– Но вы не можете присылать клиентам ученых, как машинисток!
– Почему бы и нет?
– Потому что, как только ваш ученый снова окажется в свободном мире, он откажется работать на нового нанимателя.
– Это верно, но до определенной степени. Ведь можно принять кое-какие меры.
– Что вы имеете в виду?
– Вы слыхали о лоботомии, мадам?
Хилари нахмурилась:
– Это операция на мозге, не так ли?
– Так. Вначале ее применяли для лечения меланхолии. Постараюсь не употреблять медицинских терминов, чтобы вам было понятно. После операции пациент больше не пытается покончить с собой, избавляется от чувства вины, угрызений совести. Он становится беспечным и, как правило, послушным.
– Но ведь успех бывает далеко не стопроцентным?
– В прошлом – да. Но мы достигли здесь огромного прогресса в этой области. У меня тут три хирурга – русский, француз и австриец. Путем различных манипуляций с мозгом они уже приближаются к состоянию, когда послушание будет можно гарантировать, а волю – контролировать без всякого ущерба для умственных способностей. Полностью сохраняя интеллект, человек будет выполнять любое приказание.
– Но ведь это ужасно! – воскликнула Хилари.
– Полезно, – мягко поправил Аристидис. – Ибо пациент будет счастлив, всем доволен и не станет испытывать тревог и страхов.
– Я не верю, что это когда-нибудь случится, – с вызовом сказала Хилари.
– Простите, chere madame, но вы едва ли достаточно компетентны, чтобы рассуждать на эту тему.
– Я имею в виду, – пояснила Хилари, – что не верю, будто покорное, всем довольное животное окажется способным к творческой деятельности.
Аристидис пожал плечами:
– Возможно, вы правы. Я уже говорил, что вы умны. Время покажет. Эксперименты постоянно продолжаются.
– Эксперименты! На живых людях?
– Разумеется. Это единственный практический метод.
– Но… что это за люди?
– Неудачники, – отозвался Аристидис. – Те, которые не могут приспособиться к здешней жизни, отказываются сотрудничать. Это хороший материал для экспериментов.
Хилари вонзила пальцы в диванные подушки. Этот желтолицый улыбающийся человечек внушал ей непреодолимый ужас. Все, что он говорил, звучало разумно, логично и деловито, становясь от этого еще страшнее. Перед ней был не маньяк-убийца, а всего лишь человек, для которого его ближние были просто сырьем.
– Вы не верите в Бога? – спросила Хилари.
– Конечно, верю! – Мистер Аристидис поднял брови. Судя по тону, вопрос его шокировал. – Я уже говорил вам, что я религиозный человек. Господь благословил меня, даровав деньги и власть.
– И вы читаете Библию? – допытывалась Хилари.
– Естественно, мадам.
– Помните, что Моисей и Аарон сказали фараону? «Отпусти народ мой».
Он улыбнулся:
– Итак, я – фараон? А вы – Моисей и Аарон в одном лице? Вы это имели в виду, мадам? Позволить этим людям уйти – всем или… только одному?
– Всем, – заявила Хилари.
– Но вы отлично понимаете, chere madame, что просить об этом – пустая трата времени. Быть может, речь идет о вашем муже?
– Он бесполезен для вас – уверена, что вы это поняли.
– Возможно, мадам, вы говорите правду. Да, я сильно разочарован в Томасе Беттертоне. Я надеялся, что ваше присутствие воскресит его гений, которым он, несомненно, обладал. Его репутация в Америке не позволяет в этом сомневаться. Но ваше прибытие, кажется, не произвело никакого эффекта. Разумеется, я основываюсь не на собственных знаниях, а на докладах специалистов – его коллег-ученых, которые работают с ним. – Аристидис пожал плечами. – Он работает добросовестно, но весьма посредственно.
– Некоторые птицы не могут петь в неволе, – сказала Хилари. – Возможно, некоторые ученые в аналогичных обстоятельствах не способны творчески мыслить. Вы должны это признать.
– Я этого не отрицаю.
– Тогда зачислите Томаса Беттертона в список ваших неудач и позвольте ему вернуться назад.
– Это едва ли осуществимо, мадам. Я еще не готов поведать миру об этом месте.
– Вы можете взять с него слово хранить тайну. Он поклянется…
– Разумеется, поклянется. Но не сдержит слова.
– Сдержит! Я ручаюсь!
