А к концу трапезы, когда на балконе заиграла музыка и в наступившей тишине раздался чарующий голос маэстро Эвана Торрира, она вообще забыла про существование короля. И ушла в свои мечты!

Смотреть на мечтательное выражение ее лица оказалось приятно – трудно сказать почему, но Латирдан был уверен, что леди Этерия грезит не о ночи любви с Золотым Голосом Вейнара, а о чем-то светлом. И это ощущение здорово грело душу. Впрочем, грело недолго – когда певец затянул вторую балладу – о принце Гаркате и его прекрасной возлюбленной, принцессе Доминике – улыбка, игравшая на губах баронессы, куда-то исчезла. А в глазах появилась горечь.

Причины такого изменения в ее настроении Неддар не понял: баллада повествовала о череде великих побед, которые совершил принц в честь своей будущей супруги. А значит, просто обязана была радовать любую женщину!

Дождавшись, пока закончится песня и стихнут аплодисменты, король шевельнул рукой, и церемониймейстер, поняв намек, шепотом приказал маэстро сделать паузу.

– Леди Этерия! Вы – единственная из всех моих гостей, кто грустил, а не радовался. Скажите, а что именно вам не понравилось в этой балладе? – поинтересовался Неддар.

Оказавшись в фокусе десятков недоумевающих, насмешливых и даже презрительных взглядов, баронесса смутилась, слегка покраснела и… пожала хрупкими плечиками:

– Ваше величество, любая песня – это музыка, голос и слова. Музыка и голос маэстро Эвана выше всяческих похвал. А вот слова мне кажутся несколько… надуманными, что ли?

– Почему? – удивился король.

Девушка еле заметно улыбнулась:

– Посудите сами, сир: чуть ли не в первой строфе этой баллады принц Гаркат объявляет войну Гварлии. Просто так. Не имея на то никаких веских причин. Война – это тысячи и тысячи жизней, отданных Двуликому.

Неддар мысленно поморщился – судя по всему, баронесса Кейвази тоже не избежала влияния ордена Вседержителя. И теперь пыталась доказать, что убивать – это нехорошо.

– У каждого из воинов, последовавших за принцем, была своя Доминика. И у тех, кто воевал против него – тоже. Да, они не были принцессами, но тоже искренне любили своих женихов или мужей. Желание принца распустить хвост перед ее высочеством разбило жизни не одной сотне влюбленных пар. И отняло отцов у сотен ни в чем неповинных детей. А ведь это еще не все!

Услышав последнюю фразу, Неддар, собиравшийся прекратить дискуссию на тему «не убий», решил немножечко подождать. И не ошибся:

– Если бы он отправился на войну, чтобы защитить королевство от агрессора – я бы ему рукоплескала. А так – не с чего: у любого государства заключены договора с соседями. Значит, принц Гаркат, напав на Гварлию, нарушил договор, заключенный его отцом, выставил его лжецом и заставил глав всех остальных дружественных королевств задуматься о целесообразности поддержания нормальных отношений с таким непредсказуемым соседом.

Баронесса сделала небольшую паузу, пригубила из своего кубка и улыбнулась:

– Кроме того, если принц не трус, то должен был сражаться в первых рядах своей армии. Как вы думаете, сир, смерть по глупости – это достаточное доказательство любви?

Неддар удивленно хмыкнул: у леди Этерии был весьма своеобразный взгляд на очевидные вещи. А еще – острый ум и великолепно подвешенный язык. Опять же, и про Вседержителя она не сказала ни слова!

Подумав пару мгновений, король оглядел придворных, нашел самое недовольное лицо и кивнул, давая разрешение говорить.

Графиня Гианея Ирригард тут же набрала в грудь воздуха и возмущенно затараторила:

– Принц Гаркат любил ее высочество возвышенной любовью, поэтому мерить его поступки обычными мерками нельзя!

– Разве? – склонив голову к плечу, улыбнулась леди Этерия. – А вы попробуйте представить себя на месте короля Гварлии. Или отца принца Гарката: бедный король, не покладая рук, годами налаживал политические и экономические связи с соседями, а когда, наконец, наладил – его великовозрастный сын взял и подцепил эту самую «возвышенную любовь». Скажите, будь вы на его месте, вы бы этому сильно обрадовались?

