Например, потомок Лестана, не сказавший ни слова о своей дорогой кузине Мэри-Бет, когда незнакомец на вечеринке дал ему повод посплетничать об этой особе, тем не менее рассказал несколько необычных историй о двоюродной бабушке Маргарите, которая когда-то танцевала со своими рабами. А позже внук этого родственника рассказал несколько анекдотов о старой мисс Мэри-Бет, с которой никогда не был знаком.

Разумеется, большая часть таких семейных преданий чересчур туманна, чтобы представлять для нас какой-нибудь интерес, и в основном касается «великолепного периода жизни на плантации», который для многих семейств в Луизиане превратился в миф и никоим образом не проливает свет на предмет нашего изучения. Однако иногда эти семейные предания совершенно непостижимым образом связывают обрывки сведений, полученных нами из других источников.

В тех случаях, когда легенды становились особенно прозрачными, я включал их в данное повествование. Но читатель должен понимать, что семейные предания это всегда рассказ современника о ком-то или о чем-то из «туманного прошлого».

В начале двадцатого века у нас также появился тот источник информации, который мы называем «юридическими слухами», то есть сведения, поступавшие от секретарей, клерков, юристов и судей, которые лично знали Мэйфейров и работали с ними, а также их друзей и членов семейств – всех этих многочисленных не-Мэйфейров.

Благодаря тому факту, что сыновья Джулиена – Баркли, Гарланд и Кортланд – стали известными юристами, и потому, что Карлотта Мэйфейр работает юристом, и потому, что многочисленные внуки Джулиена также занялись юриспруденцией, наша сеть юридических контактов разрослась настолько, что это трудно себе представить. В любом случае, финансовые сделки Мэйфейров настолько обширны, что в них участвует множество блюстителей закона.

Когда в двадцатом веке в семье начались раздоры, когда Карлотта затеяла борьбу за опекунство над дочерью Стеллы, когда возникли споры по поводу размещения капиталов, то эти «юридические слухи» стали богатым источником интересных подробностей.

Позвольте добавить в заключение, что по сравнению с девятнадцатым двадцатый век стал свидетелем еще многих событий, которые здесь нашли подробное отражение. И наши осведомители в двадцатом веке стали пользоваться многочисленными общественными изданиями, в которых упоминаются члены семейства. С течением времени фамилия Мэйфейр все чаще и чаще стала появляться в прессе.

По мере того как мы подводим наше повествование к 1900 году, мы должны отметить, что этнический характер семейства Мэйфейров менялся.

Хотя родословная семьи ведется с франко-шотландского союза, а в следующем поколении к ней примешалась кровь голландца Петира ван Абеля, после него семья была почти исключительно французской.

С 1826 года, однако, после брака Маргариты Мэйфейр и оперного певца Тирона Клиффорда Макнамары, семейство, на которое распространялось действие легата, начало довольно регулярно родниться с англосаксами.

Другие ветви – в основном потомки Лестана и Мориса – стойко оставались французами, и если когда-нибудь кто-то из них переезжал в Новый Орлеан, то предпочитал селиться «в городе», с франкоговорящими креолами, во Французском квартале или поблизости от него, или же на Эспланейд-авеню.

Основной костяк семейства, на который распространялось действие легата, после брака Кэтрин с Дарси Монеханом прочно засел на окраине, в «американском» Садовом квартале. И хотя Джулиен Мэйфейр (наполовину ирландец) всю жизнь говорил по-французски и женился на франкоговорящей кузине, Сюзетте, он дал своим сыновьям явно американские или английские имена и позаботился о том, чтобы они получили американское образование. Его сын Гарланд с отцовского благословения женился на девушке из немецко-ирландской семьи. Кортланд также женился на девушке англосаксонских кровей, их примеру последовал в свое время и Баркли.

Как мы уже отмечали, в 1899 году Мэри-Бет вышла замуж за ирландца, Дэниела Макинтайра.

