– У вас слишком пытливый ум, дорогая, – заметила миссис Бейкер. – На вашем месте я бы умерила это качество.

– Я даже не знаю, из какой части Соединенных Штатов вы родом.

– Это не имеет значения. Я покончила со своей страной. По ряду причин я никогда не смогу туда вернуться. Если бы я могла отплатить Америке той же монетой, то с радостью бы это сделала. – На момент в ее голосе послышалась злоба, но она тут же вновь превратилась в энергичную и бодрую путешественницу. – Ну, пока, миссис Беттертон. Надеюсь, у вас будет приятная встреча с вашим мужем.

– Я даже не знаю, в какой части света нахожусь, – уныло произнесла Хилари.

– Теперь это незачем скрывать. Вы находитесь в Атласских горах – в весьма уединенном месте.

Миссис Бейкер отошла проститься с остальными, потом, весело помахав рукой, двинулась по площадке. Самолет был заправлен горючим, и пилот стоял рядом, поджидая пассажирку. Хилари ощутила озноб. Исчезала ее последняя связь с внешним миром. Стоящий возле нее Питерс, казалось, почувствовал ее реакцию.

– Место, откуда не возвращаются, – промолвил он. – Думаю, мы находимся именно там.

– Вы по-прежнему полны мужества, мадам, – мягко заговорил доктор Баррон, – или же вам хочется побежать за вашей американской приятельницей, сесть вместе с ней в самолет и вернуться в тот мир, который вы покинули?

– Разве я смогла бы это сделать, даже если бы хотела? – спросила Хилари.

Француз пожал плечами:

– Кто знает.

– Позвать ее? – осведомился Энди Питерс.

– Конечно, нет, – резко ответила Хилари.

– Для слабых женщин здесь нет места, – презрительно заметила Хельга Неедхайм.

– Мадам вовсе не слабая, – вежливо поправил ее доктор Баррон. – Она просто задает себе вопросы, как сделала бы на ее месте любая умная женщина. – Он подчеркнул слово «умная», словно давая понять, что к немке это определение не относится. Однако ее это не задело. Она презирала всех французов и не сомневалась в своих исключительных достоинствах.

– Неужели, получив свободу, можно думать о возвращении назад? – нервно осведомился Эрикссон.

– Но если невозможно ни вернуться, ни даже думать об этом, какая же это свобода? – возразила Хилари.

К ним подошел один из слуг.

– Машины готовы к отъезду, – сообщил он.

Они вышли через противоположную дверь. Там находились два «Кадиллака» с шоферами в униформе. Хилари выразила желание сидеть впереди, рядом с водителем, сославшись на то, что ее укачивает на поворотах. Объяснение вроде бы всех удовлетворило. Когда машины тронулись, Хилари попыталась завязать разговор с шофером, спрашивая его о погоде и расхваливая автомобиль. Она хорошо говорила по-французски, и шофер охотно отвечал. Поведение его казалось естественным и обыденным.

– Сколько времени займет поездка? – спросила Хилари вскоре.

– От аэродрома до больницы? Около двух часов, мадам.

Эти слова явились для Хилари неприятным сюрпризом. Она вспомнила, что Хельга Неедхайм переоделась в комнате отдыха в наряд медсестры.

– Расскажите мне о больнице, – попросила Хилари шофера.

– Она просто великолепна, мадам! – с энтузиазмом откликнулся он. – Там самое современное оборудование. Больницу посещают многие врачи, и все дают ей высочайшую оценку. Все это служит гуманным целям.

– Разумеется, – промолвила Хилари.

– Раньше этих несчастных посылали умирать на необитаемые острова, – продолжал шофер. – Но новый метод лечения, применяемый доктором Колини, дает высокий процент выздоровления даже в запущенных случаях.

– Для больницы это место кажется уж очень пустынным, – заметила Хилари.

– Но так и должно быть, мадам. На этом настаивали власти. Зато здесь чудесный воздух. Теперь, мадам, уже видно, куда мы едем. – Он указал вперед.

Они приближались к склону горного хребта, на котором виднелось длинное белое здание.

