В Гватемале шагнули дальше: центр города разделили соответственно странам света; коммуникации, ведущие с запада на восток, наименовали калье (улицы), с севера на юг — авениды, и затем перенумеровали их. Осями города стали Восьмая улица и Шестая авенида, на пересечении которых стоит правительственный дворец — «Casa de gobierno».
Немногие из городов Нового Света имеют столь живописное обрамление, как столица Гватемалы. Она особенно очаровывает, если приближаться к ней с юга, по дороге, ведущей из Куилапы. Хотя мы страстно мечтали поскорей оказаться на месте, но не удержались, заглушили мотор и быстро вынули фотоаппараты. Окруженный венцом поросших лесом синих гор, город лежал на дне глубокой долины, неравномерно покрытой густо-зелеными пятнами полей, которые вдали, у самого горизонта, приобретали серебристый оттенок инея, словно в некоем гигантском альпинарии.
Столь же приятное впечатление оставлял город и после того, как мы соскользнули в его улицы сверху. Здесь нет ощущения той потрясающей разницы между кварталами бедноты и торговым центром города, которое охватывает вас в столицах почти всех остальных стран Латинской Америки. Люди здесь одеты несравнимо лучше, чисто, по-городскому или же в национальные индейские одежды, красочные и необыкновенно яркие. На главной авениде бросается в глаза ряд книжных магазинов — явление не слишком распространенное у южных соседей.
Напрасно искать здесь гордо возвышающиеся многоэтажные здания. Дома, преимущественно одноэтажные, самое большее двухэтажные, несмело, по-провинциальному жмутся к земле в страхе перед землетрясением. Архитектурных памятников эпохи древнеиспанского колониализма осталось немного, их можно по пальцам перечесть. Причины этого становятся понятными после того, как перелистаешь страницы волнующей истории города.
Неоднократно разрушенный землетрясениями, он несколько раз подряд пытался поднять голову к солнцу и, наконец, оставил на произвол судьбы место своего первоначального основания и переселился в другое. Но и это не спасло его от последующих катастроф.
В то время как на фронтах первой мировой войны города Европы разрушались под сосредоточенным огнем дальнобойных орудий, столица Гватемалы была превращена в руины, хотя по ней не выпустили ни одного вражеского снаряда. В течение нескольких недель в декабре 1917 и январе 1918 годов в городе хозяйничало землетрясение, не оставившее после себя камня на камне. Все дома вокруг, что мы видим сегодня, буквально построены из бывших обломков.
Прошлое города осталось примерно в сорока километрах западнее не только в камне пышных дворцов, храмов, домов знати и монастырей, но и в вечном молчании. Оно называется «Guatemala Antigua», в сознании же людей и на картах от этого названия сохранилась лишь вторая часть: древняя.
Исследовать происхождение и значение романтично звучащего названия «Гватемала» дело не простое. По мнению одних, первоначально оно звучало Quauhtmatlau, что означало город или край деревянных жилищ; по мнению других, это искаженное ацтекское слово Cuautemallan— связанный орел. Французские путешественники А. Д’Орбиньи и Ж. В. Эйре в своей книге «De viaje pmtoresco a las dos Americas, Asia у Africa», изданной в 1842 году с Барселоне, утверждают, что название это производное от слова «Guan-htemali», что означает «старое раздвоенное дерево». Альварадо, первый белый, вступивший на землю ацтеков, встретился якобы с вождем индейцев-какчикелей там, где стояло гигантское дерево, разъеденное временем и позже расщепленное молнией надвое.
Так или иначе, основателей города это название не удовлетворило, и потому они в 1566 году благодарно приветствовали королевский декрет, которым городу присваивалось название «La Muy Noble у Muy Leal Ciudad de Santiago de los Caballeros de Goathemala», «благороднейший и верноподданнейший город Сантьяго из рыцарей Гватемальских». Таким образом родился он с серебряной ложкой во рту и за короткое время достиг величия, богатства и значения невиданного. Наряду с Мехико и Лимой он вошел в созвездие трех самых прекрасных городов Нового Света. Его строили «со щедрой роскошью и вкусом, украшая золотом, серебром и другими драгоценными металлами со вновь открытых рудников, мексиканской бирюзой, колумбийскими изумрудами, тихоокеанскими кораллами и жемчугом». Руки рабов-индейцев и фантазия испанских архитекторов воздвигли роскошные дворцы знати и десятки храмов.
