Она словно услышала и посмотрела. Глазами не бегала. Как глянула на него, так спокойно и застыла. Мажарин усмехнулся и отпустил ее взгляд.

— Нин, а кто это рядом с братиком твоим? Здоровый, который в проходе меня зажал…

— А-а, это Серёга Мажарин, друган Витькин. Учились вместе. Любовь всей моей жизни.

— Правда? — переспросила Марина, вдруг почувствовав непонятное для себя самой недовольство.

— Шучу, конечно. Лет в шестнадцать я в него была страшно влюблена. Чистой и искренней любовью. А потом увидела, как он в парке лапает какую-то тёлку, и любовь прошла.

— Ну да… тёлку лапает… какая теперь любовь…

Марина затянулась сигаретой и, снова поймав на себе взгляд Мажарина, выпустила струйку дыма. Точно ему. А он это понял и, как оскалившись, чуть приподняв верхнюю губу, обнажая зубы.

Она улыбнулась. Ему.

— А сейчас у него есть кто-нибудь? — продолжала с интересом расспрашивать подругу.

— У Серёги?

— Угу.

— Нет. Ну, как… бл*дствует… как все.

— Оно и видно.

— Что видно?

— Что девки постоянной нет. Голодный.

— Он всегда голодный, — посмеялась Нина.

— Может, мне с ним побл*дствовать?

— Это вопрос, я так понимаю, риторический, — ухмыльнулась подруга. И вдруг заявила со скучным вздохом: — А я себе хочу мужика.

— Чего? — Марина посмотрела на нее с удивлением.

— Взрослого. Чтобы с деньгами.

— Дура.

— Почему это?

— Потому что. Зачем тебе мужик? Тебе двадцать один год.

— Ну, знаешь, это тебе легко говорить… — начала было разглагольствовать Нина.

Но Марина оборвала ее:

— Подожди, с братом поговорю. Задолбал уже…

— Видишь, как переживает. Где ты и что ты… Моему похрен, вон хлещет пиво с Мажарой и хоть бы хны. Все нормальные братья за сестер переживают, а моему плевать вообще.

— Угу, мой-то переживает, аж лысина потеет, — хмыкнула Маринка, вспомнив, как забавно розовеет у Егора бритая голова, когда он нервничает или злится. — Посиди, я выйду поговорю, а то этот дебил сейчас машину со зла за мной пригонит.

— Давай, конечно, — вздохнула Нина.

Марина вышла на улицу и отошла подальше от входа. Прикурила новую сигарету и крепко затянулась, прежде чем набрать номер брата. Позвонив ему, привычно выслушала порцию грязных ругательств в свою сторону, в ответ послала его туда же и отключила телефон.

— Может, нам пора познакомиться поближе? Или так и будем весь вечер в гляделки играть?

Улыбнувшись, Марина обернулась. Поднесла сигарету к губам, чуть наклонила голову и стала беззастенчиво рассматривать Мажарина.

Красив засранец. Чудовищно. И знает об этом. Привык, что девки пялятся — даже под взглядом не дергается. На такого смотришь и страшно. Глаз не можешь отвести, дыхание сбивается.

— Я тебе не по карману, мальчик.

— Откуда знаешь? — доброжелательно усмехнулся он.

— Вижу.

— А ты что спишь за деньги? И дорого берешь?

Маринка помолчав, хмыкнула:

— Нет, не за деньги.

Тогда Мажарин улыбнулся ей другой улыбкой и заговорил другим тоном:

— Вот видишь. Может, не по карману, зато явно по зубам.

— Откуда такая уверенность?

— Мама таким родила. Поэтому аккуратнее будь со словами, а то подрублю на взлете. — Резко надвинулся на нее и, взяв за талию, припечатал к стене. — Давай, скажи, что секса у нас не будет.

Она опешила, уставившись на него, но ловко скрыла свое смущение резковатым смехом:

— Ох-нихрена-себе, как нагло.

— Ты нагло, и я нагло. Сама же хочешь.

— Все хотят. Это нормально. Ненормально — не хотеть.

— Я про то же. Зачем сопротивляться здоровому желанию?

— Хотя бы потому, что это наша первая встреча, а ты даже не представился.

— А то ты не знаешь, как меня зовут, Мариша.

— Знаю, Серёжа.

Мажарин всё не отпускал, а она и не просила, не рвалась уйти. Странное и незнакомое ощущение завладело ее телом. Слишком приятное, оттого тревожное.

Зябко вздрогнув, Марина выдохнула:

— Текилы хочу.

