Едва Шон ушел, как Азей подошел ко мне, пробормотав:

— Ну и жуткий тип. Он сам похож на лезвие клинка. Ты что, его совсем не боишься?

— Боюсь до дрожи в коленках, — честно призналась я.

— Надо пореже с ним сталкиваться… Слушай, ну ты и учудила! Я такое первые раз видел! Что произошло, а? Расскажи! Ты за один час стал легендой во всей империи!

Даже огневику я не рассказала, что произошло. У меня у самой события на тренировочном поле в голове не укладывались, и порой казалось, что все это мне приснилось. Лишь болезненные раны на теле напоминали о том, что все это не было сном.

Впервые с момента появления в мире Даль я спокойно провела время в кровати, глядя в потолок. Правда, уже через два дня потолок казался мне врагом под номером один, кровать — врагом под номером два, и лекарь со своими вечными лекарствами — врагом под номером три. Я возненавидела лютой ненавистью слова лекаря 'не делать лишних движений', 'лежите на спине', 'не чешите под бинтами', 'выпейте это' и прочие указания. Раны через некоторое время начали заживать и дико чесались, но проклятый докторишка наложил на бинты отталкивающее заклинание, и я не могла даже прикоснуться к ним. Бедный Садо был вынужден выслушивать мое ворчание каждый день, когда приходил меня навестить. Теон в палате не появлялся, и мы старательно избегали разговоров о нем, так что я даже не знала, где он и что делает. Надеюсь, мне не придется больше сталкиваться со своим убийцей.

Рана на правом боку зажила через семь дней под действием многочисленных лечебных мазей, восстанавливающих заклинаний и железным терпением лекаря. Шон сдержал свое обещание, навестив меня перед выпиской. Азей демонстративно убрал шрамы с правого бока, и адепт Тьмы отстал от меня со своими вопросами, оставив меня некоторое время в покое.

Вскоре я уже начала посещать занятия в академии, заметив, что мнение окружающих о моей особе чуть улучшилось. Меня по-прежнему называли 'низшей', но уже не лезли с унижающими вопросами и оскорблениями в мой адрес. Жить стало легче, жить стало веселее. Даже преподаватели перестали высмеивать глубину моего незнания мира, зато один из преподов проявил вдруг ко мне не дюжий интерес. Точнее, не препод, а тренер боевых искусств. После дуэли в голове мастера Ли что-то щелкнуло не в мою пользу, и он начал гонять меня по всем направлениям: от кулачного боя до махания мечом. Больше мастер Ли не выгонял меня из спортзала, а наоборот, заставлял задерживаться даже на перемене, пытаясь вдолбить в мою непутевую голову толики знаний.

Словно затишье перед бурей, спокойно пролетела еще одна неделя, а потом судьба вновь напомнила о себе. Это случилось тогда, когда мы с Азеем прогуливались по парку в центре города, лениво перебрасываясь шуточками…

К городу тихо подкрадывалась ночь, окутывая дома темным покрывалом. Азей вытащил меня из комнаты, в которой я заперлась, уйдя с головой в учебники.

— Я пойду, проветрюсь, — сказала я дверной морде.

— Идите, хозяйка, идите… С вас пыль уже горстями можно собирать.

В голосе Роджера за последнее время прибавилась целая гамма интонации — от ироничной до гневной. Ирония звучала тогда, когда я в очередной раз просила соврать нежданным гостям о своем отсутствии дома, а гнев проявлялся по утрам, когда я отказывалась вставать и топать в академию. Садо не переставал удивляться, каким образом дух дерева, которому в принципе не положены эмоции, приобрел массу выражений для своей морды. Он все задавался вопросом: как такое возможно, что холодное дерево вдруг начало чувствовать? На что я ему всегда отвечала:

— С кем поведешься, от того и наберешься! На себя посмотри — куда подевалась твоя вечная невозмутимость?

— Я совершенно спокоен, — отвечал Садо, засовывая руки в карман и отчего-то краснея.

