— Ну пожалуйста! Не сердись так. — Хани старалась придержать язык, но не смогла справиться с сидевшим в ней дьяволенком. — Я хотела сначала поговорить об этом с тобой.

Он сорвал с головы шляпу и хлопнул ею по джинсам, подняв тучу пыли.

— Ну уж нет! Черт побери, я не собираюсь становиться твоим сексотерапевтом!

У Хани было такое чувство, что она покинула свое тело и стоит рядом, наблюдая, как говорит кто-то вместо нее.

— Лиз сказала, что мне следует переспать с ним.

Дэш сощурил глаза и снова нахлобучил шляпу на голову.

— Ах вот как? Меня это нисколько не удивляет. Если мне не изменяет память, она тоже отличалась полной свободой нравов.

— Что за гадости ты говоришь! А сам-то?

— Это не имеет ни малейшего отношения к делу!

— Ты мне надоел!

Повернувшись на каблуках, она зашагала прочь. Но не успела сделать и пары шагов, как Дэш схватил ее за руку:

— Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!

— Гора Рашмор наконец-то решила заговорить, — усмехнулась Хани. — Благодарю покорно, но у меня что-то пропала охота слушать.

Рабочий в конюшне поглядывал на них с любопытством, и Дэш потащил ее к дому. Когда с выгона их уже не было видно, он обрушил на нее весь свой гнев:

— Никогда не думал, что ты предашь самое себя, а именно это ты и собираешься сделать. Похоже, ты и сама не представляешь, кто ты такая. Тебе еще многое предстоит испытать в этой жизни, и ты не из тех людей, которым стоит прыгать в чужую постель без любви.

Он говорил с такой горячностью, что гнев ее остыл. Хани вдруг отчетливо увидела морщины, избороздившие его лицо, и в душе у нее загоралось ровное пламя. Не думая, что делает, она подняла руку и прижала ладонь к его рубашке в том месте, где под тонкой материей билось сердце:

— Прости, Дэш.

Он резко отстранился.

— Ты должна… Думай перед тем, как соберешься выкинуть очередное коленце. Подумай о последствиях!

То, что Дэш отпрянул от ее прикосновения, снова разозлило ее.

— Я собираюсь обратиться к доктору за противозачаточными таблетками, — выпалила она.

— Ты… что? Что ты собираешься делать?

Не дав ей ответить, он пустился в длинную тираду о молодежи и сексуальной распущенности и был полон такого благородного негодования, что она чуть не пожалела, что сболтнула лишнее. Однако Хани уже закусила удила и продолжала его дразнить:

— Я и в самом деле готова к любви, Дэш. И собираюсь позаботиться о том, чтобы защитить себя.

— Ты еще не готова к этому, черт подери!

— Откуда тебе знать? Я все время думаю об этом. Я постоянно на грани.

— Быть на грани, чувствовать возбужденность — это еще не любовь. Есть вопрос, который стоило бы задать самой себе. Ты влюблена?

Она посмотрела в его карие глаза, которые все видели, и слово «да» уже готово было сорваться у нее с губ, но Хани закрыла рот, прежде чем оно вылетело наружу. Правда, которую она изо всех сил старалась не впускать в свое сознание, больше не могла оставаться в заключении. В какой-то миг — она сама не смогла бы сказать, когда это случилось, — ее детская любовь к Дэшу Кугану превратилась в женскую. Это открытие было и старым, и новым, и восхитительным, и пугающим. Хани не могла посмотреть Дэшу в глаза и глядела на поля его «стетсона», выше ушей.

— Я не влюблена в Скотта, — сказала она, тщательно выговаривая слова; собственный голос показался ей каким-то тонким и дрожащим.

— Тогда и говорить не о чем.

— А разве ты любил Лизу, когда спал с ней? Ты любил тех женщин, что оставляли запах своей косметики у тебя в ванной комнате?

— Это другое дело.

Хани с болью в сердце отвернулась:

— Я еду домой.

— Хани, но это действительно другое дело!

Она обернулась, но на этот раз уже Дэш прятал глаза. Он откашлялся.

— Что касается женщин, то я уже немолод и потрепан. У тебя все иначе. Ты юна. Для тебя все впервые.

Хани ответила просто, без прикрас:

— Моя юность закончилась в шесть лет, когда я потеряла единственного человека, который меня любил.

— Не стоит искать любовь в чужих постелях.

