– Мне нужно Посмертие, которое может даровать только Бог-Отступник. Поэтому я никуда не уйду.

Жрец усмехнулся, взял со стула мой налокотник, выдернул из него стальной прут и без особого напряжения завязал его узлом:

– Двуликий дал мне не только умение видеть правду, но и… прозревать будущее тех, кто способен пройти его Путь.

– И что, я не способен? – холодея от ужаса, спросил я.

Жрец выпрямил прут, вставил его на место, а потом посмотрел на меня. Почему-то с сочувствием:

– Ну почему же? Ты – можешь. Но только в том случае, если сделаешь правильный выбор. Как сейчас, так и в будущем.

– А в будущем-то какой? – вырвалось у меня.

– Весь твой Путь будет дорогой от развилки к развилке и от решения к решению. Каждое из них будет своего рода испытанием. И сложность этих испытаний будет постоянно расти.

Я поежился.

– Одно неверное решение – и ты никогда не увидишь свою семью…

– Я лгал только потому, что мои слова могли выйти боком тем, кто мне помогал! – вырвалось у меня.

– Знаю. В противном случае я просто вышвырнул бы тебя на улицу. Кстати, то, что мне рассказывают будущие адепты, никогда не выходит за стены этого храма… – Брат Арл сжал в кулаке висящий на груди медальон и повернулся к статуе Бога-Отступника: – Клянусь Двуликим!

– Тогда я готов рассказать все…

«Очередное испытание», – угрюмо подумал я, посмотрел на дверь спальни леди Мэйнарии и изо всех сил стиснул зубы: в первый раз со дня выбора Пути мне захотелось остановиться!

Пальцы правой руки нащупали посох, скользнули по зарубкам, задержались на последней… И изо всех сил сжались на древке. А тело, без участия головы оказавшееся на ногах, начало танец Огня.

Шершавая поверхность Пути скользнула по левой ладони, окованное сталью навершие посоха метнулось вперед и замерло в одном пальце от налитого кровью глаза, изображенного на гобелене. А я вдруг почувствовал взгляд.

В спину. Не угрожающий, а… теплый, если не сказать, горячий!

Повернулся… и увидел леди Мэйнарию, стоящую в дверном проеме.

Сонную, с растрепанными волосами, в которых играли отблески огня свечи. Закутанную в одеяло и босую.

– Красиво… – восхищенно выдохнула она. – Этот удар напоминает бросок змеи. Хотя, пожалуй, нет: змея слишком легкая. А в движении твоего посоха столько мощи, что аж воздух звенит.

Я чуть было не выронил посох: баронесса смотрела, как Ларка, улыбалась, как Ларка, и даже прижимала к груди одеяло так же, как это делала Ларка!!!

Ощущение сходства было таким сильным, что у меня пересохло во рту и закололо сердце. А перед глазами появилась картинка:

Сестричка зевает, тянется, поправляет сползающее с груди одеяло… Потом смешно морщит носик, улыбается, подходит ко мне и ласково проводит рукой по моим волосам:

– Ты опять встал раньше меня, добытчик.

– Хочу посмотреть силки.

– Но у меня же уже есть варежки, – непонимающе спрашивает она.

– Есть… Но каждая шкурка стоит денег. Тех, ради которых ты работаешь… Если я смогу зарабатывать хотя бы десять копий в месяц, то ты хоть иногда сможешь отдыхать.

Ларка закусывает губу, падает передо мною на колени и утыкается носом мне в грудь.

Баронесса падать не стала. И утыкаться носом в грудь – тоже:

– Доброе утро, Кром! Я проснулась, услышала, что ты тренируешься, и решила посмотреть. Ты не возражаешь?

– Доброе утро, ваша милость, – все еще видя перед собой Ларку, с трудом вымолвил я. – Смотрите…

Баронесса зябко повела плечами:

– Когда ты смотришь на меня вот так, как сейчас, мне почему-то становится не по себе.

Я опустил взгляд и пожал плечами:

– Зря! Я не причиню вам вреда…

– При чем тут вред?! – воскликнула леди Мэйнария. – В такие моменты мне кажется, что я заглядываю в бездну. Или прикасаюсь к чему-то жуткому.