Заметив, что леди Гианея побагровела, граф Рендалл, с интересом прислушивавшийся к дискуссии, решил вмешаться:

– Леди Этерия! Вы, безусловно, правы: принц Гаркат являлся наследником престола, а значит, должен был знать, что несет ответственность за последствия своих поступков. Поэтому большую часть его подвигов действительно можно считать предательством по отношению к собственному отцу и королевству.

– Да, но ведь… – начала, было, графиня Ирригард, но, наткнувшись на недовольный взгляд Неддара, замолчала.

– Спасибо за доставленное удовольствие, леди Этерия, – дождавшись тишины, улыбнулся Латирдан. И, решив проверить баронессу на любовь к лести, добавил: – Мне понравилось, как вы рассуждаете.

Девушка склонила голову и произнесла положенные слова благодарности. Но… без особой радости, самодовольства или благолепия – так, словно похвала короля была вещью, само собой разумеющейся. И ничем не отличалась от похвалы любого другого собеседника!

Неддара это задело. И следующие полчаса он пристально следил за ее поведением, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки того, что она играет. И, заодно, понять, нет ли среди гостей человека, к которому бы она относилась с большим пиететом.

Как ни странно, ни признаков игры, ни человека, которого бы она боготворила, обнаружить не удалось. Если, конечно, не считать таковым ее отца – барона Дамира: на его слова, жесты и взгляды леди Этерия реагировала не задумываясь. Без тени какого-либо недовольства…

Когда за окнами стемнело, и церемониймейстер объявил о последней перемене блюд, Неддар жестом подозвал к себе побратима:

– Вага?

– Да, ашер?

– Пригласи ко мне на ужин барона Кейвази и его дочь…

Побратим усмехнулся, явно отметив акцент, сделанный на последних словах, но отрицательно помотал головой:

– Приглашу, но как-нибудь потом: увы, сегодня тебе будет не до ужина.

– Что-то случилось? – мгновенно забыв про леди Этерию, нахмурился король.

– Только что прилетел голубь от Резвана[143]. Отряд сторонников графа Иора ушел за Орринский хребет. А перед тем, как они пересекли границу Алата, Четыре Ноги захватил и разговорил пару голосов.

– И?

– Они утверждают, что за Варланом стояли Диренталь и Белоголовый…

– Бред!!! – еле сдерживаясь, чтобы не заорать, прошипел Неддар. – Зачем Белоголовому Вейнар?! Он вообще не воюет!!!

– Не знаю, ашер! Но через пять-шесть дней пленные будут здесь…

– Ясно, – угрюмо буркнул монарх. Потом подумал и приказал: – Через два часа после завершения обеда члены Внутреннего Круга должны быть у меня в кабинете.

– Я уже распорядился.

– Тогда… Пока все.

После такой новости продолжать светское общение не было никакого желания. Поэтому, дождавшись, пока дамы отведают лакомств, Неддар подал церемониймейстеру условный знак.

Тот вышел в центр зала, вскинул над собой жезл и с силой опустил его на отполированный пол:

– Обед окончен! Его величество изволит удалиться в свои покои.

Придворные мигом оказались на ногах и склонились в церемониальных поклонах, а стражники, изображавшие статуи около Золотой двери, отработанным движением распахнули обе створки и взяли оружие на изготовку.

Встав с трона, Неддар подошел к графу Рендаллу и, прикоснувшись к его плечу, негромко сказал:

– Грасс? Вы мне нужны.

– Всегда к вашим услугам, ваше величество! – отозвался первый министр, выпрямился и последовал за королем.

Всю дорогу до кабинета Латирдан угрюмо молчал. И заговорил только тогда, когда уселся в свое любимое кресло:

– Отряд хейсаров, преследовавший сторонников Варлана, уходящих на Алат, взял и разговорил пару голосов. Они утверждают, что недавний мятеж организован Тайными службами Алата и Белогорья.

Рендалл удивленно приподнял бровь:

– Вы уверены, сир? Ну, насчет Белогорья?