Над Гатунским озером поднялся сильный ветер. Он взъерошил водную гладь, взбил на пей волны, срывает с них шапки пены и швыряет ее на палубы. Вот уже на горизонте показалась северная оконечность озера, сильно напоминающая берега озера Виктория южнее Джпиджп. Для полного сходства туг не хватает лишь декоративных пальм борассус.

По трем ступенькам Гатунских шлюзов «Марко Поло» снова спускается вниз, на уровень океана. Атлантика бьет ему в глаза огнем перевалившего через зенит солнца. Спустя ровно семь часов с того момента, как перед нашим плавучим домом открылись ворота первой камеры Мирафлорес, за ним закрываются ворота Гатунской системы шлюзов.

И не успело солнце впиться в воды Атлантики, как «Марко Поло» встал у причальной стенки Кристобаля — последней американской остановки на пути к берегам Европы. И конечной станции нашего плавания из Эквадора.

Кое в чем Панама похожа на Египет, хотя она и не славится пирамидами, Карнаком и Луксором.

Это не только пальмы на набережной Колона и имя Фердинанда Лессепса, связанное с возникновением Суэцкого и Панамского каналов, что уже с первых часов пребывания в этой стране напоминает Египет. Если же говорить о сообщении с миром, то оба государства почти не уступают друг другу. Сухопутные границы Египта, проходящие по Нубийской и Ливийской пустыням, так крепко держат на замке юг и запад страны, что Египту, пожалуй, не приходится и желать лучшего. Девяносто девять процентов гостей попадают в страну пирамид со сходней Александрии и Порт-Саида пли с бетонных полей аэродромов.

У Панамы нет пустынь. Зато есть океан и… американская охрана.

В Панаму гости попадают тоже лишь через ворота портов либо через таможенный барьер трансконтинентального аэродрома в Бальбоа. Целых четыре пятых панамских границ образуют морские берега, на которых прежние небольшие порты захирели в тени Панамского канала. Ну хорошо, а что же представляет из себя остающаяся одна пятая, сухопутная граница с Колумбией и Коста-Рикой?

Там Панама заперта еще крепче, нежели океаном без портов.

Если повнимательнее посмотреть на карту Панамы, то увидишь, что червячки железных дорог не слишком густо заселили ее. Одна линия соединяет Тихий океан с Атлантическим, проходя вдоль канала, другая устремляется к самому западному уголку Панамы, к порту Пуэрто-Армуэльес, куда свозятся бананы. Больше железных дорог в этой стране нет.

С автодорожным сообщением дело обстоит еще хуже. На запад или восток, в сторону Колумбии или Коста-Рики — куда ни поверни, Панама по шею завязла в первобытном веке эпохи моторизма. Ни один автомобиль еще не добрался сюда своим ходом. Ни в каком другом месте между Аляской и Огненной Землей панамериканская автострада не представляется таким пустым звуком, как тут. Соединяющая все три Америки Panamerican Highway изрезана рядом серьезных трещин в Эквадоре, Колумбии, Коста-Рике и Гватемале. Но ни одна из них не глубока так, как здесь, в Панаме.

На карте путей сообщения, изданной в 1950 году компанией «Esso Standard Oil», шоссе, идущее на восток от столицы, кончается через пятьдесят четыре километра в деревне Чепо. А оттуда на целые сотни километров дальше тянется лишь пунктирная линия с пометкой: «Propuesta localizacion aproximada» — «Примерный набросок трассы». Она пробивается сквозь девственные леса под южными склонами гор Сан-Блас, затем следует по правому берегу реки Чукунаке и на колумбийской стороне теряется в путанице озер, лагун и обширных болот.

— Дороги там не будет и через пятьдесят лет, — заверил нас позднее в панамском Эль Валье старый Джимми Прайс, проживший в этих пограничных джунглях много лет и пешком исходивший их вдоль и поперек. — Это означало бы построить сотни длинных мостов и забить в болота бетонные сваи, чтобы шоссе не затонуло.

