— О каких? — интересуется Владимир, обдав меня запахом дорогого табака. Приятный запах, отметила я.

— Не беспокойтесь, вы в них не фигурировали, — улыбнулась Мария, которую муж сев рядом нежно приобнял.

— Да. — Соглашаюсь с улыбкой на лице. — Вы были непосредственным центром обсуждения.

В течение следующих трех минут Владимир поблагодарил за теплый прием и потраченное время, за великолепный ужин и прекрасное вино. Я пожелала спокойной ночи, и порекомендовала прокатиться на подъемнике вверх, где воздух совсем другой.

Уже у нашего шале босс прервал тягостное молчание:

— Татьяна, объяснитесь.

— Что именно вам объяснить?

— Вы поняли… — с легким раздражением заметил он. — О чем вы говорили с Марией Гофунг.

— О том, что вам веры нет, вы мужчина свободный, а Савва предпочитает вести дела с крепко стоящими на ногах семейными людьми.

— Он в своем уме?

— Богатые люди тоже люди и имеют право на капризы. — Я заметила движение занавесей у окна шале Гофунгов, выходящего на нашу сторону. — Кстати, если вы сейчас перестанете злиться и обнимите меня подыграв, уверена завтра вас будет ожидать его безоговорочное — да.

— С чего вдруг? — Владимир поднялся по ступенькам и замер в двух шагах от меня.

— С чего вдруг будет ждать? Или зачем меня обнимать? — сделала я уточнение.

— И то и то, в чем дело?

— А в том, что я сделала пару пространных намеков о нашей с вами связи.

— Вы в своем…

— В своем, в своем… — заверила я, протянув к нему руки. — Не пасуйте и подыграйте! И если клюнет, будем считать это хорошим тактическим ходом.

Меня наконец-то обняли, прижали и, выдохнув что-то из разряда: «коварная лгунья!», поцеловали…

В доме было на удивление тихо, темно и досадно. Именно так — досадно. Лежа на диване, заложив руки за голову и глядя в потолок белеющий в темноте, он иначе определить это состояние не мог.

— Ненормальная женщина… — повторил Владимир в десятый раз, думая об этом в сотый, и досада вновь накрыла с головой.

И ведь обнял так, словно только для нее эти объятия были созданы, и вошла она в них с легкостью и простотой, от которой голова кругом. И запах ее за последние дни стал знакомым, в чем-то даже радостным, и на ощупь она была достаточно приятной, не смотря на местами выпирающие косточки. Целовал мягко, позволяя привыкнуть, гладил нежно, чтобы запомнить, а потом накатило… Сам не понял когда успел ее ввести в дом, закрыть двери и, прижав к стене начать освобождение от черного платья, как и от обязательств этой ночи.

Очнулся, когда она отвернулась от поцелуев, повторяя видимо брошенную им фразу:

— Кошечка? Повтори… повторите еще раз! Кошечка?!

Уперев руки в его грудь, тряхнула головой:

— Татьян, Тань, ты чего…? — в ушах все еще шумит, перед глазами одна картина лучше другой, а главная участница видений сопротивляется. Попытался поцеловать, притянуть обратно, уперлась, зло процедив:

— Слушай, котик, убери от меня свои лапки и хвостик и заруби на пушистом носу… кошечек ищи в другом месте.

— Что? — подобное поведение разозлило, едва сдержался, чтобы не вспылить. А она в ответ с улыбкой:

— Все-таки правду говорят, когда мужчина не выступает инициатором, он от перегрева целуется хуже. — Она отошла в сторону и неловко сняла босоножки. Распрямилась, глядя через плечо. — Или на вас так анекдоты влияют?

— Что? — ее слова доходили с трудом, смысл сказанного вообще был недосягаем.

— А все поняла, не объясняйте. Вы же и это чувство синтезировать научились.

— Татьяна, что вы опять…?

— А я ничего. Целуетесь на заказ вы отвратно, но чтобы не упасть лицом в грязь продолжаете восхождение на пик горы. — Она указала на помятое черное платье и горько улыбнулась. — Что, привычки обращения хозяина с кошечками так просто не искореняются?

