Изображение на экране было похоже на то, которое Тошико сгенерировала из внутренней части другого прибора: смешение различных элементов разных цветов, наложенных друг поверх друга. Строчка медленно перемещалась в нижнюю часть экрана, отмечая точку, где её программное обеспечение постепенно совершенствовало разрешение изображения, обрабатывая результаты сканирования, которое длилось достаточно долго. До сих пор это была просто путаница цветов с некоторыми признаками глубинной структуры, немного похожая на сделанную с высоты фотографию местности, где ещё можно было увидеть на земле контуры старых поселений, даже притом, что камни долгое время были захоронены под землёй. Схемы были там, но ей нужно было соединить их, найти их края, соединения, точки опоры. Но, как и с предыдущим устройством, она получила кое-какие подсказки относительно изображения, скрытого за другим изображением, картинки, которая не была схемой, но складывалась из частей схемы.

И теперь, если бы она прикрыла глаза и позволила изображениям на экране преломиться в осколках радуги на её длинных ресницах, она могла бы рассмотреть эту картинку. Она чувствовала напряжение глазных мышц, и у неё начала болеть голова, как будто ей в виски вгоняли заострённый стержень, но оно было там.

Лицо, которое было больше в ширину, чем в высоту, с тем, что могло быть выпуклыми глазами по обе его стороны, и вертикальным разрезом рта посередине. Но изображение было немного другим. Голова, казалось, обвисала по краям, из-за чего глаза выглядели висящими, а вокруг рта были складки.

Оно было старше, но это было всё то же лицо инопланетянина, которое она видела раньше.

Что означало, что эти приборы были чем-то больше, нежели просто приборами. То, что они делали, имело куда более глубокое и важное значение.

Но что, чёрт возьми, это было?

В амбулаторном отделении Королевской больницы Кардиффа было полно людей. Они сидели там, сложа руки, с таким видом, словно жалеют, что не взяли с собой что-нибудь почитать. Вокруг были разбросаны журналы, но все они были старыми, вышедшими несколько месяцев назад. Половину их составляли автомобильные издания, вторая половина посвящалась копанию в грязном белье знаменитостей. Люди могли взять эти журналы, перелистать пару страниц и со вздохом отложить их в сторону.

Гвен жалела, что не подумала прихватить с собой книгу Джона Апдайка[52]. Она лежала у кровати, раскрытая на странице, где закончилась последняя прочитанная Гвен глава. Она уже пару месяцев пыталась вернуться к этой книге – это было достаточно долго, чтобы она с трудом припоминала, с чего там всё началось и кем были некоторые из персонажей – но жизнь и Торчвуд постоянно мешали ей. Она могла бы взять её с собой, когда они с Рисом уходили из квартиры, но в тот момент её мысли занимало другое. Например, кровавый след, который тянулся за Рисом по пути к машине.

Рис читал роман Дина Кунца[53]. Он перечитал все книги Дина Кунца и до сих пор хранил их в квартире, хотя и вряд ли стал бы перечитывать их снова. Однажды Гвен тоже пыталась прочесть одну из них, чтобы сделать Рису приятное, но не смогла осилить больше одного абзаца. В то время она думала, что основанные на ужасах сюжеты, в которых невинным людям угрожали тёмные силы, находившиеся за гранью их понимания, слишком нелепы.

Теперь она считала их слишком банальными. Жизнь – забавная штука.

Она написала Джеку сообщение об изменении ситуации и надеялась, что команда начнёт прочёсывать Кардифф в поисках Люси. Оглядевшись, она не могла не заметить, что большинство людей в амбулаторном отделении не выглядят травмированными. Рис определённо был больше всех перепачкан кровью. Некоторые чихали, у одной женщины руки и лицо были покрыты красной сыпью. Ещё был один парень, чья рука висела на самодельной перевязи, и другой – с кровавым порезом над глазом. Досадно, но здесь не было никаких маленьких детей, засунувших головы в кастрюли. Мысли об этом были махровым штампом, Гвен не думала, что когда-либо видела такое. Ответственность за это стоило бы возложить на фильмы из серии «Так держать»[54].

