Главный бог-покровитель этих людей, Водор Имриш, в последние годы был чересчур занят, чтобы сойти за усопшего. И если бы Соколы были полностью уничтожены, этот сопящий младенец не мог бы сейчас поддерживать контакт с ними. Кто, по-твоему, связывался с ним все время твоей беременности, а ? Они еще живут в мире и сейчас более опасны, чем за прошедшую тысячу лет.

Твой сын и есть их мученик, Даня. Он тот, кто вернет век чародеев, кто сделает их богами и поставит над человечеством. Он тот, кто намеревается отнять у тебя право на справедливое отмщение… Тот, кто одарит счастьем твоих врагов. Имя его Соландер, он зовется еще Возрожденным и при всей своей кажущейся доброте заставит тебя помогать себе, а потом воспользуется твоей любовью, чтобы превратить в собственную рабыню.

Даня посмотрела на младенца. Внешне он не стал другим, однако теперь, под надежной защитой магического устройства Древних она была отгорожена от исходящих от него волн любви. Теперь ребенок не мог растрогать ее своим ласковым взглядом, наполнить ее теплотой своей приязни. Обыкновенный младенец, существо, которое скоро заплачет, обделается и потребует пищи.

Глубоко вздохнув, она поглядела на дитя. Не просто живое существо… Руки ее уже тосковали по ощущению этого тельца, его почти незаметного веса, ей хотелось вновь приложить его к груди, накормить, чувствуя при этом, что она отдает ребенку часть самой себя. Ей нужно было снова окунуться в сладостный запах его тельца, ощутить нежное прикосновение детского дыхания к своему лицу. Значит, не все чувства, которые она питает к этому младенцу, вызваны им самим.

Тебя предаст собственное тело , объяснял Луэркас. Подобные чувства испытывают все матери, иначе ни один из видов не сумел бы выжить.

Даня на миг отключилась от него. Ей не хотелось более слышать подобных речей. Однако не могла она и смириться с нарисованной Луэркасом картиной будущего. Она просто не в состоянии была представить, чтобы Сабиры и Галвеи стали процветать после совершенного ими над нею. Но сейчас эмоции уже не овладевали ею, как раньше. И она коротко и четко сформулировала вопрос, который не могла не задать:

— Могу я изменить это? Предотвратить изображенное тобой будущее?

Можешь. Скажу точнее — могла бы. И именно сейчас. Только сейчас, только в этот самый момент, пока он еще слаб. Буквально через несколько дней он превратится в неудержимое чудовище. А сейчас, в эти мгновения, тело это еще слишком ново для него и непослушно ему, чтобы послужить проводником для подвластных ему чар.

Однако ты ничего не сделаешь с ним, именно поэтому он и выбрал тебя. Существо, которое настолько нуждается в его любви, жалкое искалеченное создание, когда-то представлявшее собой нечто значительное, а теперь цепляющееся за своего ребенка как за нить, связывающую с прошлым, в которое никогда не вернуться. Ублюдок все точно рассчитал, он правильно выбрал момент, и теперь весь мир будет вечно расплачиваться за это.

— Ты не можешь этого знать. Тебе не известно, на что я способна или не способна. — Однако в этот же миг ей вспомнилось, что еще до рождения дитя говорило ей, что является наградой матери за перенесенные ею страдания. И что оно пришло в мир, чтобы принести ей радость. И любовь.

Прочитав ее мысли, Луэркас расхохотался. И смех его показался Дане унылым и безнадежным.

Вот видишь ? Ты уже покорна ему.

Даня закрыла глаза. Теперь она знала, что этот ребенок не просто младенец, как бы ей ни хотелось отрицать это. Во всем, что сказал ей Луэркас, угадывался привкус правды. Она сама смотрела на ребенка Волчьим зрением и видела истину. Лежащее на кресле дитя помешает ей отомстить. Этот ребенок изменит весь мир, а она так и останется алчущей воздаяния врагам своим, так и не осуществит свою месть и будет жить, захлебываясь гневом. Она никогда не сумеет вырваться на свободу из тюрьмы собственных воспоминаний, потому что открыть дверь этой темницы можно лишь одним ключом — кровью врагов.