Из всего сказанного уловил лишь, что целуется отвратно. И это при том, что сама была не против! Испугалась что ли? Так я из терпеливых, потерплю еще пару минут…

Просто, чтобы успокоить тихо подошел, за локоток притянул к себе:

— Может, еще раз проверим? — дыхание коснулось ее шеи, и Татьяна вздрогнула.

Все прошлые капризули накаляли чувства, дулись, разыгрывая партию за новый счет, приз, подарок, а эта обиделась. Натурально обиделась, повернув голову, взглянула так, словно окатила ненавистью с ног до головы:

— Проверять не будем, и вы спите на диване.

— Что?

— А да точно… у вас же спина. — С сарказмом вспомнила Татьяна. Она аккуратно освободилась из его рук и твердо заявила. — Я сплю на диване. Поднимайтесь наверх и до утра, Владимир Александрович, меня не беспокойте… ни по одному из вставших вопросов.

Мало того, что сама в объятия кинулась под глупым предлогом, завела не по-детски, а теперь еще… Еще и хамит!

— Татьяна прекратите. Какая муха вас укусила?

— Вы.

— Я не кусался, еще…!

— А мне хватило. Спокойной ночи. — И шлепая босыми ногами, прошла к дивану, начала разбирать стопку постельного белья, сложенного на его углу. — Ночнушку я сейчас из спальни заберу, это будет единственный момент, когда я вас побеспокою…

Он понял, что крепко сжимает ее запястье и с прищуром смотрит в карие испуганные глаза, когда Татьяна прерывающимся голосом повторила требование:

— Руку уберите… Владимир, не нужно скатываться до…

— Помолчите немного, — попросил он, наконец-то, совладав с голосом и гневом, но хватку не ослабил.

— Сейчас вы спокойно поднимаетесь в спальню и ложитесь там. В прочем, там вы можете лежать, сидеть, полулежать или же спать стоя, да хоть верх тормашками или паря под потолком, мне все равно. Но чтобы в гостиной на этом диване я вас не видел.

— Почему? — выдохнула тихо.

— Потому что здесь буду спать я. И не говорите мне более о вставших вопросах, вас с ними никто разбираться не просил. — Жестко произнес он, глядя исключительно на ее губы. — Яс-но?

— Более чем. — В том же тоне ответила Татьяна. — А теперь руку уберите.

Владимир отпустил и отступил, и она легкой походкой ушла наверх, лишь один раз обернувшись. Увидев его голодный взгляд и пристальное внимание к стройным ножкам, не желая — доброй ночи, не зовя вслед за собой, ушла.

Прошло два часа с последнего момента, а он все еще лежит на диване, чувствует ноющую боль в спине и не только, и глухо повторяет:

— Ненормальная женщина…

На следующий день они столкнулись на кухне значительно после 10:00. Владимир, все еще находясь в опьянении, держится за больную голову в попытке вспомнить вчерашнюю ночь, а свежая и румяная Татьяна только что вернулась из продуктового.

— Проснулись! Наконец-то… Доброе утро! — бодро поздоровалась она, уложив пакеты на стол перед мужчиной. От чего колокол, гремящий в его голове, зазвенел новыми переливами.

— Доброе…

— Я думала, вы до самого вечера не очнетесь. — Она поставила перед ним бутылку прохладной минералки и мягко похлопала по плечу. — Ну и женщин вы выбираете, Владимир.

— А в чем… в чем проблема? — его взгляд еле-еле сконцентрировался на бутылке с яркой этикеткой, пить хотелось давно, но чтобы не уронить голову на стол, он продолжил ее подпирать двумя руками.

Татьяна тихо рассмеялась, открыла бутылку, поставила в нее соломинку и пододвинула ближе.

— Спасибо… — от первых глотков перед глазами пошли круги. Владимир потряс головой, отгоняя их радужные переливы, от чего стало только хуже, но вопрос все-таки повторил. — Так что вам с выбором не понравилось?

— Специфический. — Татьяна поставила сковороду разогреваться на плите. — Убаюкав вас, она решилась убраться в доме и возможно сделать стирку. Поэтому предварительно выпотрошив ваши карманы, проверив кухню и гостиную на предмет мусора, она наконец-то поднялась наверх.

— Что? — Владимир подскочил на стуле и тут же был вынужден сесть обратно.