— Я не могу… Мне не верится, что вы сделали это сами. — Она изо всех сил старалась не расплакаться.

— Ну конечно, мы сделали все сами, — ответила Шанталь. — Это ведь твой день рождения!

Хани была полна любви, радости и глубокой благодарности. Гордон указал на пирог:

— Это я испек его, Хани. Я сам, собственноручно!

— А я помогала, — вставила Шанталь.

— Мы все помогали, — сказал Бак, почесывая свое пузо. — Кроме Софи.

— А я подобрала цвет глазури, — сказала Софи с обиженным видом.

Их лица расплывались перед ней, мягкие, красивые и любимые, в золотом свете мерцающих свечей. Хани простила им все слабости и хотела быть вместе с ними. Они были ее семьей. Она была их частью, и они были частью ее, и каждый из них был драгоценен!

Гордон ухмыльнулся, как школьник, у которого есть секрет. На толстых щеках Софи играла рассеянная улыбка, а голубые глаза Шанталь сияли в свете свечей. Смутившись оттого, что она так расчувствовалась, Хани шлепнула себя по щекам.

— Все вы… Вы у меня такие… — Ей хотелось сказать им о том, что было у нее на сердце, но чувства были слишком сильны, и у нее перехватило горло.

— Давай, Хани! Режь пирог!

— Разрежь его, Хани! Мы так голодны!

— Уверена, что он очень вкусен.

Она засмеялась, когда Бак вручил ей большой кухонный нож и подтолкнул к пирогу:

— Задувай свечи!

— С днем рождения! С днем рождения!

Хани задула свечи, смеясь сквозь слезы. И снова попыталась найти слова, которые смогли бы выразить, что все это для нее значит.

— Я так счастлива… Я…

— Режь прямо посередине, — сказал Гордон, направляя ее руку. — Не хочу, чтобы ты разрушила мое произведение.

Слеза скатилась с ее щеки, когда она направила нож в центр пирога.

— Это чудесно… Я так…

Пирог взорвался.

Вслед за этим раздался дружный взрыв хохота; полетели в стороны куски шоколада. Пирог подбросило прямо в лицо Хани; комки голубой, глазури прилипли к лицу и одежде. Куски пирога разметало по стенам и раскидало по полу.

Все остальные дружно отпрянули от стола, как только Хани стала разрезать пирог, и остались невредимы. Взрыв задел только ее.

Бак схватился за живот, зайдясь в громком утробном хохоте. Даже Софи присоединилась к нему.

— Ты видел ее лицо?

— Мы ее обдурили! — кричала Шанталь. — Это была идея Гордона! Гордон, какой же ты умница!

— Говорил же вам, что это сработает! — ржал Гордон. — Я говорил вам! Посмотрите на ее волосы!

Шанталь хлопала в ладоши, радуясь сообразительности мужа.

— Гордон вырезал дырку в центре пирога и засунул туда этот большой шарик с петардой. Мы сломали три петарды, стараясь сделать все правильно. Затем заморозили пирог целиком, чтобы ты ничего не смогла понять, и когда твой нож проткнул шарик…

Хани тяжело задышала, отступила немного назад, пристально оглядев собравшихся. Они столпились вокруг разоренного праздничного стола, как стая шакалов, объевшихся на преступном пиршестве. Их злобность просто душила ее, хотелось собрать чемодан, бежать куда глаза глядят и никогда их больше не видеть.

— Ох-ох, да она же сумасшедшая, — насмешливо произнес Гордон. — Как всегда, собирается испортить шутку.

— Ты ведь не будешь дуться, не так ли, Хани? — вступила в разговор Шанталь. — Мы так здорово повеселились! Ты ведь не собираешься все испортить?

— Проклятие, — сказал Бак. — Нам следовало бы подумать об этом заранее.

— Нет, — произнесла Хани сдавленным шепотом. — Я не собираюсь портить вам шутку. Это был грандиозный розыгрыш. Правда. Я… я лучше наведу порядок!

Она повернулась и бросилась по коридору в заднее крыло дома; кусочки пирога и льда отваливались от ее новой шелковой блузки. От боли внутри дышать было трудно. Ей хотелось убежать прочь, покинуть их и никогда не возвращаться. Она бы…

У Хани вырвался сдавленный стон. А что потом? Кто займет их место? Не Дэш. Она строила воздушные замки, мечтая о нем. А он может заполучить любую женщину, какую только пожелает, но она-то здесь при чем? Эта семья была всем, что у нее осталось!