— Пошли. — Оторвал ее от стены и подтолкнул к выходу.

Марина открыла глаза и уставилась на свое отражение в зеркальных дверцах шкафа. Сонным взглядом оглядев комнату, поняла, что находится не у Нины. У нее она была, и не раз, а эту комнату не узнавала. Светлые обои, шкаф во всю стену, на окнах тяжелые темные портьеры, двуспальная кровать. И постель на второй половине смята, будто там недавно кто-то спал. Превозмогая тупую боль в затылке, Маринка перевернулась на другой бок и уткнулась носом в подушку. Мажарин. Вот это получился вечерок.

Ощупав себя внутренним взглядом, Стэльмах поняла, что секса у них точно не было. Он ее не тронул и спать в одежде уложил. В том, в чем она была: в футболке и джинсах. Надо же, какое благородство!

Натянув одеяло до подбородка, Маринка свернулась калачиком, намереваясь еще немного поваляться. Кровать, кстати, у него удобная с ортопедическим матрасом — даже сушняк ее из этой постели не выгонит.

— Марин, — донесся шепот из приоткрывшейся двери. — Ты спишь?

— Нина, блин… Ты тоже тут?

— Ага. На диване спала.

— Ты хоть всё помнишь, что вчера было? — Марина села выше, пристроив подушку к изголовью.

— Конечно. — Нина присела рядом и улыбнулась. Что-то было в ее лице простецкое. Может, из-за той самой открытой улыбки или из-за курносинки, или из-за отсутствия косметики.

— Это меня радует. Правда не решила еще, узнать мне подробности или остаться в счастливом неведении. Я что-нибудь вчера выдавала?

— О, да, — рассмеялась Нина. — Как могла доставала Мажарина.

— Поди сказала, что он не в моем вкусе?

— И это тоже.

— Да ты что, — усмехнулась Марина, — это ж надо так врать на пьяную голову. Серёженька расстроился?

— По-моему, нет. Ржал над тобой.

— Ну и ладненько, — вздохнула она. — Люблю, когда людям весело.

В комнату вошел Мажарин. Разумеется, без стука. Оно и понятно, чего ему в собственную спальню стучаться. От него влажно и резковато пахло.

— Так, бабьё, проспались? Устроили тут у меня ночлежку, — беззлобно сказал он, ероша мокрые после душа волосы.

— Серёга, блин, вот зарекалась я с тобой не пить, — громко и хрипловато засмеялась Нина.

— Зарекалась она, — усмехнулся Сергей. Открыл шкаф и достал футболку. — Одна зарекалась, вторая улетела. Что ж вы за мной гонитесь, хлебали бы потихоньку. — Прежде чем натянуть футболку, посмотрел в зеркало на Маринку: — Живая?

— Угу, — внушительно кивнула Стэльмах.

— Маринка, правда… ну ты и дала вчера жару, — подруга хлопнула ее по коленке, — сидела-сидела и отключилась. Ты чего это?

— Сама не знаю, — задумчиво проговорила Марина, вспоминая, на каком моменте душевные посиделки для нее оборвались.

Сидели они все вместе — она с Нинкой, Серёжка с Витькой, да еще какой-то их приятель — пили, общались, смеялись, разговаривали. Потом Витька куда-то смылся. Дальше она плохо помнила. Как в квартире у Мажарина оказалась, вообще не помнила.

— Нинок, будь умницей, организуй нам завтрак, а? — попросил Сергей.

— Ага, сейчас. Я тоже, кстати, есть хочу.

— Стэльмах, а я смотрю, ты совсем бесстрашная. — Подождал, пока дверь за Ниной закроется, и уселся на кровать.

— А чего мне бояться? Что насиловать полезешь? Так я расслаблюсь и получу удовольствие.

— Даже так?

— Вполне. Или ты думал, что я девственница хрустальная и рассыплюсь под тобой?

— Нет. Так я точно не думал. Всяко думал. Но только не так.

— Постеснялся раздеть меня?

— Нет, — качнул головой.

— Что же тогда?

Сергей сунул руку под одеяло, взял Маринку за щиколотку и потянул к себе. Девушка не сопротивлялась. Наоборот, чуть расслабилась и под его давлением проехала по постели, сбив в кучу одеяло. Откинув его, она села рядом с Мажариным и закинула ногу ему на бедро.

Они замолчали. Это было спокойное, но рождающее внутри у обоих особенное нервное напряжение молчание, толкающее на поступки. Однако любые поступки сейчас неудобны, потому что с ними Нинка.