Кое-как я доковыляла до туалетного столика и нашла среди груды всяких безделушек булавки, чтобы заколоть прореху на платье. Ноги у меня подгибались, меня жестоко трясло, и я не была уверена, что у меня хватит физических сил выползти из комнаты. Не то, чтобы я недооценивала опасностей этого дома, но все-таки следовало поскорее выбраться из него.
Шатаясь, я вернулась к кровати — колыхало меня, как былинку, — взяла свой плащ и накинула на себя. Затем повернулась к двери, но так и не дошла до нее.
Зеркальная панель отъехала в сторону. В открывшемся проеме стояла Сели, а за ней — чудовищная карикатура на женщину, достойное порождение этого кошмара. Хотя она была одета в крикливый наряд — какой-то шарж на последнюю моду, она больше походила на мужчину, прибегшего к некоему гротескному маскараду, если бы не чудовищные груди, выпирающие из выреза ярко-зеленого атласного платья.
Сели была маленького роста, но эта великанша рядом с ней низводила ее до пропорций ребенка. В этой женщине было более шести футов, а телосложение было подстать росту. Лицо ее под тщательно уложенными ярко-рыжими волосами лоснилось, покрытый прожилками нос краснотой мог поспорить с волосами, а широкий рот и выпученные глаза создавали впечатление лягушачьей маски.
Вокруг нее витал запах крепких духов и еще более крепких спиртных напитков. Я вспомнила о кочерге, но та лежала в другом конце комнаты, там, куда я зашвырнула ее.
— Чегой-то? — В противоречие великанским формам голос женщины был тонким и писклявым. Она ткнула Сели в плечо унизанным кольцами пальцем.
Но Сели во все глаза смотрела на лежащего. Метнувшись к телу, она остановилась, чтобы приподнять покрывало. Д’Лис лежал лицом к ней, под головой на ковре расплывалось темное пятно.
— Он мертв! — взвизгнула она.
— Точно? — в писклявом голосе звучало только любопытство, а не страх, не удивление, словно бы подобные сцены были в ее мире обыденным явлением. Затем она повернулась ко мне.
— Как ты его замочила, девка?
Сели, пятясь от Д’Лиса, наступила на кочергу и с визгом подхватила юбки. Великанша тяжелой походкой выступила вперед, подняла металлический прут и помахала им.
— Отличная зубочисточка, Сели. Тебе, девка, надобно быть поосторожнее. Похоже, будут тебе крупные неприятности.
— Non! — Сели отскочила к стене, чтобы быть как можно дальше от распростертого тела. — Non, не будут! Этот дом, он есть мой! Я его не отдам, это все, что я в этот мир имель! Я и знать не желаль, что здесь било! Это она делала гадось, то не моя виновата! — К ней возвращалась храбрость. — Никто не узнать.
— Он здесь, и он мертвый, Сели. Как ты его сплавишь?
Сели стояла, прикусив зубами согнутый палец. Ясно было, что она отчаянно пытается что-то придумать. — Никто не дольжен знать, — повторила она. — Его дольжны найти на улице… далеко отсюда… убитый грабитель. И все. Такое слючалось почасту.
— И как это он уберется отсюда, Сел? Бедолага ведь не может просто встать и уйти, а?
— Его унесут. Джаспер и… — Она повернулась к великанше. — И ты, Бесси. Ты может перенестить его одной рукой!
— Лады, Сел. Если по правде, это интересное предложение. И что я с этого буду иметь?
— Полно всего. Я тебья знаю, — мрачно ответствовала Сели. — Получишь ее! — Она указала на меня. — Я хочу, чтобы ее заткнуль рот, чтобы она никогда не рассказаль тем, кто может сделать мне неприятность! Делай с ней, что хочешь. Она считает себя леди… так будет в твой дом новой приманкой и поучится новой работа!
Я пришла в такой ужас, слушая, как они обсуждают, будто я была предметом купли-продажи, что не могла ни возразить, ни пошевелиться. Великанша швырнула кочергу на пол и одним шагом оказалась радом со мной. Ее жирная лапа клещами — не вырваться, — схватила меня за подбородок и повернула к свету. Она принялась изучать мое лицо, дыша в него перегаром.