– Удивительно, что его смогли построить здесь, – сказал шофер. – Должно быть, на это ушли фантастические деньги. Мы многим обязаны богатым филантропам, мадам. Они не похожи на правительства, которые стараются на всем сэкономить. Здесь деньги текли как вода. Наш патрон, говорят, один из богатейших людей в мире. Потому он и смог воздвигнуть все это великолепие для облегчения человеческих страданий.

Автомобиль поехал вверх по извилистой дороге и остановился у больших железных ворот, закрытых на засов.

– Вам придется выйти здесь, мадам, – предупредил шофер. – Мне не разрешают проезжать за ворота. Гаражи в километре отсюда.

Путешественники вышли из автомобиля. На воротах висел большой колокол, но, прежде чем они успели к нему прикоснуться, ворота медленно открылись. Фигура в белом халате и с черной улыбающейся физиономией поклонилась приезжим и предложила войти. За воротами с одной стороны находилась высокая ограда из колючей проволоки, за которой по большому двору ходили взад-вперед люди. Когда они повернулись, чтобы посмотреть на прибывших, Хилари в ужасе воскликнула:

– Но ведь это прокаженные!

Ее охватил страх.

Ворота лепрозория с металлическим лязгом закрылись за путешественниками. Этот звук показался Хилари символом безнадежности. Казалось, он говорил: «Оставь надежду всяк сюда входящий»[16]. «На сей раз это действительно конец», – подумала она. Теперь все пути к отступлению были отрезаны.

Она осталась одна среди врагов, которые разоблачат ее через несколько минут. Хилари казалось, что подсознательно она ожидала этого весь день, но свойственный человеческой натуре оптимизм скрывал от нее этот факт. Еще в Касабланке Хилари спрашивала у Джессопа, что произойдет, когда она окажется лицом к лицу с Томом Беттертоном, и он серьезно ответил, что это один из самых опасных моментов. Джессоп добавил, что надеется к тому времени обеспечить ей защиту, но Хилари понимала, что этой надежде не суждено было материализоваться.

Если «мисс Хезерингтон» была агентом, на которого полагался Джессоп, то ее перехитрили, вынудив признать свое поражение в Марракеше. Да и вообще, чем могла бы ей помочь мисс Хезерингтон?

Путешественники прибыли туда, откуда нет возврата. Хилари вступила в игру со смертью и проиграла. Теперь она знала, что диагноз Джессопа был верным. Ей больше не хотелось умирать. Теперь она хотела жить. Жажда жизни вернулась к ней в полной мере. Она могла думать о Найджеле и о печальном холмике, служившем могилой Бренде, с тоской и печалью, но уже без холодного безнадежного отчаяния, вынуждавшего ее искать забвения в смерти. «Теперь я снова жива, – думала Хилари, – но загнана в ловушку, как крыса. Если бы только был хоть какой-нибудь выход…»

Хилари ломала голову над этой проблемой, но была вынуждена признать, что после встречи с Беттертоном ни о каком выходе не может быть и речи.

«Но это вовсе не моя жена!» – скажет Беттертон. Все взгляды устремятся на нее, все поймут, что в их ряды проник шпион…

А если ей опередить Беттертона и первой крикнуть, изображая страх и возмущение: «Кто вы? Вы не мой муж!» Может это внушить подозрение, что под видом Беттертона сюда пробрался шпион? Конечно, тогда Беттертону придется худо. Но с другой стороны, если он предатель, торгующий секретами своей страны, то поделом ему. Как трудно решать, кто предатель, а кто нет, – да и вообще выносить суждение о людях и вещах… Мысли Хилари устало вращались. В любом случае стоит попробовать заронить сомнение…

Почувствовав головокружение, Хилари вернулась к действительности. Ее мысли метались, как мыши в мышеловке, но внешне она продолжала играть отведенную ей роль.

Маленькую группу приветствовал высокий красивый мужчина – очевидно, полиглот, так как он обратился к каждому на его собственном языке.

– Enchante de faire votre connaissance, mon cher docteur[17], – сказал он доктору Баррону и повернулся к Хилари: – Рад приветствовать вас здесь, миссис Беттертон. Боюсь, путешествие было долгим и запутанным. Ваш муж жив-здоров и, естественно, ждет вас с нетерпением. – Мужчина улыбнулся, но его светлые глаза оставались холодными. – Должно быть, – добавил он, – вам также не терпится увидеть его.