Однако не долго радовался он своей славе и богатству. Четырежды на протяжении двух веков его постигло наводнение, четырежды близлежащий вулкан Фуэго — Огонь — изливал на него реки раскаленной лавы, четырежды выкашивала город чума, а однажды беспрерывные засухи привели город на грань голодной смерти. И словно этих стихийных бедствий городу было недостаточно, его потрясали неустанные распри между духовной и светской властями, восстания индейцев, нападения пиратов, привлеченных его богатством. В нем процветали порок, убийства, грабежи.
А затем наступило 29 июля 1773 года, день святой Марты, когда двухминутное беснование подземной стихии разбило гордый город вдребезги. Оно поставило на колени всех, кто, пережив опустошение, счел его за конец света; люди взаимно отпускали друг другу грехи, грабители возвращали награбленное своим жертвам, кающиеся стояли в очередях к священникам, чтобы исповедаться, спесивые испанцы превратились в кротких овечек, они обнимали ноги индейцев, которых многие годы порабощали, и молили отпустить им их грехи, тюремщики разбивали цепи, которыми сами приковывали узников в подземных казематах. Вслед за землетрясением на истерзанный город обрушился многодневный дождь, уничтоживший ценные архивы и библиотеки; эпидемия тифа и несколько менее сильных землетрясений довершили дело уничтожения. После долгих споров между церковью и испанским вице-королем о том, нужно ли Гватемалу восстанавливать, Карлос III вынудил все же в 1780 году папу подписать буллу и заставить своего твердолобого архиепископа перенести город на другое место.
Так исчез с лица земли в то время третий по величине город западного полушария, в котором уцелела лишь горстка тех, кто не захотел расстаться с его великолепными окрестностями.
Если, не зная этой истории, войти на обширную территорию бывшего города через его заднюю калитку — через банановые рощи и кофейные плантации, в голову никогда не придет искать под буйно разросшейся зеленью развалины некогда знаменитой столицы. Зелень господствует по всей окрестности, покрывает бесчисленные пригорки и переходит в густую голубизну неба с отпечатавшимися на ней силуэтами трех гордых вулканов — Агуа, Дкатенанго и Фуэго, того самого Огня, который уготовал городу столь печальную судьбу. Только теперь замечаешь, что зелень эта служит милосердным пластырем на изувеченных культяпках, покрывалом, бережно накрывшим лицо усопшего. Над этим покрывалом поднимаются изрезанные трещинами стены каменных храмов, сквозь которые вековой эриодендрон просунул свои узловатые корни. Безуспешно противятся ему просторные патио дворцов, где некогда бурлила жизнь. Перед глазами наглядное воплощение — гигантские силы стихии. Не дыша взираешь на своды, упавшие друг на друга, и глазам представляется, как некий силач одним рывком подкосил все несущие столбы монастырской галереи, а другим сдвинул их основания в один ряд с замыкавшими своды камнями.
То там, то здесь наталкиваешься на следы жизни. В каменном водоеме моет свои коричневые, как корица, крылышки пара коноплянок; одинокий турист расставил ноги и запрокинул голову, чтобы сфотографировать расколовшийся свод; в ризнице храма безмятежно пасутся коровы. Перед порталом одного из немногих восстановленных дворцов, De los Capitanes Generates, как раз в тех местах, где несколько веков назад разыгрывались бои быков и казнили осужденных, спят за баранками шоферы красных, зеленых и синих автобусов, ожидающих, когда туристы вернутся с осмотра развалин. И с яркого индейского базара, который вселился в развалины иезуитского храма.
