Оценить поведение миссис Бейкер Хилари было потруднее. Сначала американка выглядела вполне нормальным человеческим существом на фоне черствой бесчеловечности Хельги Неедхайм. Но когда солнце стало клониться к закату, миссис Бейкер начала озадачивать и отталкивать Хилари куда больше, чем немка. Манеры миссис Келвин Бейкер были безупречными, как у робота. Все ее замечания были вполне естественными, но все время чувствовалось, будто видишь актрису, играющую свою роль, возможно, в семисотый раз. Кем же на самом деле была миссис Келвин Бейкер? Почему она играла свою роль с таким чисто механическим совершенством? Не была ли и она фанатичкой, ненавидящей капиталистическую систему и мечтающей о новом мире? Не бросила ли она нормальную жизнь из-за своих политических убеждений? Ответить на это было невозможно.

Вечером они возобновили путешествие, но уже не в фургоне, а в открытом туристском автомобиле. Все были одеты по-местному – мужчины в белых джеллабах, женщины с закрытыми лицами. Тесно прижатые друг к другу, они ехали всю ночь напролет.

– Как вы себя чувствуете, миссис Беттертон?

Хилари улыбнулась Энди Питерсу. Солнце уже взошло, и они остановились, чтобы позавтракать местным хлебом, яйцами и чаем, приготовленным на примусе.

– Я чувствую себя как во сне, – ответила Хилари.

– Это и впрямь похоже на сон.

– Где мы находимся?

Он пожал плечами:

– Кто знает? Разве только наша миссис Келвин Бейкер.

– Какая пустынная местность.

– Фактически это и есть пустыня. Но ведь так и должно быть, верно?

– Вы имеете в виду, чтобы не оставлять следов?

– Да. Ведь все продумано в высшей степени тщательно. Каждая стадия нашего путешествия независима от других. Самолет сгорает. Старый автофургон едет ночью. Если кто-нибудь его заметил, то на нем написано, что он принадлежит археологической экспедиции, работающей в этих местах. На следующий день фургон сменяет туристская машина, полная берберов, – обычное зрелище на здешних дорогах. Что касается дальнейших стадий… – Он снова пожал плечами. – Кто знает?

– Но куда мы направляемся?

Энди Питерс покачал головой:

– Спрашивать бесполезно. Скоро мы это узнаем.

Француз, доктор Баррон, подошел к ним.

– Да, – подтвердил он, – скоро мы это узнаем. Но нам не терпится. Это все наша западная кровь. Нам никогда не хватает сегодняшнего дня – мы стремимся в завтрашний.

– Вам бы хотелось поторопить весь мир, не так ли, доктор? – спросил Питерс.

– Жизнь коротка, а сделать нужно так много, – ответил доктор Баррон. – Нам всегда не хватает времени.

Питерс обернулся к Хилари:

– О каких четырех свободах говорят в вашей стране? Свобода от бедности, свобода от страха…

Француз прервал его.

– Свобода от дураков, – с горечью произнес он. – Вот в чем нуждаемся я и моя работа! Свобода от назойливой, мелочной экономии! Свобода от всех ограничений, тормозящих деятельность!

– Вы ведь бактериолог, доктор Баррон?

– Да, я бактериолог. Вы не представляете, друг мой, какое это увлекательное занятие! Но оно нуждается в терпении, многочисленных повторениях экспериментов и деньгах – больших деньгах! На сырье, оборудование, ассистентов. Если у вас есть все необходимое, можно достичь чего угодно!

– В том числе счастья? – осведомилась Хилари.

Он неожиданно улыбнулся человечной улыбкой:

– Вы женщина, мадам. А женщины постоянно требуют счастья.

– И редко его получают, – закончила Хилари.

Француз пожал плечами:

– Возможно.

– Личное счастье не имеет значения, – серьезно сказал Питерс. – Счастье должно быть всеобщим духовным братством! Объединенные трудящиеся, владеющие средствами производства, свободные от поджигателей войны, от алчных, ненасытных людей, которые владеют всем! Наука, служащая всему миру, а не отдельным государствам!

– Вы правы, – одобрительно кивнул Эрикссон. – Власть должна принадлежать ученым. Они должны всем управлять и все контролировать. Только ученые являются сверхчеловеками, и только сверхчеловеки что-то значат. С рабами нужно хорошо обращаться, но они всего лишь рабы.

