизнь. Садитесь и пишите то, что я вам продиктую.

Я видела, как жестоко он укротил Сели, и знала, что в данный момент я беспомощна. Наилучший образ действий для меня — изобразить полную покорность. И, говоря по совести, притворство было недалеко от правды. Итак, я подошла и села, как он приказывал.

— А теперь пишите…

Он стоял по другую сторону стола, вперив в меня свои желтые глаза. Душевная борьба во мне усилилась. Независимо от того, подчинюсь я ему или нет, у меня было мало надежды, что я дождусь от него чего-нибудь хорошего.

«Месье Алену Соважу. Сейчас я в руках того, кто жаждет воссоединиться со своей законной женой, Викториной Д’Лис. Я останусь здесь, пока Викторина не будет вольна вернуться к мужу. Мне сказали, что время для столь желанного воссоединения ограничено, и если дело не сладится, последствия будут для меня ужасны. Вам пришлют указание, как произвести обмен».

Грифель скользил в моих пальцах, поэтому почерк получился размашистым и грубым. Но я написала каждое продиктованное слово. Я считала невозможным, чтобы Ален Соваж согласился с какими-то ни было «указаниями». Возможно, мне стоило надеяться только на людей миссис Плезант.

По иронии судьбы мне оставалось возлагать свою последнюю надежду на ту самую особу, которой я имела все основания не доверять. И она могла потребовать очень высокую плату. Но я могла загадывать только на один ход вперед, и надеяться…

— Он не согласится, — сказала я так безразлично, как только сумела.