— Раз уж мне не удалось найти ее в других местах, полагаю, можно поискать и там.

Она засунула руку в карман и вытащила ключи от машины, злясь на себя за жалостливые нотки в голосе.

— Хани…

— Забудем об этом. — Она пошла к машине.

— Если б ты сделала мне лимонаду, я был бы не прочь выпить.

Хани посмотрела на ключи, едва сдерживая подступившие слезы.

— Лучше уж я поеду. Мне нужно еще кое-что сделать.

Впервые с тех пор, как они знали друг друга, уходила именно она. Подняв на него глаза, Хани увидела, что Дэш удивлен.

— У тебя новый наряд?

— Мы с Лиз пару раз проехались по магазинам. Она мне помогла.

Это почему-то опять разозлило его; карие глаза Дэша стали жесткими, как кремень.

— Ничего страшного не случилось бы, если бы ты не поехала.

— Ну все, мне пора.

Она уселась за руль, но он оперся о дверцу, не давая ей закрыть ее.

— Хочешь поехать со мной в Барстоу в пятницу? Один мой друг обещал показать мне жеребят, которых он там выращивает.

— Мы с Лиз собираемся на неделю в Голден-Дор.

Он непонимающе взглянул на нее.

— Это курорт с минеральными водами.

На его щеках заходили желваки, и Дэш отпустил дверцу машины.

— Вот как? Конечно, я бы не хотел, чтобы ты лишилась возможности приобрести такой богатый жизненный опыт.

Хани включила зажигание и, резко сорвавшись с места, покатила к шоссе, разбрасывая из-под колес гравий.

Дэш стоял перед домом и смотрел ей вслед, пока пыльный шлейф не исчез из виду. Курорт. Какой дьявол вселился в Лиз и заставляет ее брать Хани в такое место? Она же еще ребенок! Меньше земляного ореха. Даже не старше его дочери.

И, представив себе ее в постели с каким-нибудь симпатичным молодым хлыщом-жеребцом, он пришел в ярость.

Дэш свернул с дороги и побрел в конюшню. Он убеждал себя, что им движет естественное желание защитить Хани. За последние три года он понемногу заменил ей отца и сейчас не может безучастно наблюдать, как она один за другим совершает опрометчивые поступки, от которых может пострадать.

В этом и кроется причина его печали. Он заботится о Хани. Она и сильна, и хрупка, и забавна одновременно. Она необыкновенно совестлива; она самый великодушный человек из всех известных ему людей. Взять хотя бы то, что она содержит шайку бездельников и дармоедов, которых называет своей семьей. И ведь как при всем при том умна и ловка! Черт побери, как ловка! Добросердечная и оптимистичная, всегда верящая, что на концах каждой радуги спрятаны по крайней мере три горшочка золота. Но оптимистичность характера делает ее уязвимой — стоит вспомнить хотя бы, как она увлеклась этим сукиным сыном Эриком Диллоном, и именно поэтому нельзя допустить, чтобы она прыгнула в постель к первому попавшемуся хлыщу, положившему на нее глаз.

Вот если бы парень оказался приличным, если бы смог заботиться о ней, а не думал лишь о том, как сделать еще одну зарубку на спинке своей кровати, то это другое дело. Если она влюбится в какого-нибудь приличного парня, который будет хорошо к ней относиться и не будет ее мучить, то он…

И тут все его умствования неожиданно разлетелись вдребезги.

Дэшу страшно захотелось выпить. Он снял шляпу и рукавом рубахи вытер пот со лба. Ему только что стукнуло сорок три. У него было три жены и двое детей. Он уже успел потратить больше денег, чем большинство людей только мечтают заработать. Жизнь дала ему последнюю возможность, когда он перестал пить, но что касается женщин, в душе у него оставалась пустота. Она осталась еще с детских лет, когда он переходил из одной семьи в другую. Наверное, он не способен любить так, как другие мужчины. Женщины хотят от мужчин близости и верности — качеств, которые он не мог им дать ни тогда, ни теперь.

С отвращением он снова надел свою шляпу. Хани — как крошечный термит, прогрызает свою дорожку через его защитные слои. Но он не мог отрицать, что Хани заставила его снова почувствовать себя молодым. Она заставила его поверить, что и в его жизни еще не вечер. И он хотел ее. Дьявольски хотел. Но он скорее пустит себе пулю в лоб, чем позволит себе ранить эту маленькую девчонку!