Хилари отошла от остальных. Через пару минут Питерс присоединился к ней.

– Вы выглядите немного напуганной, – добродушно заметил он.

– Думаю, я в самом деле напугана. – Хилари коротко усмехнулась. – Конечно, доктор Баррон говорил правильно. Я только женщина. Я не ученый, не занимаюсь исследованиями в области хирургии или бактериологии. Полагаю, я не блещу умственными способностями. Как сказал доктор, я ищу счастья, подобно любой глупой женщине.

– И что же в этом плохого? – осведомился Питерс.

– Ну, я чувствую себя немного не в своей тарелке в этой компании. Понимаете, я всего лишь женщина, которая едет к своему мужу.

– Ну и отлично, – сказал Питерс. – Вы представляете фундаментальные ценности.

– Приятно, что вы так к этому относитесь.

– Но ведь так оно и есть. – Он добавил, понизив голос: – Вы очень любите вашего мужа?

– Разве я была бы здесь в противном случае?

– Полагаю, нет. Вы разделяете его взгляды? Насколько я понимаю, он коммунист?

Хилари избежала прямого ответа.

– Кстати, о коммунистах, – сказала она. – В нашей маленькой группе вам ничто не кажется странным?

– О чем вы?

– Ну, хотя мы все направляемся к одному месту назначения, взгляды наших спутников не выглядят особенно схожими.

– Пожалуй, – задумчиво произнес Питерс. – Я об этом не думал, но вы, по-видимому, правы.

– У доктора Баррона едва ли есть какие-нибудь политические убеждения, – продолжала Хилари. – Ему нужны только деньги для его экспериментов. Хельга Неедхайм рассуждает как фашист, а не как коммунист. А Эрикссон…

– Ну?

– Эрикссон пугает меня своей одержимостью. Он похож на маньяка-ученого из фильма.

– Плюс ко всему я, верящий в братство людей, вы, любящая жена, и наша миссис Келвин Бейкер – как вы ее классифицируете?

– Не знаю. С ней это проделать труднее, чем с другими.

– Ну, я бы не сказал. По-моему, это достаточно просто.

– Что вы имеете в виду?

– Для нее важны только деньги. Она всего лишь хорошо оплачиваемый зубчик в колесе.

– Она тоже пугает меня, – поежилась Хилари.

– Чем? В ней нет ничего от маньяка-ученого.

– Миссис Бейкер пугает меня своей обыденностью. Она ничем не отличается от обыкновенных людей и все же замешана в этом.

– Партия ко всему относится реалистично, – мрачно промолвил Питерс. – Она использует наиболее подходящих членов для работы.

– Но разве для работы подходит тот, кто хочет только денег? Ведь он легко может перебежать к противнику.

– Это было бы очень рискованно, – возразил Питерс. – Миссис Келвин Бейкер – толковая женщина. Не думаю, что она пойдет на такой риск.

Хилари снова поежилась.

– Замерзли?

– Да. Здесь довольно прохладно.

– Давайте немного походим.

Они прошлись взад-вперед. Внезапно Питерс наклонился и что-то подобрал.

– Вы уронили это.

Хилари протянула руку:

– Да, жемчужина от моего ожерелья. Я порвала его позавчера… нет, вчера. Кажется, это было давным-давно.

– Надеюсь, жемчуг не настоящий?

Хилари улыбнулась:

– Конечно, нет.

Питерс вынул из кармана портсигар и предложил Хилари сигарету. Она взяла ее.

– Какой странный портсигар. Очень тяжелый!

– Он из свинца. Это военный сувенир – сделан из осколка бомбы, который едва меня не прикончил.

– Значит, вы были на войне?

– Я был одним из парней, занимавшихся секретной работой, – готовил разные хлопушки. Не будем говорить о войне – лучше подумаем о завтрашнем дне.

– Куда все-таки мы направляемся? – спросила Хилари. – Никто мне ничего не сообщил. Может быть…

– Размышления не поощряются, – прервал ее Питерс. – Вы направитесь, куда вам скажут, и будете делать то, что вам велят.

– И вам нравится, чтобы вами помыкали, не спрашивая вашего мнения?! – с внезапной страстью воскликнула Хилари.