С момента дуэли я настойчиво избегала с ним встреч, а он также упрямо продолжал их искать. Стоило мне войти в столовую — он был тут как тут, бросив Теона с Шоном наедине за обеденным столом. Шон больше не давил на меня своими вопросами, а Теон… Иногда мне казалось, что он напрочь забыл о той жуткой дуэли. Он по-прежнему флиртовал с окружающим его противоположным полом, носил неподобающую студентам одежду из дорогих тканей, все также обмахивался веером, пряча лукавую улыбку, и совсем не смотрел в мою сторону. Будто тогда, на дуэли, я и правда умерла. Но откуда тогда возникало стойкое ощущение того, что он не упускает меня из виду? Мне казалось, что каждый мой шаг, каждый вздох находится под наблюдением адепта Света.

Единственным, кто всегда меня радовал, был огневик. Он знал, что я черный маг, и принимал меня такой, какая я была на самом деле. Мне не надо было перед ним притворяться, врать, хитрить, рядом с ним я чувствовала себя свободно. К моей радости, Азей обучался в академии на мага Огня, и мы постоянно были вместе: ходили в библиотеку, в столовую, гуляли по городу, пили в тавернах. Мы действительно стали друзьями.

Вот и в этот раз огневик вытащил меня на прогулку, сказав, что свежий воздух просто необходим молодому организму, и теперь мы с ним дружно шлепали по аллеям парка. Азей сунул мне в руки какую-то палочку, сверкающими глазами сказав, что это 'о-очень вкусная конфета'. Чувствуя себя пятилетним ребенком, я послушно сунула конфету в рот и удивилась: это действительно была о-очень вкусная конфета, как и обещал огневик.

Мимо нас проползали дидикаты, влюбленные парочки сидели на лавках, целуясь под тенью раскидистых деревьев, бегали дети огневиков, дразня домашних гарров. В центральном парке спокойно гуляли жители города, отдыхая после рабочего дня, даже стражи порядка здесь вместо обходов резались в карты. Эта азартная игра была и в этом мире, преодолев пространство и время.

— Тут озеро есть, там беседки удобные. Пошли, посмотрим на уиров!

— Кто такие уиры? — тут же спросила я.

Как оказалось, так называли местных птиц, похожих на белоснежных лебедей, которые отличались от земных пышным хвостом с торчащим перьями вверх. Азей провел меня мимо высоких игольчатых деревьев, углубляясь в парк. Природа этого мира была похожа на нашу, российскую. За исключением того, что зелень листвы была с прожилками красного цвета, кроны деревьев в два раза толще, а ветви росли намного чаще и гуще. Наверно, это из-за того, что солнце в этом мире было не желтым и золотистым, а ярко-оранжевым, с преобладанием алого оттенка. Оттого и луна по ночам освещала мир багряным светом.

Мы спустились по узкой тропинке вниз, к небольшому овальному озеру. Здесь влюбленных парочек было больше, они все сидели в многочисленных беседках, расположенных вдоль берега. Романтическая обстановка навевала мысли далекие от суровой действительности, и здесь, у воды, было спокойно. Пели пернатые птицы, по озеру плавали красивые, гордые уиры, даже грубые огры забывали про ругань, беспечно засыпая под открытым небом на скамейках.

— Красота! — потянулась я, разминая мышцы.

Ох, если бы не было в этом мире монстров, если бы не была я здесь черным магом, то осталось бы здесь навечно! Но…

— Эй, дитя Ваха, — дернул меня за рукав плаща огневик. — Смотри! Что здесь забыл адепт Тьмы? Вон, там, смотри! В той беседке!

Я поискала взглядом упомянутый объект, и мое благодушное настроение сразу улетучилось: над спящим в беседке огром нависал Шон. Он протянул руки над его телом, что-то бормоча себе под нос.

— Пошли, подойдем поближе, — прошептал Азей.

Мы, как два шпиона, подкрались к каменной беседке, увитой плющом с фиолетовыми цветочками, и выглянули из-за зеленых кустов. Шон читал какое-то заклинание, в результате которого огр на деревянной скамейке тревожно дергался во сне, а над ним кружилось серое облачко.

— Что он делает? — одними губами спросил огневик.

Я пожала плечами. От отгра несло выпитым спиртным, и одет он был как самый нищий бомж с вокзала. Приглядевшись внимательнее, я заметила, что серое облачко создал не адепт Тьмы — оно формировалось из тела огра. Азей прищурил глаза, включая магическое зрение, и чуть слышно хмыкнул: