Она очень старалась, чтобы ее вопрос выглядел как простое любопытство дилетанта.

– Да. – Он снисходительно и гордо оглядел свои владения. – Именно здесь. Это лучшая лаборатория во всей Федерации.

– Я нельзя ли все-таки сохранить копию? – теперь ее голос дрожал от надежды и страха. – Мне бы хотелось…

– Нет, увы. Чтобы хранить сдублированную копию интеллекта, нужна вся это очень громоздкая техника. Да и она пока не позволяет хранить копию вечно.

Она очень надеялась, что потрошитель говорит правду. Он ушел в глубь лаборатории и пропал из поля ее зрения. Сова осторожно опустилась в кресло перед камерой.

– Только учтите, – донеслось до нее издалека, – сейчас у него есть только интеллект. Есть память. Эмоциональная сфера очень слабая. У живого человека она слишком тесно связана с химическими процессами в организме. Знаете, например, влюбленность провоцируется повышенной концентрацией в головном мозге трех химических элементов: допамина, фенилтиламина и окитосина. Я, конечно, могу стимулировать мозг искусственно, но это уменьшит срок его жизни. Так что не ждите от него особенной активности – у него слишком заторможенные желания. Скорее, он будет отвечать на ваши вопросы. Вопрос-ответ, вопрос-ответ…

Сова осторожно положила руки перед собой. Руки были словно чужими, и она не знала, куда их деть. У нее не было другого выхода, но то, что ей предстояло, оказалось сложнее, чем она думала. Столько лет… Она ни разу не разговаривала с Зорием после развода.

– Здравствуй.

Голос вокализора не напоминал ей прошлое. Чужой, незнакомый голос. Чужое, незнакомое место. Здесь не было ничего, что стоило бы беречь.

– Ты меня знаешь? – спросила она.

– Да, Лаэрта.

– И что ты обо мне помнишь?

– Все.

Молчание.

У него нет желаний. У него нет любопытства. У него нет эмоций. У него есть только память.

– Мне нужно кое-что спросить у тебя.

Молчание. А чего она, собственно, ждет? Ведь ее только что предупредили: вопрос-ответ. Она не задала вопроса. Она его еще даже не сформулировала.

Он ждал. Нет, он не ждал, он был просто не выключен.

– Как ты погиб?

Ей надо было чем-то заполнить пустоту, но случайно родившийся вопрос вдруг показался ей бестактным. Хотя – при чем здесь тактичность?

– Я погиб на Тонатосе после выполнения задания.

– Хватит.

Снова молчание. Он не может даже обидеться на ее резкое «Хватит». Она лихорадочно искала тему для беседы и никак не могла найти. Как будто после стольких лет ей не о чем было с ним разговаривать. И хотелось молчать. Просто молчать. Может и глупой была та детская обида на жучок, подсаженный под ее лопатку по указанию Ордена. Может, и можно было простить… Хотя бы попытаться. Но Сова не пыталась. Она лишь подтвердила общее правило: перешагивать через других гораздо легче, чем через себя. Она перешагнула и пошла дальше, запретив себе оглядываться. И однажды принятое решение уже не подлежало пересмотру. Она даже гордилась своим упрямством при его выполнении. Что теперь она могла сказать Дару Зорию? Что она прощает? Глупости! У нее атрофировалось то место, по которому когда-то очень сильно ударили. У нее перестал существовать тот орган, которому когда-то было очень больно. Ей просто нечем было его прощать.

Но это – последний разговор.

– Ты хотел меня видеть? – Сова заставила себя раскрыть рот.

– Да.

– Зачем?

– Чтобы рассказать тебе то, что ты должна знать.

– Что именно?

– Когда-то я боялся говорить тебе всю правду потому, что рассчитывал оградить тебя от этого. Теперь я больше не могу тебя защищать. Но ты должна знать: для Лаэрты Эвери существует программа уничтожения. Это обязательный раздел любого опасного исследования: «Ликвидация последствий неудачного эксперимента». Целая лаборатория занималась разработкой способов твоего устранения. Я фальсифицировал результаты этих исследований, я выделил для них самое мизерное финансирование, но они все равно велись. И ведутся до сих пор. Никогда не спрашивай об этом у Магистра, никогда не показывай, что ты об этом догадываешься. Просто помни: Магистр в любой момент может запустить программу. В любой момент, когда ты выйдешь из-под контроля. В любой момент, когда ты станешь опасна. В любой момент, когда ты не подчинишься.

Она могла бы догадаться и сама. Просто раньше она не смирилась бы с таким знанием. Теперь это представлялось всего лишь логичным. Не стоило даже возмущаться. Для всех есть своя программа: для агента спецслужбы – капсула с ядом, для правителя Тонатоса – военный переворот, для Лаэрты Эвери – что-то свое. Она – не исключение из этого правила.

– В чем заключается программа?

– Не знаю. Меня – за противодействие программе – лишили контроля над лабораторией. Я знаю только то, что программа активируется на ментальном уровне. Она уже заложена в твое сознание.

Сова медленно прикрыла глаза. Только бы не сорваться, только бы не выдать себя. Не нужно было начинать этот разговор с чужим, незнакомым голосом в чужом, незнакомом месте. Не нужно было ворошить то, что давно похоронено. Если она не сможет…

– Не молчите, – донеслось до нее откуда-то из темноты зала. – Не молчите! Разговаривайте с ним. О чем угодно. Я уже почти прорвался на нужный уровень.

«Почти прорвался»…

Это нужно сделать.

Нужно.

Просто слишком трудно себя заставить.

– Чем я могу тебе помочь?

Глупый вопрос. Она всего лишь тянет время. Потому что страшно. Потому что, оказывается, очень страшно. И очень больно.

– Помоги умереть.

– Есть! – раздался издалека радостный крик потрошителя. – Есть! Пошла ментограмма!

Больше медлить было нельзя.

Она рухнула лицом вниз, закрывая голову руками. И над ней с диким холодом взорвался, пожирая любую энергию и навечно выводя из строя электрическое оборудование, ее ненормальный, бесконечный, бездонный энергетический канал.

Глава 18

Чужие баррикады

Мы долго так друг друга убивали,

Что я невольно ощущаю вдруг,

Что этот немец в этой людной зале

Едва ли не единственный, едва ли

Не самый близкий изо всех вокруг.

Перегорело все и перетлело,

И потому совсем не в этом дело.

Как близок он – как враг или как друг.

Александр Межиров

Потрошитель еще что-то кричал, метался по лаборатории, в кромешной темноте ронял приборы, пытался запустить автономный источник питания, едва ли не выл от отчаяния, когда и этого не удалось.

Как только глаза привыкли к темноте, Сова встала со стула и двинулась к лифту. Больше здесь делать было нечего.

Лифт не работал Ока равнодушно отметила, что немного перестаралась с энергетическим воздействием, и поднялась из подвальной лаборатории по лестнице. Но на первом этаже тоже было темно. Автоматические двери без сопротивления уступили нажиму. В окна пробивался свет луны, и других осветительных приборов здесь больше не было.

Сова выглянула в окно. Соседнее крыло резиденции не светилось ни одним огоньком. Это ее удивило. Одно дело – вывести из строя оборудование лаборатории, и совершенно другое – обесточить весь дворец. Ее появление явно не останется незамеченным.

В этот момент небо озарилось ярким всполохом, где-то рядом грохнуло, тугая волна звука толкнула Сову в грудь. Тренированное тело среагировало раньше, чем сознание: Сова присела на полусогнутых ногах в боевую стойку. Снова грохот и вспышка. Вибрация пола под ногами. И – тишина. Сова напряженно вслушивалась. Казалось, дворец был абсолютно пуст: никто не выскочил в коридор поинтересоваться, что происходит, никто не обеспокоился случившимся. Сейчас по коридорам и залам резиденции должны были в панике носиться люди, но дворец словно вымер, ей даже не у кого было спросить, что стряслось. Наконец где-то протяжно завыла сирена, и Сова услышала сухой стрекот автоматных очередей.