— Нет! — услышала я ее отчаянный шепот.
Неужели Огасту Дивз так поразило появление миссис Смит? Я быстро перевела взгляд с ее искаженного лица на дверной проем. Женщина все еще стояла там и смотрела. Но к своему удивлению, я обнаружила, что глаза ее устремлены на меня, а не на мою взволнованную спутницу, и у меня появилось странное ощущение, словно она рассматривает меня не как человека, а скорее, как проблему, которую ей необходимо разрешить. Затем губы ее сложились в легкую усмешку, и она отступила назад, в тень, исчезнув так неожиданно, как если бы и вправду была персонажем какого-нибудь кошмара.
Я моргнула, прежде чем заговорила.
— Миссис Дивз, вам плохо? Я могу вам помочь?
Ее лицо было почти меловой белизны, она часто дышала.
— Да, да… — даже голос ее превратился в сиплое бормотание. — Уйдем… давайте уйдем.
Мадам Перье, выражая всяческое сочувствие, поспешила проводить нас. И только когда мы снова были в экипаже, миссис Дивз, заметно напрягая силы, попыталась овладеть собой.
— Огаста, в чем дело? Вы больны? — Викторина проявила куда больше участия к приятельнице своего брата, чем выказывала раньше.
— Эта… эта женщина! Это была Мэмми Плезант… нет! — миссис Дивз выпрямилась и отчасти вернула себе обычную самоуверенность. — Не спрашивайте меня больше. Только молите бога, чтобы вам никогда не узнать этой ужасной, злобной женщины!
Я не хотела выспрашивать ее, чего нельзя сказать о Викторине. Хотя голос ее звучал мягко, и в нем по-прежнему звучала сочувственная нота, похоже было, что она получает некое наслаждение, продолжая допрос наперекор явному нежеланию миссис Дивз. Однако когда мы оставили позади место, где она так неожиданно испугалась, — а я была уверена, что причиной бегства Огасты Дивз был именно страх, — наша дама обрела свое прежнее спокойствие, и отказалась удовлетворить любопытство Викторины. К тому времени, когда мы вернулись в отель, она вновь была во всеоружии.
Однако я была уверена — она сильно переживает, что выдала себя. Стоило нам войти в номер, как она оставила нас, заторопившись к себе в комнату. Викторина же хотела непременно продолжить расследование.
— Кто такая эта Мэмми Плезант, что так расстроила Огасту? Вы кого-нибудь видели в магазине, Тамарис? Я — совсем никого.
— В дверях задней комнаты стояла какая-то женщина — вот и все.
— Всего лишь женщина? Но какая женщина может заставить трястись руки Огасты, а ее лицо так побелеть? Огаста напугана, Тамарис, по-настоящему напугана.
— Я не знаю ничего, кроме того, что мы видели женщину, — осторожно ответила я. Я не сомневалась, что это была миссис Смит: внешность у нее была такова, что тот, кто однажды ее видел, не легко бы забыл. Но я не желала рассказывать Викторине то малое, что было мне известно. А причины, по которой миссис Дивз обнаружила свой страх, мое воображение не могло постигнуть.
Послышался стук в дверь, и Викторина, которая была ближе, открыла. Вернулась она с запечатанным письмом.
— Послание для Огасты. Как вы думаете, не от Мэмми ли Плезант? — Она взвесила конверт на ладони, словно таким образом могла угадать его содержимое.
— Это не наше дело. — Я мобилизовала весь свой маленький авторитет, если таковой у меня имелся. Но это действительно было не наше дело, и мне не понравилось столь явное любопытство Викторины.
— Ах, но ведь здесь тайна, а тайны так возбуждают. Как жаль, что мы не можем прочесть его. — Викторина еще раз подбросила конверт на ладони.
Она бросила на меня такой озорной взгляд, что я в тот момент почти испугалась, как бы она в самом деле не вскрыла его. Но оказалось, что даже ее любопытство не простиралось так далеко. Она подошла к двери миссис Дивз, постучала и крикнула:
— Для вас письмо, Огаста! Нужен ответ, посыльный ждет.
Последовала пауза, такая долгая, что я поначалу решила, будто миссис Дивз не собирается отвечать. Затем дверь приоткрылась, но ровно настолько, чтобы Викторина могла просунуть конверт внутрь. Спустя несколько секунд миссис Дивз широко распахнула дверь и выплыла наружу, ничем не напоминая запуганную, затравленную женщину, недавно покинувшую нас.
— Дорогой Джеймс! Я могла бы догадаться, что Джеймс Найт непременно сделает что-нибудь такое. — Она захлебывалась словами. — Тереза здесь! Джеймс, узнав о моем возвращении, немедленно разыскал ее. О, Тереза вновь будет со мной!
Отстранив Викторину, она бросилась открывать входную дверь. За ней ожидал человек в ливрее грума.
— Пожалуйста, скажите своему хозяину, что Тереза, конечно, должна прийти ко мне. Так скоро, как только возможно… Нет, дайте мне написать записку!
Оставив дверь открытой, она подсуетилась к столу у окна, схватила листок бумаги, быстро что-то нацарапала и затолкала написанное в конверт, который вложила в руку груму. Когда дверь закрылась, она потерла руки.
— В конце концов, все всегда складывается к лучшему…
— Я поняла, что она думает вслух. Затем, словно вспомнив о нас, она торопливо добавила: — Здесь остановился один мой старый друг. Он случайно увидел мое имя в книге регистрации, и оказал мне огромную услугу. До моего отъезда два года назад, у меня была горничная, которой я полностью доверяла. К несчастью, я собиралась надолго за границу, и она не могла меня сопровождать, поскольку ее мать была больна, и она не хотела ее оставлять. Но мистер Найт случайно встретил ее неделю назад, и она справлялась обо мне. Ее мать умерла, и она бы очень хотела вернуться ко мне на службу. О, Тереза должна вернуться ко мне… с нею я буду чувствовать себя в безопасности!
Думаю, она сообразила, что высказалась слишком откровенно, потому что смутилась и поспешила добавить:
— Тереза — единственная, кому я могу полностью доверять. — Это прозвучало еще менее убедительно, и она переменила тему. — Мистер Найт попросил меня отобедать с ним. Поскольку он очень помог привести в порядок состояние моего покойного мужа, я обязана с ним повидаться. Поэтому я не смогу провести с вами нынешний вечер.
Она убралась обратно к себе в комнату. Едва лишь за ней закрылась дверь, Викторина хихикнула.
— Вот и хорошо! Думаю, мы обойдемся и без вас, дорогая Огаста. — Она снова подошла к своему излюбленному месту у окна. — Тамарис, туман опять наползает. В витринах магазинов зажгли свет, а ведь еще день. В этом городе всегда такие туманы?
Она была права, в чем я убедилась, присоединившись к ней. Газовые лампы витрин вступили в безнадежное сражение с уплотнявшимся туманом.
— Сегодня ночью должно быть полнолуние, — Викторина вертела позолоченную кисть на шторе. — Но разве увидишь луну в этих сырых краях?
Она не дожидалась ответа, вместо этого она схватила меня за руку, увлекая меня обратно в уютное тепло комнаты.
— Давайте все здесь распакуем, — она указала на свертки и коробки, принесенные из экипажа. — Я хочу еще раз взглянуть на свои сокровища.
Вокруг разлеталась смятая бумага, когда мы освобождали из упаковок надушенные перчатки с вышивкой, зонтик, отрезы шелка — их Викторина любовно погладила.
— У Амели талант к шитью. Она может взять это — и вон тот газ, и эти белые розы, сложить вместе и получится такое платье, что даже сердце моего угрюмого братца может дрогнуть, когда он увидит меня в нем!
— У мистера Соважа сердце вовсе не жестокое! — Только ли по обязанности у меня вырвался этот протест? — Ведь всем этим, Викторина, обеспечил вас он.
Она взглянула на меня, слегка наклонив голову: ее блестящие глаза расширились, полные губы тронула улыбка.
— Да, Ален очень щедр. — В ее ответе слышалась слабая тень насмешки. — Я должна быть искренне благодарна за его щедрость. Если я об этом забуду, тогда ваш долг, Тамарис, напомнить мне. А когда он вернется, я отблагодарю его, как подобает доброй сестре. Вы увидите!
Я подумала, что лучше не углубляться в эту тему, а то она снова попытается проверить, как далеко простирается над ней моя власть. Я с весьма чувствительным огорчением подумала, что она еще не готова признать родственных связей с моим работодателем, как он того желал. Возможно, это превышает или превысит мои силы. Для подобной задачи следовало бы выбрать компаньонку постарше и поумнее.