Хотя сыновья Кэтрин, Клэй и Винсент, всю жизнь говорили по-французски, оба женились на американках ирландского происхождения – Клэй взял в жены дочь преуспевающего владельца отеля, а Винсент – дочь немецко-ирландского пивовара. Одна из дочерей Клэя стала членом ирландского католического ордена Сестер милосердия (пойдя по стопам своей тети по отцу), который по сию пору пользуется финансовой поддержкой семьи. Правнучка Винсента поступила в тот же орден.

Мэйфейры французской ветви молились в соборе Святого Людовика во Французском квартале, но представители основной ветви семейства, защищенные легатом, начали посещать службы своей приходской церкви, Нотр-Дам, на Джексон-авеню, одной из трех церквей, нашедших поддержку Отцов Искупителей, которые стремились ответить чаяниям ирландских и немецких иммигрантов, поселившихся в прибрежной зоне, а также пожеланиям старых французских семейств. Когда в 1 920-х годах эту церковь закрыли, то на Притания-стрит в Садовом квартале воздвигли приходскую часовню, явно предназначенную для богатых, которые не хотели ходить ни в ирландскую церковь Святого Альфонса, ни в немецкую церковь Святой Марии.

Мэйфейры посещали службы в этой часовне, и до сих пор жители Первой улицы ходят туда слушать мессу. Но еще в 1899 году Мэйфейры начали появляться по важным поводам в ирландской церкви Святого Альфонса – огромном, внушительном и красивом здании.

В этой церкви в 1899 году Мэри-Бет венчалась с Дэниелом Макинтайром, и с тех пор там проводятся все крещения Мэйфейров с Первой улицы. Дети Мэйфейров после исключения из хороших частных школ какое-то время ходили в приходскую школу при церкви Святого Альфонса.

Некоторые сведения о семье мы получаем от ирландских католических священников и монахинь этого прихода.

После смерти Джулиена в 1914 году Мэри-Бет редко говорила по-французски даже со своими французскими кузенами. Возможно, в семье постепенно отошли от этого языка. Карлотта Мэйфейр никогда на говорила по-французски, что касается Стеллы, Анты или Дейрдре, то вряд ли они знали больше чем несколько слов какого-либо иностранного языка.

Наши наблюдатели отмечали множество раз, что в речи Мэйфейров двадцатого века – Карлотты, ее сестры Стеллы, ее племянницы Анты и дочери последней, Дейрдре, – явно слышался ирландский акцент. Как и у многих новоорлеанцев, в их речи не улавливался французский или южноамериканский акцент. Но они обычно обращались к знакомым, используя полное имя, например: «Привет, как дела, Элли Мэйфейр?»; речь их была ритмична и содержала много повторений, совсем как у ирландцев. Типичным примером послужит следующий фрагмент, записанный во время похорон одного из Мэйфейров в 1945 году: «Брось, не рассказывай мне сказки, брось, Глория Мэйфейр, сама знаешь, я ни за что не поверю этому, и как тебе не стыдно говорить такое! Бедняжка Нэнси, у нее столько забот, сама знаешь, а она живет как святая, сама знаешь, и никто меня не переубедит!»

Что касается внешнего вида, то в Мэйфейрах столько намешано генов, что в любом поколении, в любое время появляются всевозможные сочетания цвета волос, телосложения, черт лица. У них нет характерной внешности. Тем не менее некоторые ученые Таламаски утверждают, что сравнение всех существующих фотографий, рисунков и репродукций портретов позволяет выявить ряд повторяющихся типажей.

Например, среди Мэйфейров можно выделить группу высоких светловолосых людей (куда входит Лайонел Мэйфейр), которые похожи на Петира ван Абеля; у всех у них зеленые глаза и волевые подбородки.

Также среди Мэйфейров часто встречаются очень бледные и хрупкие представители, все они голубоглазые и маленького роста; в эту группу можно отнести не только родоначальницу Дебору, но и Дейрдре Мэйфейр, наследницу этого поколения, «ведьму» и мать Роуан.

В третью группу входят темноглазые, темноволосые Мэйфейры с широкой костью; это и Мэри-Бет Мэйфейр, и два ее дяди, Клэй и Винсент, а также Анжелика Мэйфейр с Сан-Доминго.