– Вы его жена. Поручительство жены немногого стоит. Конечно, – Аристидис откинулся на спинку дивана, соединив кончики желтых пальцев, – он может оставить вместо себя заложника, и это заставит его держать язык за зубами.
– Вы имеете в виду…
– Я имею в виду вас, мадам. Как вы смотрите на то, чтобы Томас Беттертон покинул это место, а вы остались заложницей?
Хилари смотрела мимо собеседника. Мистер Аристидис не мог знать, какие картины встают перед ее глазами. Она снова находилась в больничной палате, сидя возле умирающей женщины. Она слушала Джессопа и запоминала его инструкции. Если Томас Беттертон получит свободу, а она останется здесь, не будет ли это лучшим способом выполнить свою миссию? Мистер Аристидис не догадывался, что ей не стать заложницей в обычном смысле слова, так как она ничего не значит для Томаса Беттертона. Жена, которую он любил, уже умерла.
Хилари подняла голову и посмотрела на старика, сидящего на диване.
– Я бы согласилась, – сказала она.
– У вас есть мужество, верность и преданность, мадам. Это хорошие качества. Что до остального… – Он улыбнулся. – Мы поговорим об этом снова в другой раз.
– О нет! – Хилари закрыла лицо руками, ее плечи задрожали. – Я не могу этого вынести! Это бесчеловечно!
– Не стоит так волноваться, мадам. – Голос старика звучал мягко и успокаивающе. – Мне доставило удовольствие рассказать вам о моих целях и надеждах. Было интересно понаблюдать, какой эффект это произведет на абсолютно неподготовленный ум – здравый и уравновешенный, как у вас. Вы испытываете ужас и отвращение. Все же мне кажется разумным шокировать вас подобным образом. Сначала мои идеи вас возмутили, потом вы подумаете над ними и в конце концов сочтете их вполне естественными, как будто они существовали всегда.
– Никогда! – крикнула Хилари. – Никогда! Никогда!
– В вас говорят страсть и дух противоречия, свойственный рыжеволосым, – заметил мистер Аристидис. – У моей второй жены были рыжие волосы. Она была красивой женщиной и любила меня. Странно, не так ли? Я всегда восхищался рыжими женщинами. Ваши волосы очень красивы. Но мне в вас нравится и многое другое – смелость, мужество, решимость отстаивать собственное мнение. – Он вздохнул. – Увы! Женщины сами по себе теперь мало меня интересуют. У меня есть пара молоденьких девушек, которые иногда меня развлекают, но сейчас я предпочитаю духовное общество. Поверьте, мадам, ваше общество подействовало на меня освежающе.
– Предположим, я повторю все, что вы мне сообщили, моему мужу?
Аристидис снисходительно улыбнулся:
– Предполагать можно что угодно. Но вы в самом деле так поступите?
– Я… не знаю.
– Вы благоразумны, – заметил мистер Аристидис. – Некоторые знания женщине лучше держать при себе. Но вы устали и расстроены. Время от времени, когда я буду наносить сюда визиты, вас станут приводить ко мне, и мы обсудим много интересных вещей.
– Позвольте мне уехать отсюда! – Хилари умоляюще протянула руки. – Позвольте уехать вместе с вами! Пожалуйста!
Старик покачал головой. Выражение его лица было снисходительным, но в нем ощущался легкий оттенок презрения.
– Теперь вы говорите как ребенок, – укоризненно сказал он. – Как я могу вас отпустить? Как я могу позволить вам поведать всему миру о том, что вы здесь видели?
– И вы не поверите мне, если я поклянусь никому ничего не рассказывать?
– Нет, не поверю, – покачал головой Аристидис. – Я был бы глуп, если бы верил подобным вещам.
– Но я не хочу оставаться в этой тюрьме! Я хочу уйти отсюда!
– Ведь здесь ваш муж. Вы добровольно прибыли сюда, чтобы присоединиться к нему.
– Но я понятия не имела, что здесь происходит!
– Это верно, – кивнул Аристидис. – Однако могу вас заверить, что здесь куда лучше, чем за «железным занавесом». Тут есть все, что вам нужно! Комфорт, прекрасный климат, развлечения… – Старик поднялся и покровительственно похлопал ее по плечу. – Все утрясется, – уверенно сказал он. – Рыжеголовая птичка привыкнет к своей клетке. Через год – быть может, через два – вы будете очень счастливы. Хотя, возможно, – задумчиво добавил Аристидис, – куда менее интересны.