И никаких пьяных. Для этого было всё ещё слишком рано. Ближе к полуночи это помещение наполнится вонью пива и пота. Люди будут стоять, прислонившись к стенам, и валяться на грязном полу.

Рядом с ней Рис откинулся на спинку стула, закрыв глаза, по-прежнему прижимая к щеке чайное полотенце. Теперь оно всё стало красно-коричневым и промокло из-за того, что замороженная фасоль начала оттаивать.

— Как ты себя чувствуешь? — в сотый раз спросила она. Ей хотелось бы, чтобы она могла придумать что-то более оригинальное, что-то нежное и заботливое, но ничего другого не приходило ей в голову.

— На самом деле, немного по-идиотски, — ответил Рис. Его глаза по-прежнему были закрыты. — Мне придётся придумать какую-то историю для работы. Не могу же я признаться, что Люси меня укусила. Меня засмеют.

— Но ты не можешь сказать, что это я тебя укусила. Укусы после любовных ласк не бывают такими глубокими. И к тому же на щеке.

Он нахмурился.

— Я где-то читал, что у человека во рту больше бактерий, чем где-либо ещё на теле. Это правда? Я мог заразиться через укус?

— Если мы дождёмся приёма у врача, сможем спросить у него. Но серьёзно, я думаю, что он сделает тебе укол антибиотика. Когда мне раньше в полиции приходилось разнимать драки и всё такое прочее, там было много парней, которые прокусывали себе внутреннюю часть щёк, когда их избивали. Парамедики всегда давали им антибиотики на случай, если бактерии у них во рту попадут в рану и вызовут заражение.

— То есть это не дружественные бактерии, — сказал Рис.

— Не думаю, что вообще существуют дружественные бактерии. Некоторые из них могут быть относительно нейтральными, но мне не кажется, что их целесообразно описывать как дружественные.

Как инопланетные формы жизни, которые попадают на Землю, с горечью подумала она. Несмотря на то, что человечество надеялось на лучшее, Вселенная казалась довольно неприятным местом.

— Рис Уильямс? — Стоящая у стола медсестра оглядывалась по сторонам. Рис поднял руку.

— Я здесь.

— Сюда, пожалуйста.

Гвен пошла вместе с ним в маленькую, отделённую занавеской нишу, где Рис сидел на кровати, пока врач его осматривала. Она была моложе и Риса, и Гвен, и выглядела так, словно не спала целую неделю.

— Так как же это произошло? — спросила она, когда Рис убрал полотенце от лица.

Она перевела взгляд на Гвен. — Или мне не стóит спрашивать?

— Тренировка по регби, — твёрдо сказал Рис.

Гвен подняла брови, глядя на врача, ожидая, что она посмотрит на физическую форму Риса и скажет что-нибудь саркастическое, но она только оглядела его с головы до ног и кивнула. Удивлённая, Гвен бросила взгляд на живот Риса. Ей могло показаться, но он выглядел более плоским, чем она помнила. Возможно, это было из-за того, что ткань его футболки прилипла к телу, когда высыхала кровь, но она почти могла видеть мышцы пресса. Он что, ходил в тренажёрный зал?

— Я думала, что вы, игроки в регби, носите специальные резиновые щиты, — сказала врач, промывая рану ватным тампоном. Она постоянно обмакивала ватку в какой-то антисептик, налитый в овальное блюдце. Тонкие струйки крови начали закручиваться в блюдце, образуя фигуры, которые то сходились вместе, то расходились.

— Он отвалился, — Рис вздрогнул, когда она прикоснулась к ране. Теперь следы зубов были хорошо видны на фоне белой кожи. — К концу тренировки всё поле усыпано щитами. Нам приходится посылать мальчика, чтобы он собрал их в конце сессии. Мы платим ему по десять пенсов за комплект.

— Хорошо. Я сделаю вам противостолбнячный укол, — сказала врач, как будто и не слушала его. — А потом наложу повязку на рану. Также я пропишу вам курс антибиотиков, просто на всякий случай. Рана довольно чистая, так что она заживёт в течение нескольких недель.