— Не шибко-то она смазлива, не из тех, что нравятся моим парням. Но ежели она еще целая — лады, тоща я поначалу смогу брать за нее маленько подороже. Так я беру ее… и что еще, Сел?
— Выручку за недель, — быстро отвечала та. — Ты же знай, сколько здесь набегает, Бесси.
— Еще бы, Сел. Но мы с тобой, уж будь любезна, сойдемся на двух неделях. И сверим счета, когда я приду получать.
Сели не возражала, кивнув в знак согласия. И тут у меня наконец прорезался голос.
— Вы не посмеете! Миссис Плезант… мои друзья…
Бесси заржала.
— Девка, у тебя осталась только одна подруга — я! — Она ткнула кулаком между могучими грудями — Будешь примерной маленькой девочкой, не будешь доставлять неприятности — тогда все будет отлично и по-дружески. Ты спроси любую из моих девок. Бесси к ним со всей душой, ежели они не вредничают. Конечно, если будешь продолжать выкидывать штучки вроде этой, — она махнула в сторону трупа, — тут уж я взаправду разозлюсь. А ежели я на кого взаправду разозлюсь… тебе, девка, лучше среди таких не бывать. Я с ними разбираться умею… Так что будь уверена, помешать ты мне сейчас не сможешь.
Она стащила с меня плащ — я могла противостоять ее огромной силе не больше младенца — и скрутила мне руки за спиной, связав их чулком, который бросила ей Сели.
— Теперь, — Бесси покосилась на тело, — займемся бедным джентльменом, который тут малость перепил. Я просто снесу его вниз и посажу в свой экипаж, чтобы он спокойненько добрался куда собирался. Не путай сюда Джаспера, Сел. Чем меньше народу знает, тем лучше. Сегодня меня привез Болванчик, а то, что он знает и не знает, не имеет значения, с тех пор как у него нет языка, чтобы болтать.
Бесси без особого труда вытащила обмякшее тело за дверь, и я догадалась, что быстрота ее действий объясняется привычкой к таким ситуациям. Когда она ушла, я решила попытать удачи, обратившись к Сели.
— Вы же знаете, что миссис Плезант — моя подруга. С какой стати я стану болтать? Я убила его. Неужели вы думаете, что мне не терпится в тюрьму?
Она в этот момент была занята тем, что складывала покрывало, выказывая тщательность заботливой домохозяйки. Но когда она повернулась ко мне, ее лицо окаменело от ненависти.
— Ты! Если Мэмми Плезант узнай, что здесь слючилось, я никогда буду не знать покой. Он быль единственный, кто мог противить ей, и вот как он кончиль! Она дьявол, дьявол! Она знает все и может так проклясть твоя жизнь, что и хотель бы умереть, только будешь продолжаль жить. Я навидалась, что она делать с теми, кто пошель поперек ей! И думаешь, я стану рисковать?
— А если я скажу ей, что вы держали меня здесь против собственной воли? Я же видела, как он мучил вас, принуждал делать то, что он хотел…
— Мучаль меня? — Неожиданно она злобно хлестнула меня по лицу. — Что ты несьешь. Он быль любовник, каких тебе никогда не иметь! Он хотель меня, Сели! Такие мужьчины не любят вашей сестры. Они хотять нас, нас, дающих их телам наслаждение польной мерой. Я даже не знала, что значит настоящий мужьчина, пока не заполучила его в своя постель, а ты убила его! Я тебе это не забуду. Бесси, она так с тобой обойдется, что ты тоже никак не забудешь… до конца жизни!
Я попалась в ловушку, из которой не было выхода. Ужас от того, что предстояло мне, был так велик, что мое мужество окончательно истаяло. Она, должно быть, прочла это на моем лице, и расхохоталась.
— Ай, Бесси тебя вышколит… а она не имей такой прекрасный дом, как этот, она не принимает таких превосходный джентльменов, что ходят сьюда. Non, ее завьедение на Берегу, возможно, ты не знаешь, что это значит. Слушай, ты…
Ее слова хлестали меня тяжелее ударов: она без околичностей разъясняла, что за притон содержит Бесси, и какие обязанности я буду вынуждена там выполнять. Поэтому под конец я лишь величайшим усилием удерживалась от плача, цепляясь за последние остатки самоуважения. Нельзя было допустить, чтобы эта женщина слышала от меня мольбы о милосердии.