Шестидесятилетний сир де ла Роке и виконт д'Аллемань, которому было где-то около тридцати, были близкими соседями, и это обстоятельство часто приводило к ссорам между ними. Сложилось так, что некоторые деревни оказались под их совместным управлением, то есть оба имели в этих местах равное право сеньората, и, собственно, портить отношения начали даже не они сами, а их управляющие.

Как раз такую сцену приводит в «Ромео и Джульетте» Шекспир. Слуги враждующих семейств — Монтекки и Капулетти — встречаются на улице и начинают ссориться, вместо того чтобы оставить это дело для своих хозяев. После недолгой предварительной перебранки Грегори заявляет:

«— Вы желаете завести ссору, синьор?

— Если вы желаете, синьор, то я к вашим услугам. Я служу такому же хорошему хозяину, как вы.

— Да уж не лучшему!

— Нет — лучшему, синьор!» [36]

И они вступают в драку.

То же самое произошло и с нашими управляющими. Встретившись как-то раз в одной из таких деревень по делу, они страшно разругались из-за того, что каждый утверждал, что он, как представитель своего хозяина, должен иметь приоритет. Однако эти простолюдины не имели права носить меч, так что обошлись руганью да донесением каждый своему господину своей версии произошедшего.

^{Кинжал, какой использовали в бою на рапирах}

Через некоторое время д'Аллемань, охотясь в лесу, встречается там с управляющим ла Роке, тоже выехавшим поохотиться.

— Эй, бейлиф, что за дела? — с укором обратился к нему виконт. — Я слышал, ты тут утверждаешь свой приоритет над моим человеком? Не вздумай повторить этой попытки или я тебе все зубы выбью!

Управляющий, не будь дураком, тут же доносит о произошедшем своему хозяину, добавляя, что месье д'Аллемань грозился надавать по зубам не только самому бейлифу, но и его хозяину, великому ла Роке. От последнего обвинения сам д'Аллемань яростно отпирался, уверяя, что никому, кроме управляющего, не грозил. И друзья ла Роке убеждают того, что вполне заслуженная угроза д'Аллеманя относилась только к бейлифу. Но тщетно — того теперь может удовлетворить только вызов виконта на дуэль. Так этот несчастный пожилой господин, давно переживший тот возраст, в котором годится драться на дуэлях, и так уже стоя одной ногой в могиле, сам приблизил свою кончину, решившись на предприятие, исход которого, ослепленный яростью, видел только в свою пользу. Он приобрел два кинжала и, встретив как-то раз д'Аллеманя на улице в Эйсе, обратился к нему:

— Вы молоды, а я стар; в бою на рапирах у вас будет передо мной слишком большое преимущество. Так выберите же себе один из этих кинжалов, и я требую сатисфакции за нанесенную мне обиду!

Д'Аллемань не отказывается от предложения. Взяв в секунданты молодого Салерня (секундантом ла Роке был сир де Ван), они покидают город и спускаются в ров, который был в то время осушен. Секунданты отходят в сторону, а ла Роке обращается к д'Аллеманю с призывом дать ему левую руку. Они берутся за руки и тут же начинают работать кинжалами: старик ударяет противника в корпус, а сам получает клинок по рукоять в горло и падает замертво. Сопернику же его удается прожить еще ровно столько, чтобы успеть разнять секундантов, которые тем временем тоже подрались и успели получить тяжелые ранения, после чего он последовал за своим противником в мир иной.

Кинжал считался оружием рыцарским, поэтому ему нельзя было отказать в праве быть орудием дуэли. Правда, любителей носить с собой по два кинжала было не больше, чем носящих по два меча, но один такой случай Брантом нам все же приводит.