Более того, не только соображения мести требовали, чтобы она остановила его. Он хочет вернуть Век Чародеев. Он приведет к власти Соколов и сделается их богом. Тысячу лет назад эти самые Соколы и враги их, Драконы, погубили цивилизацию. Она не знала, чем одни из них лучше других, однако это было ей безразлично: искусство ворожбы прошло через века, сохраненное Волками. Но они держали свои знания в секрете и не угрожали ими миру. Позволив Соколам вновь прийти к власти, она предаст все, что близко ей.

Она помешает ему осуществить то, ради чего он явился в этот мир. Прекрасный младенец… однако теперь, всматриваясь в него более пристально, она угадывала в лице его черты отца. Золотые волосы, удлиненные мочки ушей, бледная кожа. Без сомнений, отцом этого ребенка был Криспин Сабир. Закрыв глаза, она попыталась вспомнить это животное. Прошлая боль, страх, унижение вновь заполнили ее. И, открыв глаза, Даня еще более отчетливо увидела в младенце Криспина.

— Луэркас, скажи мне, как остановить его?

Ты знаешь это. Сердцем, душою ты давно знаешь, что тебе нужно сделать.

— И все же скажи.

Не стану. Тебе нужен кто-то, кого можно будет обвинить потом. И я не хочу быть им. Либо тебе хватит собственных сил, чтобы выстоять и действовать в одиночку, либо ты слишком слаба для этого, как считал он, выбирая тебя.

Даня медленно вздохнула. Руки ее тряслись. Младенец мирно лежал на кресле и спал. Прекрасный ребенок. Ее прекрасный сын. Тем не менее он еще и сын Криспина… и надежда Соколов. Злая тварь, укрывшаяся под невинным обликом.

Луэркас прав.

И теперь она знает, как ей поступить.

Кейт ощутила спиной прикосновение поручня. Вспотевшие ладони ее скользили по гладкому и холодному камню Древних, не находя ничего, что помогло бы ей; вызванный ужасом холодный пот успел насквозь пропитать одежду.

Эндрю и Анвин подступали к ней с противоположных сторон. Домагар оставался возле центрального стола — пыточного, как теперь оказалось — с невозмутимым выражением на лице. Сжав в обеих руках по ножу, он вдруг поглядел на нее со странным смятением в глазах. И вдруг сказал:

— Остановитесь.

Сабиры не слушали его.

— Она не станет вредить себе самой… — ответил Анвин. — Она слишком умна для этого. И поймет, что мы можем сохранить ей жизнь, а падение с такой высоты наверняка убьет ее.

Магические экраны и благовония, которыми она буквально пропитала себя, пока скрывали от них, кем и чем она являлась на самом деле; впрочем, очень скоро они все узнают. Как только она убедится в том, что другой возможности для спасения нет, Кейт Трансформируется, и тогда все запахи мира не помогут ей замаскироваться. Бритоголовый тоже был Карнеем. Ему доставит удовольствие обнаружить в ней нечто родственное.

Впрочем, особого выбора у нее не было. Годы, отданные дипломатическим штудиям, научили Кейт тому, что дипломат, проваливший свою миссию, обязан сделать все возможное, чтобы исправить положение. Следовало считаться и с тайным характером ее вылазки. Теперь она должна была видеть свою цель в том, чтобы помешать этим ублюдкам обнаружить убежище Дугхалла и Хасмаля, по-прежнему надеявшихся вернуть Зеркало. Струсив она погубит их и сама примет жуткую смерть. А если проявит отвагу, то сможет умереть быстро и без мук.

— Я сказал: остановитесь! — закричал Домагар.

Должно быть, он угадал ее намерение по глазам. Карней начал Трансформироваться, и улыбка на его лице преображалась в оскал четвероногого убийцы.

Напрягшись всем телом, она обхватила руками поручень и, крикнув:

— Я не остановлюсь, — прыгнула вниз, навстречу небытию.

Кейт падала, стиснув зубы. Она желала умереть молча, чтобы не доставить трем оставшимся на башне чудовищам даже тени удовольствия, которое могло принести им малейшее проявление страха со стороны жертвы.