Дело в том, что в этой маленькой стране между океанами не было ни золотой руды, ни кладов чистого золота. Поэтому конкистадоры, пираты и корсары шли иными дорогами. Кровавая история Нового Света обошла Коста-Рику стороной.

Только спустя семьдесят лет после открытия Америки его католическое величество в старой Испании вспомнило о маленькой стране в Центральной Америке и послало туда в качестве губернатора Хуана Васкеса Коронадо, а с ним в придачу и крупицу счастья. Коронадо не мечтал ни о золоте, ни о быстром обогащении. Стремясь обосновать в этой стране на постоянное жительство безземельных с бывшей родины, он пригласил пятьдесят семей, привез для них посевной материал и саженцы необходимых в хозяйстве культур. а также несколько голов племенного скота.

В то время на территории современной Коста-Рики проживало не более двадцати пяти тысяч индейцев. Это была ничья страна. А поселенцы Коронадо не желали ничего, кроме клочка плодородной земли. Современники конкистадоров, они даже и не помышляли сделать своей собственностью землю, на которой работали. Жители каждого селения вели хозяйство сообща.

Но вскоре этот цветущий уголок стал привлекать к себе внимание испанского дворянства. Теперь здесь уже имелось то, на чем можно было разбогатеть. В управе губернатора на — смену алчным глупцам пришли авантюристы. Вслед за ними сюда гурьбой ринулись дворянские сынки, одержимые мыслью приобрести латифундии и армии рабов и, купаясь в роскоши, вести праздную жизнь, на которую их благородным отцам там, за океаном, не хватало средств.

Однако подлинные феодальные крупные поместья за все время испанского владычества в Коста-Рике так и не — возникли.

Спокойное течение жизни в костариканском уголке, защищенном от ветров истории, было нарушено лишь после 1821 года, когда без единого выстрела Коста-Рика превратилась в самостоятельную республику. После этого в здешних правящих кругах разгорелась безудержная драка за власть. А в середине века в нее вмешался как удачливый третий лишний американский авантюрист Уильям Уокер, пират и насильник, незадолго до этого уже установивший диктатуру в соседнем Никарагуа. Он намеревался завоевать Коста-Рику и все прочие страны Центральной Америки и уже видел себя хозяином, владыкой и собственником Среднеамериканской унии. Это была первая со стороны Севера попытка захватить Карибскую область. В тог раз Коста-Рика защитилась, и Соединенным Штатам пришлось возместить убытки.

После первой мировой войны великие державы снова нацелились сюда, теперь уже из более тяжелых калибров, чем те, какими располагал Уильям Уокер. В первом ряду захватчиков встала Великобритания. Еще раньше она протаранила границы Коста-Рики кредитами капиталовложений. Единственная в Коста-Рике государственная железная дорога до сих пор принадлежит англичанам. За Великобританией, отставая от нее, ковыляли Франция с Германией.

Однако в последнее время слово взяли Соединенные Штаты Америки. Они владеют внешней торговлей Коста-Рики и держат в руках главную отрасль производства — разведение кофе и бананов.

Великобритания без особой охоты протрубила сигнал к отступлению.

«Большая дубинка»

Рассекая сердце Коста-Рики, тянется, как бы подвешенная на столбах погасших и до сих пор действующих вулканов, горная цепь Среднеамериканских Кордильер. На их склонах примерно в тысяче метров над уровнем моря лежит одна из лучших областей всей республики. Тут есть все, чего только не пожелает человек: умеренный субтропический климат, достаток воды, неисчерпаемо плодородная почва… По берегам Атлантического и Тихого океанов раскинулись леса. Ими покрыто целых три четверти площади страны. Зато северо-запад Коста-Рики местами выжжен так же, как равнины эфиопского Огадена и голые пространства Трансвааля.