На западе Панаму точно так же запирают горы. Вместе с непроходимыми первобытными лесами они поглощают автостраду в каких-то пятидесяти километрах от границы, ставя перед автомобилистом ясный выбор: вернись, откуда приехал, или же иди дальше пешком!

Еще на рубеже нашего века карты не знали Республики Панамы. Ну и что из того? В нынешних атласах достаточно государств, родившихся гораздо позже. Но вряд ли какое-либо из них возникло при столь удивительных обстоятельствах.

Панама появилась на карте мира только для того, чтобы позволить своим американским крестным быстро и дешево разрезать себя в самом сердце на две совершенно отдельные части. Полоса площадью в 1 432 квадратных километра, окаймляющая оба берега канала, вклинилась между восточной и западной частями республики. Житель одной половины государства может перебраться в другую по суше только с разрешения и по территории Соединенных Штатов Америки. Если бы он не получил такого разрешения, ему пришлось бы обходить американскую Зону канала по морю.

Американские власти, таким образом, держат в руках не только пассажиров, пересекающих Зону канала, но и всех приезжающих в Панаму.

Именно так сложилось дело и в тот момент, когда мы готовились выгрузить свою «татру» с багажом в Кристобале. Несмотря на то, что у нас были действительные официальные панамские визы, американские власти запретили нам въезд в Панаму. Правда, против того, чтобы впустить нас в канал, те же самые власти не имели возражений; они даже взяли наши паспорта, как и документы остальных пассажиров, и передали их иммиграционном службе в Панаме.

Что делать? Ответ американских чиновников в Кристобале был таким безапелляционно простодушным, каким он может быть только у них: «Снова сесть на «Марко Поло» и продолжать путь в Европу!» Без паспортов? Без цели? Вопреки собственной воле?

— Это не наше дело, джентльмены…

— У нас же есть визиты и билеты в Панаму!

— Покажите их!

Нужно обладать поразительным хладнокровием, когда вам предлагает показать паспорта представитель того же ведомства. которое несколько часов назад отобрало их у вас.

Мы ходили от чиновника к чиновнику, пока не очутились у начальника порта. Здесь и закончилась игра в прятки.

— Вы же прекрасно знаете, что наши паспорта с утра лежат в Панаме. Ваши служащие взяли их у нас на другом конце канала.

— А как вы докажете, что паспорта там?

Лишь теперь мы поняли, почему офицер-паспортист на пароходе с такой неохотой выдавал нам подтверждение. Сейчас оно было единственным нашим оружием. Начальнику не осталось ничего другого, как отступить.

— Это, разумеется, исключительный случай. И я делаю это и а свою ответственность, понимаете, на свой страх и риск…

Мы, конечно, понимаем.

Но в порту Кристобаль были и другие американцы.

Неравный бои с иерархией американских чиновников длился дольше рабочего дня таможенников. Когда, наконец, разрешение было у нас в руках, на всех складах уже висели замки. Следующие два дня были праздничные, и никто не работал. Мы беспомощно бродили по пристани, как вдруг к нам подошел пожилой, несколько смущенный американец в роговых очках.

— Постоите! Ведь вы те два чехословака? Я Эриксон.

— Very pleased to meet you, — нехотя выдавливаем из себя обычную при знакомстве фразу. Разве не достаточно произнесли мы их за сегодняшний день?

— Мне очень жаль, вас задержали, а теперь на складе уже нет ни души. Все заперто. Но вы зайдите утром, я буду ждать и открою вам третий номер. Там ваша машина и вещи.

— Благодарим. А как же быт;, с таможенным досмотром?

— Об этом не беспокойтесь! Я шеф таможни. Должен же я пойти навстречу землякам…

Между прочим, мы не из Северной Европы.

— Вас ввело в заблуждение мое имя. Правда, по отцу я Эриксон, но моя мать родилась и Праге. Видите, наполовину швед, наполовину чех, родственники у меня в Прагу, а вот по-чешски я умею только есть. Итак, завтра в восемь! So long, bos!

Таможенный досмотр он провернул в две минуты и, несмотря на все наши протесты, велел наполнить в порту бак «татры» казенным бензином.