В голове послышалось одинокое позвякивание призрачного вагончика, поскрипывающего на деревянном настиле американских горок. Она закрыла глаза, пытаясь избавиться от настойчивого голоса, постоянно твердившего, что весь ее успех, все ее деньги и даже самые прекрасные в мире наряды не способны спасти ее от одиночества.

Призрак вагончика «Черного грома», поскрипывая, взбирался на холм. Но как Хани ни пыталась, ей никак не удавалось заставить его прокатиться по всем горкам.

На следующий день после Рождества Хани и Дэш полетели в Тьюлсу на свадьбу его сына. В полете они почти не разговаривали, и ей казалось, что он уже жалеет о той минутной слабости, когда пригласил ее. Наверное, ей лучше было бы уклониться, но она последовала за ним, как делала всегда, готовая довольствоваться даже крохами его внимания.

Уже в аэропорту Хани сказала себе, что полет вместе с Дэшем лучше, чем остаток отпуска в кругу семьи. Даже вечеринка по случаю дня рождения, которую труппа и обслуживающий персонал устроили ей три недели тому назад, не сгладила неприятных воспоминаний о случившемся. С тех пор большую часть времени она проводила дома, уединившись в своей спальне.

Аэропорт Тьюлсы был переполнен отпускниками. И конечно, многие из них узнали Дэша, ибо трудно было ошибиться, завидев его высокую фигуру в «стетсоне» и поношенном кожаном пиджаке. Она же, никем не узнанная, шла рядом. Большие солнечные очки закрывали глаза, а отросшие волосы выглядели не по-детски, и никто из толпы не разглядел в ней девчонку-сорванца по имени Дженни Джонс.

Столь вызывающую одежду Хани выбрала не только потому, что она не была похожа на костюм Дженни, но еще и потому, что она знала, как это не понравится Дэшу. Мягкий золотисто-коричневый подчеркнуто свободного покроя джемпер соскользнул с одного плеча. Она надела его с облегающими кожаными брюками, поясом из золотых колечек, гармонирующим с золотыми сережками, имевшими форму обручей, и с маленькими черными туфлями на платформе с бронзовой аппликацией в виде карты бубен. Меховой жакет, переброшенный через руку, завершал ансамбль, являющий собой олицетворение богатства и соблазнительности.

Как Хани и предполагала, увидев ее перед полетом, Дэш нахмурился:

— Не понимаю, с какой стати ты так вырядилась. Да еще эти чертовски тесные брюки!

— Прости, папочка, — произнесла она насмешливо.

— Я тебе не отец!

— Тогда прекрати вести себя как отец!

Он свирепо посмотрел на нее и отвел взгляд в сторону.

К тому времени вокруг него собралась толпа пассажиров.

— Нам нравится ваш сериал, мистер Куган!

— Не могли бы вы дать автограф для моей дочери? Она хочет стать актрисой. Конечно, ей только восемь, но…

— Мы очень любим вашу Дженни. В настоящей жизни она такой же чертенок?

Дэш взглянул через плечо на Хани, которая стояла поодаль и привлекла внимание нескольких мужчин отнюдь не своей известностью.

— Она чертенок, так и есть.

Позже, когда они сели во взятый напрокат автомобиль, он опять начал ее распекать:

— Не понимаю, почему бы тебе не надеть что-нибудь поприличнее? Все смотрят на тебя так, словно ты не знаю кто.

— Как будто я твоя любовница на этот месяц?

Он завел «линкольн», включил передачу, сильно нажал на акселератор и ничего не ответил.

Свадьба была назначена на семь вечера. Они устроились в том же отеле, где должен был состояться прием. Хани обнаружила, что Дэш заказал им отдельные комнаты на разных этажах, как будто более близкое расположение их комнат могло запятнать его репутацию. Оставив багаж, они направились в дом Ванды Риджуэй.

Фешенебельный «Эйкес» был одним из новых крупных жилых массивов Тьюлсы. После того как они миновали колонны, установленные на въезде в эту часть города, Хани заметила, что все улицы носят имена знаменитых скаковых лошадей. Большой, в колониальном стиле дом Риджуэев находился на Сиэтл-Слю-Вэй. Хотя был еще только полдень, рождественские огни у подъезда уже зажглись, а у входной двери были составлены молочные канистры, украшенные веточками зелени. Пока Хани следовала по дорожке за Дэшем, она вспоминала все, что знала о нем и его первой жене.