– Ну, я же Бездушный… – криво усмехнулся я, потянулся к ножнам на левом предплечье и метнул выхваченный из них клинок в стену. – Значит, эта «бездна» – пустота, возникшая там, где когда-то была моя душа.

Леди Мэйнария отшатнулась, чуть не выпустив из рук одеяло.

Решив, что она испугалась этого броска, я на всякий случай развел руки в стороны и виновато улыбнулся:

– Прошу прощения! Я не хотел вас напугать…

– Кром!!! Ты можешь повторить это движение еще раз? – не обратив на мои слова никакого внимания, взмолилась баронесса.

– Какое движение?

– Выхватывание ножа и бросок в стену!

– Могу! – я вытащил из перевязи еще один клинок, вставил его в ножны на предплечье и выполнил ее просьбу.

Леди Мэйнария зажмурилась, некоторое время сосредоточенно молчала, а потом сжала кулачки:

– Кро-о-ом! Помнишь того монаха? Ну, на дороге, неподалеку от нашего замка? Тот, который восседал на коне моего брата?

– Угу…

– Что он сделал перед тем, как я упала?

– Потянулся к метательному клинку. Потом бросил. В меня…

– Значит, мне не показалось, – мрачно пробормотала она и… села на пол. Прямо там, где стояла!

Одеяло сдвинулось в сторону, обнажив ноги почти до середины бедра, а баронесса и не думала его поправлять: она невидящим взглядом смотрела в противоположную стену и о чем-то сосредоточенно размышляла!

Я пододвинул к себе табурет и сел. Лицом к стене. Чтобы баронесса ненароком не решила, что я пялюсь на ее ноги…

Еле слышно скрипнула половица. Зашелестела ткань. Потом на стене перед моим лицом возникла еще одна тень, а правое плечо обожгло прикосновением:

– У брата во Свете под сутаной была перевязь с метательным ножом. Значит, он умел им пользоваться. И был готов убивать! Получается, он говорил одно, а делал – другое?

Я пожал плечами:

– А что в этом удивительного?

– Он был служителем Бога-Отца! Он нес в люди слово Божье и не имел права грешить даже в помыслах!

– Он был облечен ВЛАСТЬЮ! Следовательно, привык считать себя выше любого Закона… – буркнул я и криво усмехнулся, вспомнив некоторые привычки графа Ареника Тьюварра. – Так же, как это делают многие другие…

Леди Мэйнария задумчиво постучала ноготками по моему плечу и вздохнула:

– Многие, говоришь? Что ж, тогда пусть всем им воздастся по заслугам. Так же, как брату Димитрию.

В голосе баронессы прозвучал металл, и мне стало грустно: она, наконец, прозрела. И поняла, что настоящая жизнь здорово отличается от той, которую мы видим в детстве.

До блеска отполированная подножка еле слышно скрипнула, карета пошатнулась, и я, сделав еще один шаг, опустилась на роскошное сиденье, обтянутое тончайшей кожей.

Через мгновение в дверном проеме возникло лицо графа Рендалла:

– Устроилась?

– Да, ваша светлость! – кивнула я.

– Замечательно! Тут совсем близко. Надеюсь, тебя не растрясет… – улыбнулся он. И помахал мне рукой: – Ну, все, я – во дворец: дела…

Еле слышно скрипнула закрывающаяся дверь, карету качнуло, и за моей спиной раздался рык лакея, забравшегося на запятки:

– Па-а-ехали!

Я откинулась на спинку, расслабилась и… вздрогнула, как от удара: там, на улице, остался Кром! Один-одинешенек!

Подавшись вперед и рванув на себя занавеску, я выглянула на улицу и сразу же уперлась взглядом в спину Меченого, бредущего вниз по Сапожной.

Широченные плечи слуги Бога-Отступника были сгорблены, голова опущена, а Посох Тьмы вообще волочился сзади, оставляя в дорожной грязи четко видимый след.

Я сглотнула подступивший к горлу комок и… заревела. Сообразив, что запрыгнула в карету, не попрощавшись!!!

– Кром… – еле слышно прошептала я. И, сообразив, что он меня не слышит, высунулась в окно и заорала. Во весь голос: – Кром! Кро-о-ом!!!