Граф Мартинельо был великим воином, и его подвиги на войнах заслужили ему хорошую репутацию, однако помимо этого, увы, он был жестоким и бессовестным хулиганом. У него возникли какие-то противоречия с одним господином из Брешиа, не последним человеком в городе; граф много раз пытался вызвать его на бой, но тот подобного стремления не разделял и всегда уклонялся. Отчаявшись выманить своего противника на дуэль, граф твердо решил убить его каким угодно образом. Он нанял двух солдат, таких же отъявленных головорезов, как и он сам, втроем они заявились средь бела дня к тому господину домой и без всяких церемоний зарезали его. Затем тихо вышли, сели на заранее приготовленных коней и, прежде чем представители власти и родственники убитого успели пуститься в погоню, бежали в Пьедмон, где граф предложил свои услуги королю Генриху II Французскому, который с удовольствием их принял.

Понятно, что после происшедшего несколько человек из числа родственников и друзей убитого брешианина возжелали встречи с графом. Одному из них, итальянскому командиру, чье имя, похоже, выпало из памяти месье де Брантома, повезло, или, вернее, как мы увидим дальше, не повезло, такой встречи добиться. Она произошла на мосту над рекой По, который, похоже, специально строили для таких встреч. В какой-то из предыдущих стычек командир повредил себе левую руку, поэтому он поставил условие, чтобы оружием в бою служили кинжалы, по одному в каждой руке, а левые руки обоих были бы заключены в «brassards a la Jarnac» — то есть в сплошные латы без гибких сочленений, так чтобы рука могла двигаться только в плечевом суставе. Это был редкий вид доспеха, и граф, как и Шастеньере, мог бы отказаться от него, но, как и тот же Шастеньере, Мартинельо был из тех, кто не боится ни человека, ни дьявола, и он сказал:

— Да это не имеет значения; хочет свои латы — пусть будут.

И это действительно не имело значения, по крайней мере для самого графа, который после нескольких первых ударов, уходов и уклонов воткнул один из своих кинжалов прямо в сердце противника, увенчав себя славой новой победы.

Если бы мы писали художественный рассказ, то теперь следовало бы сообщить о том, что этого жестокого убийцу и злобного дуэлянта ждал суровый конец, что он был повешен, утоплен, четвертован или колесован, сожжен на костре или подвергнут другой подобной лютой казни, — но мы имеем дело только с историческими фактами, так что приходится признать, что он принял славную смерть на поле боя при осаде Ла-Шарите, храбро сражаясь на службе у своего венценосного господина.

«Во времена достопамятного Генриха VIII в семье весьма достойных людей родилась дочка, получившая впоследствии за высокий рост кличку Длинная Мег, ибо она не только была выше всех в своей земле, но и столь пропорционально сложена, что казалось, что это высокий мужчина в женском обличье. Достигнув восемнадцати лет, Мег отправилась в Лондон, чтобы служить там и набираться городских привычек. Друзья отговаривали ее, но, раз приняв решение, она от него уже не отказывалась. Она отправилась в путь с перевозчиком по имени Папаша Уиллис и еще тремя-четырьмя такими же девушками, которые тоже ехали в Лондон искать себе работу. Перевозчик запряг лошадь, усадил девиц и стал думать, куда бы их пристроить. Он вспомнил, что хозяйка Игла в Вестминстере уже несколько раз говорила ему, что ей нужна служанка, и он направил свой экипаж через поля к ее дому. Хозяйка сидела дома и распивала в компании с испанским рыцарем по имени сэр Джеймс Кастильский, доктором Скелтоном и Уиллом Сомерсом. Перевозчик сообщил хозяйке, что привез в Лондон трех девиц из Ланкашира, а памятуя, что она частенько высказывала пожелание иметь служанку, привез девушек к ней на выбор. Так Мег была принята на службу.

^{Обоюдоострый меч}

Сэр Джеймс Кастильский очень старался завоевать любовь хозяйки, но чувства той были расположены к доктору Скелтону, так что сэр Джеймс не удостаивался ни единого знака внимания. Тогда он поклялся, что узнай он только, кто любовник хозяйки, как тут же проткнет его рапирой. В ответ хозяйка, большая любительница поразвлечься, подговорила Длинную Мег переодеться мужчиной и выйти со шпагой и баклером на бой с сэром Джеймсом на поле Святого Георгия, пообещав в случае победы подарить ей за труды новую юбку.