В Коста-Рике проживает около миллиона человек. Несмотря на огромный промежуток времени и на поразительные изменения во внутреннем устройстве страны — от колонии через либеральную, неупорядоченную, зато по-настоящему независимую республику до нынешней республики, формально самостоятельной, но экономически связанной по рукам и ногам североамериканскими займами, — несмотря на все эти перевороты, среди большинства жителей Коста-Рики остались живы на редкость демократические традиции первых испанских поселенцев. Даже в недалеком прошлом Коста-Рика относилась к числу самых передовых стран западного полушария. Достаточно взглянуть на ее государственный бюджет. Пятнадцать процентов всех средств отдано народному образованию. Армии нет. В Латинской Америке Коста-Рика слывет за государство, которое отдает предпочтение книге, а не винтовке, и в котором до ликвидации армии было больше учителей, чем солдат. Оно дало культуре Латинской Америки поэтов, писателей, историков, археологов и философов. Оно считается здесь самой грамотной страной. И можно еще добавить, что Коста-Рика была одним из первых государств, объявивших в 1941 году войну агрессивным державам оси.

К сожалению, эта врожденная склонность к истинной, неподдельной демократии стала, особенно после войны, бельмом в глазу североамериканских дипломатов. Они смотрели сквозь пальцы на то, что Коста-Рика собственными силами и мирным путем решила территориальный спор с Панамой, открыла университет, основала больницы и энергично принялась за строительство автострады в Панаму. Больше того, они мирились даже с тем, что из казарм бывшей армии Коста-Рика устроила в Сан-Хосе музей и выставочные залы, что она ввела социальное страхование для служащих и что в ней успешно проводила деятельность профсоюзная федерация. Но в конце концов Коста-Рика начала мешать ростовщической «Юнайтед фрут компани». И она была тут же потоплена в собственной крови. Свыше тысячи членов левой партии «Вангуардия популяр» были убиты, права Конфедерации трудящихся буквально за одну ночь были урезаны до предела. Пятнадцать тысяч передовых людей сочли за лучшее эмигрировать.

А когда все успокоилось, в президентском кресле сидел Отилио Улате, бывший журналист и надежный ставленник «Юнайтед фрут компани». Конечно, ничего особенного не случилось, только американский сторож замахнулся «большой дубинкой» Теодора Рузвельта, чье изложение сущности демократии и свободы ныне более действенно для Латинской Америки, чем пятьдесят лет назад:

«…а на западном полушарии, где Соединенные Штаты придерживаются доктрины Монро, они (страны Латинской Америки) выросший у нас на коленях, сходились в одном. Через десять минут после того, как мы проехали мост, перекинувшийся над глубоким ущельем реки, мы на самом деле оказались в Сан-Хосе.

В Вашингтоне еще немало тех, кто в соответствии со взглядами Теодора Рузвельта решает, что правильно или неправильно в деятельности правительств двадцати республик Латинской Америки и куда необходимо направить дипломатов, запасных диктаторов либо морскую пехоту США.

Сан-Хосе

Назвать это изящной визитной карточкой столицы было решительно нельзя. Вид, неожиданно открывшийся нам под мостом и на склоне над излучиной Рио-Торрес, напоминал временную колонию, очень похожую на ту, что мы видели месяц назад в окрестностях эквадорского Амбато после землетрясения. Лачуги, сколоченные наскоро и как попало из тех материалов, какие оказались под рукой и ничего не стоили: ломаные доски, мятая рифленая жесть, извлеченные из свалок кирпичи, листы просмоленного картона.

Мы даже растерялись, подумав, что свернули не на ту дорогу. Но как дорожная карта, так и план столицы, лежавший у нас на коленях, сходились на одном. Через десять минут после того, как мы проехали мост, перекинувшийся над глубоким ущельем реки, мы на самом деле оказались в Сан-Хосе.

Тем более поразил нас центр города. Его простор и деревенское спокойствие, очарование испанской колониальной архитектуры и современного градостроительства соединяются с необычайной чистотой. Казалось, будто улицы городского центра всегда настроены на улыбку. За небольшим исключением даже в предместьях здесь нет обычных для других городов скопищ господских особняков. И та безотрадная картина, которую мы увидели перед столицей, была применительно к условиям Латинской Америки весьма небольшой заплаткой нищеты на всем Сан-Хосе.